Сага о дрейфующем солнце. Песнь первая. Ворон

На следующий день, после осмотра, профессор Снейп констатировал частичное выздоровление леди Милори, очень туманно обмолвившись про события прошедшей ночи. У нее еще оставался кашель и воспаленное горло. Принцесса рассказала ему, что грипп у эльфов всегда проходит по такой схеме и не стоило переживать. Поправлялась она быстро. За обедом зельевар отметил для себя, что леди выглядит уже бодрее. Наклонившись к ней, маг вдумчиво обсуждал с ней ту самую книгу. — Мне кажется, что этот Ломброзо был очень предвзят в своих исследованиях. — Что Вы имеете ввиду? —  не торопливо принцесса резала кусок мяса в своей тарелке. — Я считаю, что он подогнал результаты. — Вы считаете, что нет связи между помешательством и гениальностью? — Я считаю, что в этом мире полно сумасшедших не являющихся гениальными, и не столь много гениев, как хотелось бы, — ухмыльнувшись своей удачной формулировке он наполнил ее стакан апельсиновым соком. Вообще, обсуждение прочитанного было частой темой их разговоров. А поскольку в основном профессора интересовала научная литература, то и дискуссии велись в этом направлении. Порой Лейла подробно бросалась в описание каких-то отдельных случаев своей медицинской практики. В эти моменты Северус не упускал возможности предположить альтернативное магическое лечение, включая отравление пациента ядом, чем неизменно вызывал у принцессы улыбку. Иногда они играли в шахматы, которые переместились в кабинет профессора. Пару раз леди Милори даже удалось взять реванш. Профессор Снейп всегда очень тяжело проигрывал. Его черные брови сурово сдвигались и он несколько раз оценивал положение на доске. Быстро искал свою ошибку и всегда после этого тяжко вздохнув, бросал фразу: — Ну, хорошо, допустим, — откидывался на спинку кресла, скрещивал руки на груди и недовольно поджимал губы. В тот солнечный день, во второй половине дня, они шли по осеннему лесу. Занятий со студентами у профессора не было, и погода была по его словам — чудесная. Под ногами шуршала пестрая осенняя листва. Шли медленно рядом. Путь их лежал на болота для сбора аира. В зельеварении использовались все части растения, помимо лирного корня, поэтому сбор предстоял несложный. Вообще девушке начинало казаться, что повод для совместных прогулок профессор уже выдумывает на ходу. Аир всегда можно было просто заказать в достаточном количестве по почте. Интересно, что предстоит собирать зимой? — Я заметил Вы не очень-то жалуете Аластора Грюма? —  Северус это спросил так, между прочим, отшвыривая носком черного ботинка очередную кучку листьев с дороги. Лейла немного насторожилась. Она уже знала, что у зельевара не бывает вопросов «между прочим», если они не касаются медицины, книг или зелий. — С чего Вы так решили? — Вы с ним не общаетесь и держитесь на расстоянии. Он единственный преподаватель Хогвартса, с которым вы столь холодны, — маг продолжал, осторожно вышагивая, выпинывать листья, — Даже с Филчем Вы более дружелюбны. — Ну давайте откровенно, — она забежала чуть вперед и пошла медленно задом так, чтобы видеть его лицо. Откровенность это всегда сложно. Задумчивый Северус остановился. Принцесса тоже остановилась и продолжила: — Вот помните наш разговор про ведьмаков? Он немного повел глазами, вспоминая: — И? — Вы не любите ведьмаков за то, что они «продажные убийцы», — она передразнила его и пошла дальше, — Однако, у ведьмаков есть свой кодекс чести. Снейп громко хмыкнул и пошел за ней. Она не обращала уже внимания на такого рода проявления его мнения. — Да-да есть кодекс чести. Я понимаю, Вам сложно в это поверить. Они никогда не будут убивать просто так, по собственному желанию или даже личным