***
Том сидел в кресле и смотрел на облетевшее осеннее дерево, куда пару минут назад села ворона. Она пронзительно крикнула. И он подумал, что она словно потеряла свою стаю. Звала сородичей для продолжения вчерашнего танца. Серые тучи пока не собирались расходиться. Создавалось впечатление, что он пойдет покурить, и все повторится с самого начала: круговорот мыслей, поиск решения... и в итоге все останется по-прежнему. Размышления прервал шум. Слышно было, как открылась входная дверь и легкие каблучки застучали по полу, становясь все слышнее и слышнее. Вскоре в поле зрения появилась София. Том слегка улыбнулся, глядя на то, как девушка озабоченно оглядывает комнату, а затем тихонько произносит: — Здравствуй, Том. — Здравствуй, Софи. Внимание привлек Билл, зашевелившийся на небольшом кожаном диване. Он словно дремал, а может, просто слушал тишину, не выдавая своего присутствия. София поспешила скрыться за множеством перегородок, которых в комнате было столько, что она походила на лабиринт. — Том, кто это? — София. — Что она тут делает? — Пришла нас проведать. — Ты обещал, что заберешь у нее ключи и она не будет постоянно врываться в нашу квартиру. Билл сел, глядя в упор на Тома. Несколько минут он сверлил его недовольным взглядом, а затем сдался и устало переключил свое внимание на ворону за окном. А она продолжала каркать, словно призывала что-то плохое. Том снова почувствовал, как хмурится. Предчувствие, что грядут очередные разборки, давало о себе знать. — Она меня раздражает. — Чем? — Хотя бы тем, что у нее есть возможность беспрепятственно входить и выходить. — Она в этом не виновата. — Мне плевать. — Билл, она моя сестра. Я не могу ей запретить. — А я? Кто я для тебя? — и снова выжидающий взгляд в упор. Он молчал несколько секунд, а затем, сглотнув, тихо произнес: — Ты тот, без кого я не могу жить. Билл не ответил, лишь снова принялся смотреть в сторону окна. Черная ворона замолкла, рассматривая окружающий мир, а потом и вовсе улетела. — До свиданья, Том. Он вздрогнул от раздавшегося где-то рядом голоса, так как совершенно не слышал стук каблучков Софии. — Пока, Софи. Звук закрывающейся двери и поворот ключа в замке. И снова вдвоем в запертом пространстве. — День сурка какой-то, — устало, почти неслышно произнес Билл. — Я хочу, чтобы выглянуло солнце. Надоела эта тоскливая погода. — Она не будет такой всегда. Когда-нибудь солнце покажется из-за туч. Том замолчал, все так же не сводя взгляда с Билла. Он казался таким спокойным. До безумия захотелось присесть рядом, почувствовать тепло его тела, вдохнуть знакомый запах и на несколько часов раствориться в этих ощущениях, забыть ненадолго существующую реальность. Он переборол себя. Им владел страх, что тихая гладь пруда от прикосновений пойдет рябью. Лучше так… сидеть и молчать. — А помнишь, как мы познакомились? — неожиданный вопрос вывел Тома из задумчивости. Губ Билла коснулась мягкая улыбка. — Да, это было забавно, — воспоминания были такими теплыми. И он не смог не улыбнуться в ответ. — Там, в аэропорту, я еще подумал, что ты псих. Ты так вырывал у меня эту сумку и доказывал, что она твоя. — Ты с не меньшим энтузиазмом пытался убедить меня в обратном, — он усмехнулся, глядя на Билла и вспоминая, как нелепо выглядела их первая встреча. — Кто бы мог подумать, что эта сумка принадлежала другому, — он усмехнулся. — Как ты думаешь, если бы не было путаницы с багажом… мы бы встретились? Момент приятных воспоминаний развеялся, словно сигаретный дым. — Уверен в этом. — Я порой представляю, как сложилась бы моя жизнь без тебя, — он по-прежнему упорно не смотрел на Тома, разглядывая все оттенки серого за окном. — И как успехи? Думаешь, было бы лучше? — Никак. Но тебе было бы лучше без меня. Я перечеркнул всю твою жизнь. — Неправда. Ты и есть моя жизнь. — Тебе нужно меня отпустить. — Я не могу. Том перевел взгляд на пейзаж за окном. Стая ворон собралась на дереве, чтобы начать изводить его своими