Вдруг пригодится

За стеклянными дверями лаборатории слабо помаргивал красный огонёк, у целителей было заперто, никого не осталось в отделе связей с людьми. По ночам дежурили только оперативники, сидели в своей комнатке внизу — их могли дёрнуть в любой конец Москвы по сигналу тревоги. На пятом этаже все уже давно должны были разойтись, но из-под двери аналитического отдела пробивалась слабая полоска света. Туда и направлялся глава Дневного Дозора, на ходу отпивая густой чёрный чай из кружки мелкими глотками. Интересно, кому это там пришло в голову поработать сверхурочно. Чаще всего такое рвение означало либо то, что дозорный неумело выслуживается, либо он просто-напросто не справлялся за день. И в том, и в другом случае его карьера в Москве быстро прекращалась. Завулон беззвучно распахнул дверь заклинанием. Он ступал тихо, и девушка, сидевшая за компьютером в углу, не сразу повернула голову. — Тёмной ночи, шеф, — она приподнялась, и Завулон сделал небрежный жест пальцами — сиди, мол. — Тёмной ночи, — негромко отозвался он. Помедлив, подошёл к соседнему столу, опустился в кресло, с наслаждением отводя лопатки назад, и экран монитора слабо засветился. Ведьма щёлкнула кнопкой, компьютер с глухим ворчанием выплюнул дискету. Спрятав её в прозрачную папку-конверт, ведьма снова хотела было подняться — и села, повинуясь слабому отрицательному кивку Завулона. — Вы мне не помешаете, — спокойно произнёс он. Пробежался пальцами по клавиатуре, и на экране заветвились линии вероятности — возможное будущее ещё не рождённого, даже не зачатого ребёнка Светланы Назаровой. Там было всё — от крохотной возможности гибели в утробе матери до осязаемого шанса стать величайшей волшебницей, равной Мерлину. Но вероятность того, что дитя станет Мессией Света, исчезла навсегда. Развоплощение Игоря Теплова обрубило эту ветвь. С наслаждением вдохнув терпкий чайный аромат, Завулон сделал глоток, и до него донёсся нерешительный голос: — Я уже собиралась уходить, шеф… я закончила. — Вот как? — Завулон поднял брови. Удовлетворение сворачивалось в груди уютным клубком, а в таком настроении он не упускал случай поиграться с теми, кто попадётся под руку. — И что же задержало вас на работе так поздно? — Я пыталась составить прогноз по Пражскому трибуналу, — она покосилась на свои открытые диаграммы. — Не думала, что всё закончится так быстро, но, раз вы уже здесь, — она развела руками, — значит, и прогнозы больше не нужны. — Кто-то вам поручил составить прогноз? — осведомился Завулон, уже зная ответ. Остроглазая девочка, ответственная, если заметила что-то сомнительное в линиях вероятности — будет распутывать, не бросит на полпути. Нина Горенко, старший аналитик, три благодарности и один выговор за последний год. — Я сама, по своей инициативе, — белые пальцы переплелись в замок. — Подробностей нам не сообщали, но я слышала, что будут разбирать дело Алисы Донниковой. По Алисе в вероятностном поле была какая-то муть… временное ревоплощение, неожиданные показания, — она пожала плечами. — Я хотела уточнить прогноз. Да и потом, вдруг в Праге понадобилась бы помощь сотрудников Дневного Дозора, — она слабо улыбнулась, — а я тут как тут, не надо никого из дома вызывать. — Похвальное рвение, — с усмешкой бросил Завулон. — Быть может, вам была небезразлична Алиса, коль скоро вы отнеслись к её делу с таким вниманием? Нина покачала головой. — Алису здесь, кажется, никто не любил, — снова тень улыбки. — Но то, что с ней случилось, может стать предостережением для нас… похожих на неё. Играй, да не заигрывайся, если не хочешь отдать жизнь за дело Тьмы слишком рано. — Разумно, — Завулон кивнул. Помедлив, Нина чуть потянулась в его сторону: — Скажите, шеф, всё прошло хорошо? — Более чем, — он удовлетворённо улыбнулся. — Это было непростое сражение, Нина, но результат полностью себя оправдал. — Я рада. Прежде, чем длинные ресницы опустились, в тёмных глазах мелькнула тень облегчения, и Завулон не мог не поддеть: — А вы сомневались? — Я аналитик, а не провидец, — Нина пожала плечами. — Разброс по вероятностям был очень большой… даже нашлась одна стотысячная за то, что Договор будет разорван и начнётся новая война Тьмы и Света. — Занятно, — хихикнул он. — Какими ещё экзотическими предположениями вы меня развлечёте? — Был вариант, где вас проклинает Высшая волшебница, — невозмутимо отозвалась Нина. Её взгляд вернулся к его лицу, напряжённо замер. Завулон ощутил едва уловимую рябь Силы: Нина всматривалась сквозь Сумрак. — Ну, что вы там ищете? — весело спросил Завулон. — Полагаете, я бы не почувствовал воронку у себя над головой? — Простите, шеф, — пальцы вновь сцепились в замок. — Завулон, — небрежно бросил он. Её зрачки расширились: право обращаться к главе Дневного Дозора по имени считалось признанием заслуг, знаком расположения. — Завулон, — она словно подтянулась в кресле. Узкая кисть скользнула