идеям, особенно редких и разумных существ. Ведьмаки — санитары мира, если хотите, а не убийцы. В то время, как профессор Грюм, насколько я знаю, потомственный мракоборец. А мраком можно обозвать все что угодно, на свое усмотрение, — ее голос дрогнул, а лицо выражало озабоченность, — Когда агрессивные проявления вашего друга относятся только к вам, к людям, моя душа спокойна. Но иногда его заносит на магических существ. Кто знает, что в голове у этого шотландского выпивохи? Мне он не нравится. Я не могу это объяснить вам рационально. Просто так чувствую. — Мой «друг», — язвительно передразнил ее Снейп, — меня так же не жалует. У нас с ним не самые приятные отношения. — А какие у вас с ним отношения? — она давно хотела узнать почему профессор, находясь в коллективе, умудряется быть таким нелюдимым. «Стоит ли рассказывать ей такое?» — мысленно взвешивал решение маг. Он решил начать издалека: — Много ли Вы знаете о происходящем в людском мире магии? — Я, конечно, находясь здесь читаю газеты, — она немного смутилась, —… наша политика держатся в стороне, понимаете? Нейтралитет. Но это не значит, что эльфы, совсем слепы, глухи и немы. Если Вы о том, кого-нельзя-называть, то да, мы в курсе. Но не сильно озабочены. — Это странно. Темный лорд был очень сильным и опасным волшебником. Первая магическая война унесла много жизней… — Боюсь Вас разочарую, — она перебила его, — но события вашего мира достаточно малы, по сравнению с тем, что вообще происходит на планете. Ее лицо выражало саму серьезность. — Мы живем по тысяче лет, и в наших жизнях, если они проходят вдали от клана, очень много разных ваших человеческих войн. Как выразился один из моих братьев, Лисимах: «Должны ли мы препятствовать тому, как грызутся между собой блохи за собаку? Не лучше ли позаботиться о самой собаке». Эльфы никогда не помогали вам в магических или обычных войнах, если на то не было личных причин у отдельных представителей. Мы в свое время совершили глобальные ошибки и дорого за них поплатились... И до сих пор расплачиваемся, — она очень эмоционально отнеслась к теме, — С Альбусом у нас был подобный разговор, как раз перед этой вашей войной. Тогда я отсюда просто уехала. Ну, как он сейчас говорит: сбежала... До сих пор обижается на меня за это. Взяв себя в руки и совладав с эмоциями, она посмотрела в его внимательные черные глаза: — Но Вас ведь беспокоит не мое отношение к историческим делам минувшего? Теперь ему нужно было принять окончательное решение: скрыть информацию или открыться? Промолчать или ответить? Маг остановился, накинул еще один оборот длинного черного шарфа на шею и плотнее запахнул пальто, скрестив и спрятав руки подмышки. Он почему-то ей доверял и в этом не было логики. Молчал. Думал. Решился. — Вы знаете что такое черная метка? — спросил он, аккуратно оглядевшись по сторонам. — Ну так… в общих чертах. Какой-то знак вашего местного ку-клукс-клана. Встав перед ней Северус осторожно показал ей левое предплечье. Там едва была заметна татуировка в виде змеи, выползающей из черепа. Леди Милори медленно дотронулась холодными кончиками пальцев и едва провела по линиям. Татуировка была бледно-серого цвета. — Не замечала ее. Хотя с вашим облачением таких шансов предоставлялась, прямо скажем, немного. Он резко сдернул рукав обратно. — Год назад ее было совсем не видно, — Северус говорил тихо, но очень внятно, глядя ей в глаза, наблюдая за реакцией. Лейла стояла перед ним. Слегка удивленная, в осенней шерстяной куртке с черной опушкой, с распущенными по плечам темно-медными волосами. Хлопала ресницами, обдумывая услышанное и собственные ощущения, от восприятия метки. Ее розовые пальцы переминались ею друг в друге: то ли в попытке