пронзительными, жуткими песнями. Вечные спутники осени и плохой погоды, цвета печали и мрака. Том встал и, минуя душащие своим присутствием перегородки, направился в сторону кухонной зоны. Сигарета вновь оказалась в руке, словно эта привычка была выработана годами. Но он отлично помнил, что никогда так много не позволял себе курить. И почему эти почти всегда кричащие вороны были свидетелями пагубной привычки?.. Затяжка. Выдох. И можно начинать сначала. Ворошить мысли, одну за другой, снова и снова. Подвергать себя мучениям и создавать иллюзию, что чем больше ты думаешь, тем быстрее найдется решение. Но он всегда боялся задать себе вопрос: а существовало ли оно? Затяжка. Выдох. Порой ему хотелось оказаться по ту сторону стекла и стать той самой птицей, расправить крылья и парить, не касаясь земных проблем. Не сходить с ума. И не верить в то, что безумен. Билл прав. Он всегда прав, и находиться вечно взаперти невозможно. Когда-нибудь клубок с нитками размотается, и будет виден конец. Но сейчас ему казалось, что клубок настолько плотный и большой, что вдвоем им его не размотать. Затяжка. Выдох. И опять Билл прав, ему бы сейчас не помешал психолог. Только он способен разобраться в тонких нитях души. И кто знает, может, взгляд со стороны на их с Биллом отношения будет более правильным. Возможно, выход есть, и он где-то рядом, а Том его просто не видит. Затяжка. Выдох.***
Ворона почти коснулась крылом стекла, призывно каркнув и вырвав Тома из размышлений. Прошло несколько секунд, прежде чем он осознал, что происходит. Он опять стоит в кухонной зоне с сигаретой в руках и завороженно пялится на начинающийся дождь. Дни стали походить один на другой. Хотя кто сказал, что завтра уже наступило? Может, это все еще сегодня, только несколькими часами позже? Календарные числа сливались в один сплошной несуразный день. Но все же это не вчера. Шестое чувство подсказывало, что наступило утро. Только Том не помнил, в какой момент пролетела ночь. И уходил ли он отсюда. Определенно, он сходит с ума и выпадает из реальности. Стало страшно. Захотелось к Биллу. Но тут он сам дал о себе знать. В другом конце квартиры раздался оглушающий шум, Билл что-то кричал. Том, не задумываясь, сорвался с места. Он бил со всей силы по стеклу железным стулом и отчетливо выкрикивал слова: — Отпусти… меня… сука! Несколько секунд, и Том уже крепко сжимал покореженный стул. Еще несколько ударов, и покрывшееся трещинами стекло рассыпалось бы, не выдержав испытание на прочность. — Прекрати! — кричал он, пытаясь достучаться до ослепленного гневом сознания Билла. — Ты его все равно не разобьешь! Билл тяжело дышал. Гримаса ненависти и злобы исказила его красивое лицо. И от этого Тому стало больно. Потому что он не может ничего изменить. Потому что он виноват в том, что сейчас происходит. Потому что он хотел всего лишь защитить Билла, но теперь сам нуждался в защите. — Что ты делаешь? Что? — Билл кричал от бессилия и усталости. Том знал это, потому что чувствовал то же самое. Он всегда инстинктивно чувствовал Билла. Все эти годы это помогало им. Только почему сейчас подводит? Он понимал его. Ему и самому хотелось кричать. Но крик — такая непозволительная роскошь. Надо держать себя в руках. — Это все ради нас. — Ложь! Ты все делаешь только ради себя! Потому что тебе комфортно именно так, а не иначе! — продолжал кричать заведенный Билл. — Отпусти меня, ты, чокнутый псих! Билл сдался и отдал стул Тому, начиная бить и швырять все, что только попадалось под руки. Том отбросил в сторону испорченный предмет интерьера. И, в долю секунды оказавшись рядом с Биллом, крепко обнял его сзади, сжимая запястья на груди. Он прислонился лбом к его затылку. — Прекрати! Пожалуйста, прекрати! Этим ничего не решишь. — Я не хочу ничего решать, сука! Я просто хочу выйти! — Все будет хорошо, Билл, — прошептал он, все еще крепко сжимая его в своих объятиях. — Не будет. — Не говори так. Мне сложно верить в это одному… помоги мне. Том