перед его лицом: — Конечно, никакой воронки… но Сумрак вокруг вас очень нестабилен. Как будто импульс для проклятия есть, но никак не может сложиться структура. Окончательно вынырнув из Сумрака, она устало прикрыла глаза. Настырная. Из неё может получиться толк — и в работе, особенно когда она перестанет так трепетно просчитывать жертвы и пытаться сохранить как можно больше людей, и в постели, если помочь ей раскрыться, вытащить её из панциря сдержанности. Весьма захватывающая перспектива — и очень вовремя. Увы, Алита мало чем могла похвастать, кроме хорошенького личика и точёной фигурки, она не дотягивала до своей предшественницы ни интеллектом, ни темпераментом, а эта девочка, если только ею заняться как следует… — Лови, — он бросил ей мысленный образ, воспоминание о последних минутах в зале Инквизиции. Гесер, не согнувшийся, но придавленный виной и горечью поражения, Лемешева, хрипящая на полу, растерянно бегающие глаза Эдгара, белые от гнева губы Светланы. Губы едва разжимаются, слова рвутся наружу. Пытаются ужалить, но в них слишком мало яда. Эх, Светлые, что ж вы немощные такие, даже проклясть не умеете… Нина открыла глаза. Моргнула. Придвинулась к нему, пальцы, сухие, неожиданно горячие, легли ему на запястье. — Я люблю тебя, Завулон, — сказала она. Спокойно так сказала, рассудительно, словно просила помочь с настройками программы или принесла заявление на отпуск. — Что? Она осторожно убрала руку. Глаза блеснули: — Проклятие не сбудется. После моих слов оно уже не сможет воплотиться. Занятно. Одни только слова, не подкреплённые намерениями, эмоциями, проклятие не снимут, тут нужна искренность… однако же слабые хаотичные вихри вокруг его ауры и впрямь истаивали, растворялись один за другим. Завулон иронически покачал головой: — Элегантное решение. Я бы сказал, очень в духе Светлых. Но ты могла бы и не утруждать себя. Едва ли это проклятие доставило бы мне сколько-нибудь ощутимое неудобство, даже если бы сформировалось и вошло в силу. — Как знать, — легко сказала Нина, развела руками. — Любовь — вещь непредсказуемая, её даже в новых программах трудно просчитывать… вдруг и вам когда-нибудь пригодится возможность того, что вас полюбят? — Не исключено, — улыбнулся он. — Будем считать, что ты мне всё-таки помогла, Нина. Что попросишь в награду? Он смотрел на её сосредоточенное лицо с интересом. Ну-ка, что ты придумаешь, девочка? Светлая, конечно, на её месте залепетала бы «мне ничего не надо, рада была помочь». В Дневном Дозоре стажёрам объясняли в первую же неделю: отказываться от вознаграждения — не по-Тёмному. Раз уж предлагают — бери и навязывай свои условия. Нина осторожно отвела за ухо тёмно-ореховую прядь. Зачем-то потянулась к папке, лежащей на столе, устроила у себя на коленях. Пальцы бесцельно потеребили уголок. — В Тюменском Дозоре чародей третьего уровня нужен, — опять эта бледная, осторожная улыбка. — Светлые смотрят на Договор сквозь пальцы, контролировать их некому. Подпишете мне назначение? Вон оно как. Не самый предсказуемый вариант, хотя… вполне логичный, особенно после того, как она полдня над делом Алисы сидела. Завулон слегка прищурился: — Бежишь, значит? — Бегу. — Боишься разделить судьбу своей бывшей коллеги? Под его цепким взглядом бледные щёки розовели. Нина сглотнула: — Допустим. — Напрасно, — мягко сказал Завулон. И улыбнулся, лаская её взглядом, вплетая совсем чуть-чуть Силы, дразня, искушая мягким теплом. Нина тихо вздохнула, не пытаясь отгородиться щитами, подставляясь под его сумеречные прикосновения. Гибкое тело вытянулось в кресле, пальцы сжали подлокотник. Завулон слегка поднял брови — и снял воздействие. Нина беззвучно вздохнула, отвела взгляд. Пылкая девочка, отзывчивая. Он не ошибся: с ней было бы нескучно. Помедлив несколько секунд, он протянул руку, и Нина принялась спешно открывать папку, выуживать из бумаг смятое заявление. Он поморщился, щёлкнул пальцами, разглаживая листок. — Что за поколение — ни малейшего уважения к документам. Даже заявление об уходе из родного Дозора пишут на каком-то огрызке. Нина смущённо хихикнула, прикрыла рот ладонью. Он поднял взгляд на её раскрасневшееся лицо, выводя размашистый росчерк, и засмеялся сам. — Возьми, — вернул ей листок. — Феофану Евгеньевичу я позвоню — он будет рад узнать, насколько талантливую сотрудницу я направляю к нему. От сердца, можно сказать, отрываю. — Спасибо, — Нина поднялась, пряча листок в папку. — Лёгкой дороги, — он протянул ей руку, и тонкие пальцы с силой сжали её. — Храни вас Тьма. Кивнула, выпустила его ладонь, вышла. Дробно простучали каблучки. Завулон усмехнулся, проводя ладонью вдоль экрана, выключая компьютер, где так и остались открытыми Нинины таблицы и диаграммы. Придётся подбирать новую кандидатуру в аналитический отдел — а надолго ли? Беда с этими аналитиками. Всё, что угодно, могут просчитать, кроме хаоса в собственной голове.