согреться, то ли в смятении. — На ней есть информация, — наконец сказала она, очухавшись, — и мне эта информация не нравится. Она негативная. Что она значит? Зельевару захотелось взять эти тонкие женские пальцы и отогреть, лишь бы они перестали вот так щелкая, заламываться. Северус посмотрел серьезно ей в лицо, не желая пропустить хоть одну реакцию в ее мимике. —Я был Пожирателем смерти. Я служил Темному лорду. И эта метка…— он заговорил еще глуше, — значит, что он возвращается. — Какая живучая тварь, однако, — леди Милори задумчиво убрала руки в карманы куртки. Это было совсем не то, что Снейп хотел от нее услышать. — Вас не беспокоит кем я был? — он все-таки решил дожать вопрос. — А должно? — она пошла дальше. Он озадаченно молчал. Девушка поднявшись на пенек, посмотрела на него сверху-вниз, но затем спустившись к нему обратно, едва ухмыльнулась своим мыслям. — Я выросла среди расистов и националистов, — словно извиняясь выдохнула она слова, подыскивая правильные, — Эльфы…это сосредоточение пассивной злобы. Концентрация злобы и обиды на окружающий мир. Наша раса ненавидит людей. Высокородные не любят долинных эльфов, долинные эльфы — высокородных. Да, у нас не было войн за восемь тысяч лет существования здесь, но эта взаимная неприязнь, рано или поздно, выльется в конфликт. Да, молодые поколения чаще уходят к людям и проникаются идеями гуманизма. Да, на многие вещи, многие из нас смотрят уже иначе. Но глобально…это неприязнь будет всегда. Потому что это пока еще молчаливая, но это борьба за место под солнцем. — Я некоторое время был не на той стороне, понимаете? — решил он все же конкретизировать свой вопрос. — А Вы считаете, что есть верная сторона? — тут она уже поняла, что именно его тревожит, — Думаете мир вот так просто делится на белое и черное? — Нет, конечно. Но все-таки силы добра, правда, справедливость…— он говорил, глядя ей в глаза, и не находил в них понимания. На самом деле, он все это и в своем сердце не находил. В глубине души, он знал те мотивы, которые спровоцировали его переход на сторону Дамблдора. И поисков добра и правды среди них не было. — Северус, — Лейла впервые обратилась к нему по имени, вот так просто без формальностей, — На самом деле, я за все время нахождения в Хогвартсе неоднократно разговаривала с Альбусом. Он кое-что рассказал мне о Вашем прошлом. Разговор пошел не по плану. Снейп закусил обиду на Дамблдора за такое предательство и неприемлемое сплетничество. Он хотел было задать уточняющий вопрос, но она не дала ему. — Вы выбрали сторону Дамблдора из мести. Вот что я думаю. Не самый чистый и светлый мотив, — она вроде, как упрекнула его, но увидев его огорчение, тем что попала в точку, посчитала должным добавить, — Месть для торжества справедливости, если так Вам будет легче воспринимать этот факт. Месть ради любви, если этот факт будет греть Вам душу. Дань чувству вины. Его глаза немного расширились. Он сердито задышал. Душу царапнуло. От того, что она знала эти мотивы и озвучила их вслух. Из ее уст это звучало не так красиво, как казалось ему самому. Он почувствовал себя проигравшим. Мелким и приземленным. Лейла подошла и поправив ему сползающий за плечо шарф, нежным голосом добавила: — Месть ради любви. Но все-таки месть, — она выразительно вскинула аккуратные каштановые брови и положила ладонь ему на грудь в область сердца, — Это не значит, что я считаю будто у вас нет других, более светлых мотивов помогать Альбусу. Просто чувство мести и чувство вины, на мой взгляд, являются движущей Вашей силой, перекрывающей ту любовь, ради которой эта месть, якобы совершается. Она немного постучала по его груди ладонью. — У Вас благородное сердце, но оно спрятано так глубоко, что