чувствовал, как Билл постепенно обмякает в его руках, как гулко бьется сердце под сжимающими его запястьями. — Том, это больная иллюзия твоего воспаленного мозга, — почти шепотом произнес он, пытаясь высвободиться из захвата. И Том его отпустил, хотя хотелось обратного. Может, это и вправду больная и ничем не подкрепленная вера в будущее? Может, Билл и на этот раз прав, и отпустить его стало бы выходом. Тем самым выходом, который все это время был рядом, а он его упорно не видел. Как все было сложно. И как хотелось решить эту проблему вместе, а не настаивать каждому на своем. Билл устало опустился на кожаный диван, а Том продолжал наблюдать за его подавленным состоянием, ощущая и пропуская всю боль через себя. В груди закололо, и воздуха стало не хватать. Самое время взять тот самый стул и добить стекло, чтобы впустить в затхлое пространство глоток свежего воздуха. Холодного, но такого отрезвляющего. От необдуманного поступка спас стук в дверь. На негнущихся ногах Том пошел открывать. Ключ от входной двери казался таким ледяным в разгоряченной ладони. Два поворота — и он лишь немного приоткрыл дверь. Там стояла она — мама. — Здравствуй, Том. Она никогда не приходила в эту квартиру, сторонясь ее. Их общение ограничивалось лишь редкими телефонными звонками, которых он старался избегать. При каждом удобном случае мать заводила тему о том, что Билл ему не пара, и жить с девушкой будет намного правильнее. Споры ничем хорошим не заканчивались. И вот она стоит на пороге в такой сложный для него момент. Почему все это происходит с ним? — Что ты тут делаешь? — после затянувшегося молчания спросил он. — Ты даже меня не впустишь? — Я не просил тебя приходить. Сейчас не самое подходящее время. — Я знаю. Я все знаю, сын. Но я хочу тебе помочь. — Чем? — вопрос отчаяния. А вдруг она знает выход? А вдруг подскажет? Хотя сомнения были гораздо сильней. — Оставь его. Пойдем со мной, — она протянула руку сыну. — Тебе нужна помощь. Я же вижу это. И я тебе помогу. — Я не могу его бросить, тем более сейчас. То, что ты предлагаешь… это не помощь, мама. — Ты не сможешь бесконечно держать его взаперти. Рано или поздно он все равно уйдет. Не мучай себя и его. Это не приведет ни к чему хорошему. — Вы все сговорились, что ли? Все это временно, пока я не найду выход из ситуации. — Он совершил… — Замолчи! Прошу тебя, замолчи! — он не дал ей договорить, заранее зная, что мать собирается сказать. — Все забудется, и любая проблема решаема. Нужно просто время. За перегороженным пространством раздался звук бьющегося стекла и громкий выкрик Билла: — Я же просил, чтобы они все оставили нас в покое! Пусть убираются к черту! — Том, пожалуйста… оставь его. — Я не могу. Прости меня, мама, — он смотрел на нее с сожалением и чувством вины, но разорваться на два лагеря не мог. Он всегда выбирал Билла. Вот и сейчас он ему нужен. — Я должен идти. В ее глазах отражались боль и непонимание. Но изменить что-либо было не в ее силах. Том медленно закрыл дверь, дважды поворачивая ключ в замке.***
Том слышал сквозь пелену забвения собственное имя. И чем сильнее он прислушивался, тем быстрее приближался к границе реальности. — Том. Его звал Билл. Пелена мгновенно слетела, и Том обеспокоенно осмотрел огороженное пространство. Кажется, он задремал в кресле. На кожаном диване Билла не было. Голос раздавался за перегородкой. Том предположил, что это ближе к входной двери. — Том. Он сорвался с места. Билл сидел на коленях, обхватив себя руками, и мелко дрожал. Том несколько секунд беспомощно смотрел на представшую ему картину, а затем осторожно опустился на колени возле него. Мягко прикасаясь к шее, он чуть погладил выступающие позвонки, словно стараясь через прикосновение передать часть своей уверенности в том, что все будет хорошо. Но так ли это на самом деле? Он приблизился к виску и трепетно поцеловал. Еще одно легкое прикосновение губ, затем еще и еще… опаляя ухо теплым дыханием, он прошептал: — Я