Сага о дрейфующем солнце. Песнь первая. Ворон

Мелькая голубыми переливами на крыльях, синяя птица летела над изумрудными верхушками столетних елей, стоящих по берегу извивающейся змеей темной глубокой реки. Скорость полета пташки вряд ли смогла бы сравнятся с крупной особью и ее периодически сносило от курса ветром. Подобные мелкие птички плохо приспособлены к дальним открытым перелетам. Спустя некоторое время ее синие крылья уже парили над небольшой полузаброшенной деревушкой, и туда, чуть дальше за ней, шустро приближаясь к явно заброшенному дому, стоящему на холме. Синее тельце приземлилось сначала на старые провисшие скрипучие ворота, поросшие плющом. Немного покачавшись на них и повертев юркой головкой, цокая клювом, птичка вспорхнула к старому особняку с заколоченными окнами. Шустро пропрыгав по черепице, она легко нашла щель в стекле окна второго этажа и проникла в дом, явно делая это не в первый раз. В комнате было сыро и серо, всюду лежали вещи вековой давности. Старая мебель была покрыта многолетним слоем пыли. Легко перескакивая с комода на перила лестницы, единственное яркое живое пятнышко прислушивалось к голосам на первом этаже. — Мой Лорд, вам нельзя оставаться здесь, — слышался пресмыкающийся бодрый мужской голос. — Да, Люциус, ты прав. Здесь нельзя оставаться, — ответило ему сдавленное шипение, — нужно подыскать другое место для штаба. Птичка скакала с перил на ступеньки: все ниже и ниже, тихонько спускаясь к группе людей. — А пока, — продолжил сдавленный шершавый голос, — я хочу, чтобы вы подумали, как освободить наших братьев и сестер из Азкабана. На первом этаже дома, в кресле перед полуразрушенным старинным камином сидело человекоподобное существо с змеиным лицом. В его ногах клубком лежала огромная зеленовато-коричневая змея, чешуя которой радужно переливалась в свете горящих ламп. Вокруг кресла стояли люди: мужчины и женщины, старики и подростки. Головы многих были почтенно склонены. Вся картина говорила о том, что человек в кресле был очень важной персоной, несмотря на разрушенную обстановку вокруг. В этот момент входная дверь открылась и в дом вошел Северус Снейп. Он прошел твердым уверенным шагом в гостиную, не озираясь на стоящих, сделал небольшой наклон головы в сторону человекоподобного существа и гордо присоединился к стоящему общему собранию. Птица тихонько взлетела на находящийся в комнате буфет и замерла. Но было поздно — глаза человекоподобного существа заметили ее. — У нас гости? — спокойно прошипел он, удивленно глядя на скачущее голубое тельце. Змея в ногах начала перебирать кольцами, — Тише, Нагайна, надо быть гостеприимнее. Все присутствующие посмотрели сначала на Северуса, а потом проследили за взглядом своего господина к птице. Змееподобное существо протянуло руку в сторону шкафа и на распахнутой ладони появилась горстка зерна. Люди вокруг замерли в ожидании жуткого представления. Снейп оставался безучастно равнодушен и смотрел прямо на Темного лорда, не отвлекаясь на какую-то там птичку. Это нелепое совпадение с его приходом, которое зельевар сразу же осознал, заставляло его где-то глубоко внутри волноваться. Волан-де-морт пощелкал языком, и птица слетела со шкафа к нему на ладонь: — Ах, Северус, какую милую птичку ты притащил за собой. Это голубая сойка, — он будто искренне восхищался птахой, на самом деле рассматривая реакцию Снейпа, — далековато забралась от ареала своего обитания, наверное, заблудилась. Что ж, бывает. Глубоко внутри Северус поежился от красноватых глаз лорда. И этот явный намек на возможную слежку заставил ладони зельевара вспотеть. Северус беспристрастно рассматривал птицу на руке хозяина, всем видом давая понять, что совершенно не имеет никакого понятия о происходящем. У