Вы сами о нём ничего не знаете. Леди Милори отошла и подождав ответа, которого не последовало, пошла дальше по тропинке. Девушка ему явно симпатизировала и его это настораживало. Профессор Северус Снейп пошел за ней крайне угнетенным, задумчивым, и даже униженным. На сердце была тяжесть. Душа была взрыта всего несколькими фразами. Дамблдор не мог и не должен был раскрыть его перед ней так подробно. Внезапная догадка осенила его: — Вы читаете мои мысли? Она усмехнулась. — Нет, что Вы, у вас очень хорошая защита, — девушка на секунду обернувшись к нему ни на йоту не соврала. — Да, я могла бы считывать образы Ваших мыслей, если бы не ваша защита, но знаете в этом нет особой необходимости. Немного эмпатии и некоторый опыт за плечами. Зельевар смотрел на ее идущую впереди спину. Дриада оказалась не так уж глупа и наивна. Вся эта напускная живость, ребячество и поверхностность лишь прикрытие. Он недооценил ее. Досадная ошибка. Однако, что это ему дает? Ей известно многое и ей известны его слабые места. Но как? Одной эмпатии мало. Если предположить, что она обошла его защиту и каким-то неведомым ему образом его все-таки читает, то как от нее защищаться? — Ну хорошо, допустим, — подытожил он холодно и недовольно, — я здесь из чувства вины и мести. Ну, а Вы? Вы зачем здесь, на самом деле? — Инстинкт самосохранения, — сбавив ход и поравнявшись с ним на тропинке она, словно удивилась очевидному, — Позвольте дать вам совет, превентивно: не надо искать в делах эльфов какие-либо другие мотивы, кроме личных. На великие дела мы способны только ради себя и покрытия своего имени славой. И то, не всегда. Я, как видите, здесь. Вместо того, чтобы стать ключевой фигурой объединения народов своей расы. Могла бы быть в любом другом месте. Просто так сложились обстоятельства. Мы не трусливы, но и просто так грудью на амбразуру не полезем. — Даже ради любви? — ему хотелось прощупать эту тему, как свою самую больную. Она вдруг зло рассмеялась. — Ради любви?! Профессор, Вы все-таки романтик! — но увидев его серьезное лицо перестала смеяться, — Все самые главные глупости на этой планете были совершены благодаря этому иррациональному чувству. Когда матери и отцы жертвуют собой ради детей это еще можно понять. Это забота о потомстве, о продолжении рода. Это природные инстинкты. Спасение своей половинки имеет значение с той же позиции. Но как быть с любовью к ближним, не имеющим глобального и реального значения для твоей сегодняшней жизни? Это иррационально, они ведь все твои конкуренты. А мы стараемся быть быстрее, выше, сильнее других. Под солнцем мало места. Как быть с безответной любовью, с любовью к друзьям, с любовью к родителям? Ради какой именно любви стоит пожертвовать целой жизнью? Мысли и чувства метались на его лице. Маг впервые нащупывал языком ответ, но не хотел его озвучивать. — Я не знаю. Она грустно посмотрела в серое октябрьское небо и заключила: — Я тоже не знаю. Я думаю это вечные философские вопросы, не имеющие однозначного ответа. Вечером ожидали прибытие гостей. В коридоре Хогвартса, Северус поймал Альбуса Дамблдора, отправляющегося к парадному выходу замка. — Зачем? — зло прошипев спросил он, прихватив Дамблдора за локоть, а затем повторил чуть тише, глядя ему в глаза, — Зачем Вы все рассказали леди Милори обо мне? — Я ничего не рассказывал, — старик был в искреннем замешательстве. — Откуда она знает про Лили Поттер? — Я помню Вашу просьбу и Вашу тайну, Северус, я ее не оглашал, — Дамблдор поспешил успокоить Снейпа, — Лейла спрашивала меня несколько раз про Гарри, и про то почему Вы следите за ним. И почему Вы к нему так придирчиво относитесь. Может быть я случайно рассказал что-то, из чего она сделала