рядом… я здесь. Билл поднял низко опущенную голову и посмотрел в глаза. В них плескалось столько боли и непонимания, что Тому стало не по себе. Он осторожно обхватил ладонями его лицо, прикасаясь к искусанным губам мягко, ненавязчиво. Билл нервно схватился за его запястья, передавая свою дрожь. Он сжал их так сильно, что побелели костяшки на пальцах. — Том, я не помню, как я здесь очутился. Несколько секунд давящей тишины, и по помещению, словно раскаты грома, раздался смех. Нервный смех безумного человека. — Я просто не помню. Такое бывает? — отсмеявшись, спросил Билл. — Бывает… у тебя такое часто бывает. Все в порядке, — он поглаживал большими пальцами бледные скулы и пытался заглянуть в глаза, ища где-то внутри признаки здравого смысла. На мгновение Билл затих, словно прислушиваясь к чему-то, пробегая взглядом по пустым серым стенам, а затем уставился на Тома. Взгляд был болезненным. Он свел брови на переносице, и хватка на запястьях усилилась. — Я вообще не помню, почему мы тут оказались. Что произошло, Том? — Ничего особенного. Просто ты немного заблудился в себе. — Неправда. Что-то случилось, и ты мне об этом не говоришь. Я чувствую это. Не обманывай меня… пожалуйста. Скажи, как есть, — просил он. Просил так жалостливо, что у Тома забилось сердце. Ему сейчас не хотелось ничего говорить, а хотелось своими ровными и мягкими прикосновениями успокоить внутреннюю дрожь Билла, забрать его боль себе и, может, даже отпустить. Но как? — Все хорошо, — шептал он, словно мантру, давно заученную, превратившуюся в шаблон для стрессовых ситуаций, — все будет в порядке. Ты должен мне верить. — Мне страшно. — Тшшш… я знаю. Но мы справимся. Тебе надо прилечь. — Том, я болен? — Нет, что ты, — поспешно ответил он и поймал на себе взгляд, словно его уличили во лжи. — Ты не болен. Ты просто запутался. — Ты врешь. Как приговор. Но Том пропустил это. Он лишь заставил Билла подняться на ноги, и они медленно, под шарканье собственных шагов, пошли в комнату. Билл тяжело упал на мягкий диван. Взмокшие волосы прилипли ко лбу, и Том осторожно убрал их с лица, сидя на краю, возле него. — Дурацкие перегородки, — прикрыв глаза, Билл тяжело дышал. — Ты их сам поставил. — Надо убрать. Они крадут воздух. — Обязательно уберем, — прошептал Том, глядя на измученное родное лицо. Черный ворон с громким криком пронесся совсем рядом, напоминая о своем присутствии. Том глянул на все такое же серое небо, которое плакало мелкими каплями, смывая осеннюю грязь с дорог и готовя город к приходу зимы.***
Затяжка. Выдох. Кто скажет, сколько дней продлится эта непогода, изматывающая и без того расшатанные нервы? В какой-то момент Тому захотелось собственноручно удавить ворону, что каркала за окном, сидя на промокшем дереве. Затяжка. Выдох. Мысли бессвязно блуждали в голове. Кажется, он уже не искал выхода, лишь прокручивал случившееся снова и снова. Может, где-то рядом промелькнет ответ. Может, наконец наступит прояснение. Затяжка. Выдох. Как узнать, что человек сошел с ума? И знают ли сумасшедшие, что происходит после того, как отвергаешь реальность? Все перемешалось в голове, и нет ни единой здравой мысли. Он ощутил на запястье прикосновение чьих-то холодных пальцев. И легкий шепот возле уха… кто-то произнес его имя. Непонимающим взглядом Том смотрел на свою руку с тлеющей сигаретой и не мог понять, откуда это странное чувство. Затяжка. Выдох. Ворон на дереве закаркал сильнее обычного, словно призывая его к чему-то. А ощущения и шепот становились все настойчивей и настойчивей. Пока ворон за окном не начал расплываться, а его противный крик — заглушаться. И в этот момент он распахнул глаза, не понимая, что только что произошло. Сон? Конечно же. Он лежал на диване и прохладные прикосновения могли принадлежать только Биллу, который шептал его имя. Момент пробуждения показался ему таким приятным, что он почувствовал, как губ коснулась мягкая улыбка. Лицо Билла не выражало никакого беспокойства. Лишь