птицы была светло-голубая грудка, синяя спинка и черное перьевое ожерелье вокруг шеи. Была она около двадцати сантиметров, без учета пестро-синего длинного хвоста. Пташка сидела на ладони злобного мага и спокойно клевала зерно, разглядывая Волан-де-морта то одной бусинкой черного глаза, то другой. Иногда она издавала осторожное нежное щебетание. Лорд поднес руку с птицей к себе ближе и спросил: — Северус, ты сказал, что Дамблдор тебе полностью доверяет не так ли? — Да, мой Лорд, я в этом более, чем уверен, — спокойный голос зельевара прозвучал авторитетно уверенно. Любуясь, Темный Лорд осторожно погладил птицу по синему хохолку. Внезапно сойка крикнула ему прямо в лицо. Толпа вздрогнула и ахнула. — Какая дерзкая, — заглядывал ей в глаза Лорд и хищно улыбался, — Так что планирует теперь делать Орден Феникса? Твердо вопрошая, красные глаза темнейшего вновь устремились на своего слугу. — Пока что они собирают силы, — стальной голос Снейпа был совершенно невозмутим. — Это правильное решение. Нам тоже следует собирать силы, — Темный лорд замер, — нам нужны могущественные союзники. — Мы можем сделать предложение великанам и оборотням, — осторожно предложил откуда-то с задворок комнаты Люциус. — Это все мелочи! Нам нужны по-настоящему сильные союзники, — Волан-де-морт выжидающе смотрел на Снейпа. Ситуация была гнетущей и вымораживающей. Все еще полностью собой владея, Северус мысленно нервно перебирал варианты, которые могли бы устроить хозяина. — Дементоры, — выпалил он, всего спустя пару секунд. Резко встрепенувшись и вскрикнув в сторону Волан-де-морта, птица внезапно улетела с его руки в сторону лестницы, а затем на второй этаж. — Да, Северус, дементоры — это хорошая идея. Двух зайцев одним выстрелом, — довольным голосом прошипел Волан-де-морт и, задумчиво глядя вслед птице, откинулся на спинку кресла, властно сложив руки. Через пару часов полета голубая сойка влетела в открытое окно башни замка и обернулась, едва коснувшись пола, девушкой. Старик, сидящий в высоком кресле за большим столом, чарами подал ей голубую мантию с кресла. — Извини, Альбус, я больше не буду шпионить вот так, — одевшись, леди Милори прошла до графина и налила себе воды, — это становится опасно и для Снейпа, и для всех. А, главное, это становится опасно для меня. Этот дервиш что-то почувствовал… Ты не говорил, что он такой начитанный… Откуда он знает, что голубая сойка здесь не водится? Отпивая жадными глотками, девушка тяжко дышала и не могла отдышаться. Затем плотнее запахнувшись в мантию, она шустро залезла с ногами в стоящее неподалёку кресло. Некоторое время размышляя о чем-то, явно увлеклась, начав подгрызать ноготь большого пальца и глядя безучастным взглядом на ножку стола директора. — Что тебе удалось узнать? — прервал ее размышления теплый голос мага. — Всякую чушь, — беззаботно отмахнулась она от Дамблдора рукой, продолжая размышлять, — Они планируют освободить узников Азкабана и призвать на свою сторону разных магических существ. Дементоров, например. — Дементоры — это плохо. Подлые существа. — Северус их предложил, — принцесса включилась в разговор, откинув свои гнетущие мысли. — Увы, он должен всячески доказывать свою лояльность Волан-де-морту. Это не значит, что у них получится договориться с дементорами. — Да эти существа пойдут за кем угодно, кто предложит им чуть больше позитивных эмоций и может быть даже радостных душ. — Это да. Что еще? — Он активно пытался влезть мне в голову и сломать защиту, а значит что-то понял. Я только могу надеется, что мы не спалили Северуса. — Максимум, что он мог себе подумать, так это то, что я не доверяю Северусу и поэтому послал за ним шпиона, — Дамблдор уперся виском на пальцы руки. — Так ты ему и не доверяешь! — девушка