какие-то выводы. Но я не сдавал тебя. Северус ему поверил. Дамблдору вообще было сложно не поверить — таким внушающим и доброжелательным тоном он обладал. А немного уже узнав леди Милори, зельевар допустил, что девушка выудила и собрала крупицы информации, потом сложив их воедино. Дамблдор дружески похлопал его по плечу. — Северус, даже если она что-то знает, она всегда будет сохранять нейтралитет и ни во что не влезет, — директор пошел дальше, оставив Снейпа озадаченным. Карета из Шармбатона прилетела запряженная дюжиной пегасов. Сделав круг на посадку карета приземлилась перед входом в замок и из нее появились ученицы и директор школы Олимпия Максим. Директор была роскошной женщиной с большими формами. Альбус Дамблдор горячо поприветствовал их и пригласил в замок, взяв роскошную великаншу под руку. Все прошли в большой зал и расположились за столами. Ученицы Шармбатона заняли место за столами Когтеврана. Лейла отметила для себя наличие среди них родной крови. Полукровки. Даже не полукровки, а так отдаленное эхо предков. Но вполне ощутимое, чтобы почувствовать при визуальном знакомстве эту кровь. Профессор Снейп был еще удручен разговором, но окружающие события требовали от него внимания. Он стоял в полукруге встречающих, чуть вдали от директорской кафедры. Лейла в платье цвета бордо стояла от него на другой стороне. Она вообще, всегда очень хаотично занимала место где-либо, и чаще всего, это было рядом с тем, с кем она болтала до этого. Сейчас это была Минерва МакГонагалл. Но за столом, как это пошло с первого дня, профессор Северус Снейп и леди Лейла Милори неизменно сидели рядом. Как-то раз профессор Вектор, случайно, влезла между ними, но вынуждена была пересесть под тяжелым взглядом и замечанием профессора Снейпа о том, что дамам следует сидеть за столом между мужчинами. С тех пор никто не зарился на это место. Через какое-то время появились дурмстрангцы и их директор Игорь Каркаров. Они приплыли на огромном корабле через воды Черного озера, а сейчас шли по залу гордым строем. Статные, подтянутые они прошли через зал и сели за столами Слизерина. Среди делегации болгар Снейпу бросился в глаза шатен. Невысокий красавец был хоть и не так мощен, как Виктор Крам, вызвавший девичьи вздохи, и даже несколько постарше, но в отличие от всех остальных улыбался и ловил на себе взгляды с нескрываемым удовольствием. Был он одет не в простую форму ученика, а скорее в преподавательский темно-синий китель. Когда парень почти подошел к столам Слизерина, глядя четко на леди Милори послал воздушный поцелуй. Абсолютно уверенный в этом Снейп, удивленно пронаблюдал, как Лейла улыбнулась, едва кивнув болгарину. Зельевар понял, что она его знает. Болгарин сел с учениками. Дамблдор сказал торжественную речь и открыл банкет. Преподавателей пригласили за столы. Северус, кидая недовольные взгляды на болгарина прошел к столу и отодвинул для Лейлы стул. Она благодарно посмотрев на мужчину, села и он его задвинул. Вообще-то, он так не делал до этого ни разу. Видимо, торжественность обстановки способствовала некоторым изменениям. Пытаясь занять леди Милори разговором, профессор все же отметил, как эти двое перемигиваются и улыбаются друг другу. Парень казался очень веселым. Много шутил за столом, чем вызывал смех даже у слизеринцев, которых видел впервые. Профессор Снейп не смог сдержаться и спросил: — Вы знаете этого шумного болгарина? — Да, это старый знакомый, — она вдруг сообразила что-то и больше на болгарина внимания не обращала. Снейп остался недоволен ответом, но и расспрашивать больше не стал. Чуть позже, после банкета, он видел леди Милори и странного болгарина, прогуливающимися под руку по внутренним галереям замка.