легкая бледность намекала на то, что эти дни прошли в изматывающих страданиях. Билл поцеловал Тома в лоб. Сейчас он излучал спокойствие. И Тому на несколько секунд показалось, что он действительно сходит с ума, пока Билл не начал говорить: — Я вспомнил все, что было. Момент приятного пробуждения был потерян. Он молча смотрел на человека, которого любил слишком горячо и слишком крепко, прекрасно понимая, что тот хочет до него донести. — Я знаю, что ты сейчас будешь меня отговаривать от принятого решения и не захочешь видеть реальность. Мы с тобой ходим по замкнутому кругу. Каждый раз все повторяется… я забываю, обвиняю тебя во всех смертных грехах… ты терпишь… а потом мы переживаем своеобразное рождение заново. И я всегда подчиняюсь твоим доводам, считая, что так будет лучше, что так правильно. Том хотел возразить, но ему не дали. Пальцы легли на губы, прежде чем он успел произнести хоть слово. И он повиновался, замолкая и пытаясь разгадать, к чему приведет их очередной разговор. Но дурное предчувствие забилось в груди. — Сегодня все будет иначе. Ты выслушаешь меня, и мы вместе разорвем этот замкнутый круг, — он посмотрел на Тома, словно ожидая его согласия, чтобы продолжить. И Том медленно кивнул. — Я совершил то, чего не должен, и меня ждет наказание. Ты это знаешь, но упорно не хочешь признавать. Том, я безумно люблю тебя… и мне бы хотелось закрыться от всего мира и сидеть здесь с тобой, пока память хоть ненадолго возвращается ко мне. Но так нельзя. — Я не хочу это слушать, — Том весь подобрался, готовясь к обороне, намереваясь отговорить Билла от его затеи. — Тебе придется, — и Билл уверенно, но мягко поцеловал Тома в губы, словно пытаясь утешить. — Что нас ждет? Мы оба сойдем здесь с ума. Своим нежеланием отпустить меня дальше чем на два метра ты обрекаешь нас обоих. Это не выход. — Его пока нет, но он будет. — Не будет, — Билл обреченно покачал головой и Том почувствовал, как сдавливается грудная клетка внутри него, как становится трудно дышать, но еще труднее признать, что Билл прав. Паника начала охватывать все клеточки мозга. Он искал нужные слова, но находились лишь ненужные воспоминания, в которых они оба несчастны. — Я безумен, и мне здесь не место. — Где, как не возле меня, Билл? Я позабочусь о тебе. Все будет хорошо. — Хорошо уже не будет, и ты это понимаешь. Ты должен меня отпустить от себя. И снова поиск. Как убедить его остаться? Как найти очередные слова, чтобы оправдать эту необходимость? Доказать, что он нужен здесь и сейчас… Том в панике, словно хватаясь за последнюю соломинку, обхватил руками лицо Билла. Он смотрел в его глаза, пытаясь найти хоть немного понимания, но слова с губ так и не слетели. Том искал… искал выход как никогда. Перебирал все похожие ситуации в голове, но, как назло, все слилось в один большой ком, а нужных слов по-прежнему не было. — Давай не будем все рубить сгоряча, — он прикрыл глаза и прислонился лбом к Биллу, пытаясь унять свое сердцебиение. — Мы успокоимся и еще раз обсудим все варианты. — Их всего два… либо мой… либо твой, — тихий шепот возле губ, теплое дыхание и желание обнять его так, чтобы он снова все забыл. Или хотя бы вернуть на день назад. — Билл, прошу тебя… — Ты злишься на меня? — Я люблю тебя. — Если б это было так, то ты бы отпустил меня. В любом человеке есть милосердие. Подари мне его. — Билл, я укрыл тебя от всего мира. Я о тебе забочусь. Это и есть милосердие. И снова глаза в глаза. В одних читалось спокойствие, в других — безграничная паника. — У нас с тобой разные понятия на этот счет. — Что ты хочешь? Чтобы я сошел с ума без тебя? — Я хочу, чтобы все это закончилось. Я знаю, и ты этого тоже хочешь, но не можешь признаться самому себе. Том, прошлого не вернуть, как и содеянного. Мне нужна помощь… но не твоя. А тебе нужно спокойствие. — Ты думаешь, что без тебя мне будет спокойно? — он вышел из себя, вскакивая на ноги и, словно раненый зверь, начиная мерить пространство кругами. Том