вспыхнула гневом, — Моли своих богов, чтобы этот рептилоид не понял кто я и не захотел меня на свою сторону. — А ты пойдешь? — Ты думаешь, эта змеюка не найдет рычаг? — Да, жаль я не могу использовать этот рычаг. — Я тебя умоляю, ты его используешь на всю катушку. Если бы не Северус, я бы отсюда слиняла еще месяц назад, как только этот ваш негодяй возродился. Дамблдор потупил взгляд на несколько минут и подумав спросил: — Значит профессору Снейпу можно доверять? — Да. Ему можно доверять, Альбус. Я не знаю сколько раз я еще должна тебе это подтвердить. Северус умрет ради своей миссии, искупая свою вину, к твоей большой радости, видимо, — она была на взводе. — Это хорошо. — Иди к черту! — вспылив, принцесса быстро встала и унеслась из кабинета. За ужином она к своему облегчению убедилась, что с Северусом все в порядке. Профессор Снейп прошел через большой зал и сел за стол, как и обычно — рядом с ней. После ссоры весь месяц он был весьма сдержан и не проявлял какого-либо интереса в сторону принцессы, предпочитая ограничиваться лишь официальным общением. В целом леди Милори одобряла подобное поведение: чем они были дальше друг от друга, тем они были сильнее. Чем они были ближе друг другу, тем больше представляли собой друг для друга слабое звено, которое может быть выгодно использовано. А в условиях нынешних событий у таких людей, как Северус не должно быть слабых мест. Наблюдая за профессором зельеварения за столом, Лейла почувствовала в нем тревогу. Внешне он оставался все таким же сдержанным и суровым. Но все эти микросцены: как он водил ножом по мясу, как брал длинными пальцами бокал, как молчаливо наблюдал за беседой других преподавателей. Все это сквозило внутренним напряжением и гнетущей тоской. В какой-то момент, когда Дамблдор перекидывался репликами с мадам Стебль, слушая речи директора зельевар посмотрел в его сторону и встретился взглядом с обеспокоенной леди Милори. Лейла явно почувствовала мучение и боль в глазах Северуса, но он тут же отвел взгляд, с совершенно хладнокровным видом отпив вина из бокала. — У Вас все в порядке? — поинтересовалась принцесса у него тихо и осторожно. — Да. Все прекрасно, — ответил мужчина бесстрастно, не глядя на нее и продолжая есть. В таком настроении они и продолжили свои взаимоотношения, которые собственно ничем новым на фоне формальных больше не выделялись. Профессор Снейп был холоден. Леди Милори обеспокоена, но не навязчива. Весь месяц девушка была предоставлена сама себе и занимала себя чем могла. Она чаще бродила по Запретному лесу и пропадала где-то возле Черного озера, чем в стенах замка. В лесу она себя чувствовала гораздо уютнее. Шепот деревьев и лесные запахи грели душу, навевая воспоминания детства. Подружилась с местным племенем кентавров на почве их любви к музыке. Некоторые из них видели ее весеннее обращение и поэтому отнеслись к девушке с любопытством и симпатией. Изредка она практиковалась с ними в стрельбе из лука и в силовых упражнениях. Это была оптимальная физическая подготовка возможная в подобных условиях. Кто знает, что будущее готовит? А тут, как никак, война назревает. Частенько она даже не возвращалась в Хогвартс. Искал ли ее профессор или вовсе забыл о своих обязанностях — она не знала. Все это было определенно к лучшему. Краем души девушка верила, что мужчина был достаточно силен духом, чтобы не привязаться к ней и достаточно умен, чтобы не создавать себе ахиллесову пяту. Той ночью, Лейла шла по лесной тропинке в голубой мантии-плаще, накинутой сверху на легкое полупрозрачное голубое шифоновое платье, освещаемая лишь светом полной луны. Вековые деревья вставали темными тенями по обе стороны тропинки. Запретный лес был полон шорохов, движения и разнообразных