обхватил голову руками от безысходности, усталости. Он понимал, что Билл прав. Понимал это всегда, но упорно следовал своим представлениям о правильном. Словно у душевнобольного, в нем боролись две сущности: одна требовала оставить все как есть, другая молила сжалиться и отпустить. Разговоры и уговоры проходили не первый раз. И с каждым диалогом уверенность таяла. Вторая сущность по кусочку, по маленькому миллиметру брала верх. И Том впадал в панику, не зная, как предотвратить то, что уже заранее обречено на провал. Сегодня… сейчас был тот момент, когда руки опускались. Билл уверенно и спокойно подошел к Тому, подошел так, что он позавидовал его выдержке. Мягкая улыбка коснулась губ, и Том смотрел, как завороженный, больше не пытаясь искать выход. Стена, которую он строил внутри себя, рухнула. Мысли выбило нахлынувшей волной безысходности. Понимание, что это финал их совместной истории, пришло так же неожиданно, как лучик солнца проскальзывает сквозь толщу черных туч. — Ты боишься сделать шаг вперед. — А ты нет? — Нет. Возврата не будет. Еще не изобрели машину времени для исправления собственных ошибок, — Билл попытался отшутиться. — Мне жаль, что все так получилось. Жаль, что испортил тебе жизнь. Жаль, что ничего нельзя вернуть. Жаль, что ты меня не понимаешь. — Мне больно, — Том прикрыл глаза, чтобы не видеть его. Не видеть этой уверенности в глазах. Чтобы не разрыдаться на его плече, ведь он всегда считал, что слезы — привилегия женщин. Чтобы не дать волю тем эмоциям и чувствам, которые не дают отпустить его. Том не был уверен в правильности своих действий. Может, это всего лишь минутная слабость, которую он так долго хранил внутри, не давая ей вырваться наружу? Может, он пожалеет, что поддался на уговоры и будет крушить от собственной глупости все на своем пути? А может, это и был тот самый выход… может, Билл все же прав… — Я знаю, — тихий и успокаивающий шепот раздался совсем рядом с ухом. Родной голос, который хотелось запомнить, записать на пленку и перематывать сотню тысяч раз. Том почувствовал прикосновение пальцев к своей щеке, губам. — Мне тоже больно. Но по-другому никак. Том, дай ключи. Рука словно не принадлежала ему. Она была тяжелой, с мелкой дрожью в пальцах. Том даже не помнил, как достал ключи из кармана, но ощутил прикосновение и холод, как когда кто-то уходит и оставляет за собой легкий ветерок. Звук открывающейся двери. Тишина.***
Том пытался понять, что он чувствует, когда после борьбы между «за» и «против» он смог отпустить Билла. Вот так просто отдать ключи и позволить себе быть выше своих зависимостей. Он прислушивался много раз, но ответа не было. С одной стороны, внутри него словно взорвался баллон с кислородом, и дышать стало намного легче. Все закончилось, и нет больше мучений, вечных поисков решений — как быть, что делать. А с другой… у него забрали часть души. Ощущение того, что ты умер по своей воле, но кто-то посчитал это неправильным и вернул к жизни, не позаботившись о том, что без утерянной части жить будет крайне сложно. Пустота внутри сквозила. Том ощущал холодный воздух отовсюду. Захотелось включить отопление, вскипятить чайник и залить внутренности подобием тепла. Сейчас, сидя в кресле возле огромного окна, он чувствовал одиночество, которое ничем нельзя восполнить. Впервые за долгое время тучи на небе расступились, позволяя осеннему солнцу взглянуть на город. Это было мнимое тепло, по ощущениям схожее с тем, что сейчас происходило внутри Тома. Но это было солнце. «Билл его так ждал…» пронеслось в голове, и в комнате раздался знакомый голос: — Здравствуй, Том. На мгновение стало теплее. — Здравствуй, Софи. За сестрой в комнату вошел парень. Это был молодой человек приятной внешности. В ответ на его удивление София лишь улыбнулась и села в кресло напротив Тома. — Не обращай внимания. Я всегда с ним здороваюсь, когда прихожу. Считаешь это странным? — Нет, — он мягко улыбнулся ей и присел на край дивана за ее