звуков, но не было в нем ничего такого что по-настоящему бы пугало принцессу. Ее вообще уже давно ничего не пугало. Только хрупкость жизни. То как бездумно и беспощадно эти жизни расходуются в угоду меркантильным идеям. То неизвестное, что стоит за гранью этой жизни пугало ее куда не меньше, чем человеческая жестокость. Жестокость не знает расовых границ и присуща всем существам, как основа выживания. Но иногда жестокость не является способом выжить. Иногда она становится способом получить извращенное удовольствие. Жестокость — это то, что преследовало ее с детства. Лейла Милори была единственной дочерью из тринадцати детей тираничного самодура лорда Долины Жизни Лема Милори. Чего только не насмотрелась Лейла в стенах дворца Ливецдала. Балы сменялись публичными казнями, праздники — дурным настроением отца. Лорд всегда любил жить с шиком и блеском. Был подвержен всем возможным страстям и всем известным людским грехам. Его гарем был полон лучших этрасских женщин, а погреба ломились от вина и яств. И лорд Долины Жизни был невероятно жесток сердцем. Нет ни одного живого существа в Ливецдале, что не боялось бы его гнева. Однако единственную дочь лорд любил необъяснимой холодной деспотичной любовью, которая выражалась в неком попущении по отношению к дочери. Девочка росла избалованной, и как единственная дочь своего отца, имела все что хотела. Не зная матери, она тем не менее была в надежных женских руках гарема, где ее научили не только манерам и туалетам, но и женским премудростям. Упрямая генетика малышки сложилась так, что была она еще и обладательницей пытливого ума и незаурядного интеллекта. Поэтому, научившись читать, девочка в основном пропадала в древнейшей библиотеке дворца, в которой были даже книги из внешнего мира. И нет, ее поначалу интересовали не научные труды великих мужей, ее интересовали приключения, романы и сказки. Но потом они кончились, и от скуки она взялась за учебную литературу. Ее занимала биология и анатомия любых живых существ. Именно благодаря этим предпочтениям, она спустя сто пятьдесят лет пойдет учиться на хирурга. Ее увлечения книгами поддерживал ее единственный единокровный брат — Ланнет. Но сам он предпочитал всегда приключения и исторические фолианты. Их родственная связь, на зависть остальным была очень крепкой и близкой. Они вместе охотились, занимались музыкой, читали и учились. Только друг с другом они могли обсуждать грани морали и законы этого мира. Именно Ланнет зажег в сестре мысль о другой жизни — там, за пределами норвежских гор среди людей, где он сам бывал очень часто. Именно он, сам того не ведая, зародил в ней искру желания другой судьбы… Над Черным озером этой ночью гулял прохладный ветер. Скинув одежду на берегу черного волнующего своими беспокойными водами озера, леди Милори взошла на выступающий над волнами скалистый уступ. Нежно-розовая практически фарфоровая в холодном свете луны кожа принцессы, казалось лучилась на фоне черных скал. Опустив взгляд, принцесса взглянула туда, в черную бездну вод. Тяжелые плещущиеся волны накатывали, разбиваясь о подножье скалы. Здесь она уже ныряла, но эта черная бездна ей все еще казалась загадкой. Как его глаза… Влюблялась она часто и не все влюбленности могли быть реализованы, хотя бы по причине того, что некоторые персонажи вовсе были книжными. Ее мужским идеалом было существо тонкой душевной организации, с добрым сердцем и бережным отношением к ценности чужой жизни. Вне зависимости от того, кому эта жизнь принадлежит. Поэтому ей никак не подходил черствый и нудный Верховный жрец Трех Лун, высокородный этрасски Керрол. На ее взгляд, им двигало желание власти и холодный расчет. Хотела ли такого брака девушка, выросшая на любовных романах? Разумеется, она