спиной. — Мама моя часто с отцом разговаривает. — Это помогает. — Не уверен, но каждому свое. Мне проще говорить с мертвыми на кладбище. — Там слишком тихо, — она нахмурилась, словно от болезненных воспоминаний. — Мы близнецы, и всегда чувствовали друг друга. Знаешь, такое ощущение, что он все еще здесь. Я каждый раз прихожу. Здороваюсь и ненадолго остаюсь, чтобы почувствовать его, чтобы хоть на несколько минут поверить, что он жив. — И я все еще здесь, — Том устало улыбнулся. — Психологи всегда советуют отпускать умерших. — Я знаю. Том перевел взгляд на незнакомца, который обвел помещение оценивающим взглядом и, словно пытаясь перевести тему разговора, сказал: — Классная квартира. Только зачем здесь столько перегородок? Мне кажется, они портят пространство. — Это Билл их ставил, — задумчиво и немного отстранено ответила София. Она словно была здесь и не здесь одновременно. — Если ты хочешь продать квартиру, то придется их убрать, чтобы не отпугивать потенциальных покупателей. — Я знаю. — Зачем он их ставил? — А вот этого я уже не знаю. Он был болен. Потребность в них я списываю на это. — Ты так и не сказала, почему ты хочешь ее продать? Могла бы жить здесь сама. — Нет. Она принадлежала брату. Здесь Билл убил Тома и повесился сам… чертов придурок. — Не злись на него. Я виноват в этом, — тихо ответил Том, зная, что его никто не услышит. — Мы повздорили. Я дал повод для ревности. — Ты ненавидишь его? — Да. Одним махом он забрал две жизни. Мама была жесткой женщиной, но она любила Тома больше всего на свете. Любила так, что не вынесла смерти сына. Она никогда не жаловалась на сердце, но оно в самый неподходящий момент подвело. Теперь я осталась одна. — Мне жаль. Я не хотел, чтобы все так получилось. Тому стало больно от ее слов. Он виноват… виноват в своем эгоистичном желании оставить все на своем месте. Том вспомнил мать… вспомнил все! Он был зациклен на сохранении отношений с Биллом в этом мире, и совершенно забыл, что причиняет боль живущим в другом. — Давно ты носишь эту злость в себе? — Уже полгода. — Может, стоит прекратить все это? — Стоит прислушаться. — Мне жаль, что ты не застал его в этом мире. Мне бы так хотелось вас познакомить. — Я был бы рад. — Мне тоже жаль. Больно видеть тебя такой. Ты знаешь, что меняешься, когда переступаешь порог этой квартиры? Ты должна ее продать как можно скорее, чтобы не мучить себя воспоминаниями. София все так же сидела в кресле и смотрела напротив, словно видела его. Или просто Тому хотелось выдать желаемое за действительное. — Знаешь, я ведь только сейчас вспомнила, что так и не плакала по Тому. Что-то внутри не дает волю чувствам. Как ты думаешь, это плохо? — Я не психолог, но думаю, что нет в этом ничего хорошего. Парень встал и подошел к Софии, присаживаясь на корточки возле нее. Том смотрел, как тот осторожно и любя взял ее за руку и прижался к ней губами. Простое и незамысловатое действие вызвало в нем боль. Как он мог всех так подвести? Обречь на страдание мертвых и живых? И правильно ли было отпускать Билла туда, где он будет расплачиваться за свои грехи? Вспомнились слова Билла: сделанного не воротишь. — Билл ушел. И меня здесь больше ничего не держит. Прости меня… я эгоист, который свято верил в то, что есть возможность быть вместе, несмотря ни на что. Я заставил страдать Билла… маму… тебя… Мне так жаль. София улыбнулась парню, и в ее глазах Том прочел благодарность за поддержку. Он не знал его, но чувствовал, что сестре с ним будет хорошо… совсем как когда-то им с Биллом. За окном каркнула старая знакомая, словно пыталась сказать, что время пришло. Ее крик уже не казался мерзким и изматывающим. Том грустно улыбнулся ей, а затем в последний раз обратился к Софи: — Я люблю тебя… Мне пора. Он встал и пошел к двери, не оборачиваясь. И услышал, как София всхлипнула, а затем и вовсе разрыдалась. Но это были не слезы горького отчаяния. Это были слезы облегчения, когда мертвые уходят, оставляя живых в покое.