сбежала. Самолюбие, врожденное упрямство и нахлынувшая свобода не давали ей никакой возможности признаться себе, что этот брак был политически нужен ее народу, и ей бы следовало пойти на жертвы. Года и события точно не прибавили ей мудрости и сдержанности. Покуда она видела в зеркале безмозглое юное очарование, она не могла позволить себе быть серьезной. Она словно стрекоза, застывшая в янтаре вечности, замерла в своей беспечности. Но холодный и хмурый Северус Снейп ей тоже не подходил. Ее влюблённости не было никакого рационального объяснения. Принцесса совершенно не понимала, почему ее так влечет к этому циничному, расчетливому и язвительному человеку. Даже тех малых капель доброго и хорошего, что она в нем увидела, было недостаточно, чтобы так легко покорить ее сердце. Конечно он был умен, эрудирован, смел и по-своему привлекателен. Как огонь для мотылька. Может быть Ланнет прав: ею движет исключительно желание спасти этого человека? Но это так иррационально! Это внезапное желание пожертвовать собой ради другого, пусть даже и в перспективе! И сам этот человек. Такой непредсказуемый и непонятный. Жить ради мести? Страдать ради мести? Считать свое чувство вины и желание мести любовью… Месть — это смерть души. Нет, ей этого никогда не понять! Хотя… Если бы сейчас у нее была возможность только на мгновение. Только на секунду возможность. Она бы не задумываясь отпустила бы тетиву и отправила стрелу прямо в сердце отца. Когда-то она вытеснила все это из своего сердца и из своей памяти, чтобы просто жить дальше, будто это было и не с ней вовсе. Двести лет прошло, но она все вспомнила… Этот человек не был стар и мудр, но в нем была необыкновенная теплота, которую встречаешь в людях через многое прошедших и смирившихся с этим. Визэр жил отшельником. Он обладал притягательной способностью вносить гармонию во все, что делал. Они были счастливы, и они были родителями… пока их не нашли… Да, она бы пустила стрелу отцу прямо в его жестокое сердце! За все! Горячие слезы потекли по щекам дриады и сердце сжалось, готовое разорваться тысячей осколков. Взяв небольшой разбег, принцесса нырнула стрелой со скалы в черные, свирепо клокочущие внизу воды озера. Водная преграда разбавила слезы. Вместе с сотнями воздушных пузырьков Лейла всплыла на поверхность и легла на воду. Луна в огромном черном небе была огромной и переливалась по волнам воды тысячей бликов. Августовская ночь жила сотней тысяч звуков, запахов и полутонов. Лейла чувствовала себя такой маленькой, такой незначительной в этом всем великолепии. Такой лишней. Весь этот прекрасный мир не нуждается в таком несбалансированном наполнении как люди и эльфы. Кожа девушки в свете луны еле заметно играла нежно-голубым мерцанием биолюминесценции. Воистину завораживающее зрелище. И только одна пара человеческих глаз сейчас тайно восхищалась этим чудесным представлением. Мир — несправедлив. Жизнь — несправедлива. Он связан клятвой, долгом, честью — вопреки сегодняшнему желанию. Связанный и пойманный самим же собой — зверь. Вот она! Живая! Такая родная и такая вся его! Кинься сейчас Северус к ней — она примет его всего без остатка. Но он не может… Он предает память Лили. Каждый раз, когда смотрит Лейле в глаза или просто думает о ней. Но Лили мертва, а Лейла живая, дышащая, отвечающая ему. Может ли он? Имеет ли право подвергнуть ее риску и быть с ней? Плоть смертна вне зависимости от того, сколько ей отмерено жизнью. Сможет ли он отстоять это свое право на счастье перед судьбой и самой смертью? Темной фигурой мужчина сидел в кустах на берегу и разламывая небольшую ветку на мелкие кусочки, швырял их в воду, печально наблюдая, как такая уже родная ему девушка плавает голышом в свете луны не с ним.