Лучшая реклама

Ван Ибо лежит на диване, развалившись звездой, и совершенно не хочет двигаться. Даже сухой воздух кондиционера, поставленного на двадцать пять градусов (не меньше, иначе оба заболеют и слягут, а это в их сумасшедшем графике не допустимо), не растворяет запах секса. Жадного, отчаянного, который бывает только после долгой разлуки. От него внутри всё скручивает горячим жгутом, колени слабеют, а мозг превращается в булькающее розовое желе. От Сяо Чжаня, впрочем, Ибо весь как желе. Вот и лежит, не в силах даже двинуться и сходить на кухню за водой. Сяо Чжаня, напротив, после секса частенько тянет на активность. Если он не задолбан утомительными съёмками или ночным перелётом, то сразу из постели бежит даже не в душ — на кухню, чтобы сделать кофе или что-нибудь пожевать. Сейчас, держа в одной руке ужасающего вида сэндвич, Сяо Чжань расхаживает по его, Ибо, квартире, в одной рубашке. Ибо не знает, какой из этих двух фактов завораживает его больше: то, что он наконец сумел выкроить время и привезти Сяо Чжаня сюда, в свою берлогу, или то, что кроме этой огромной рубашки (благослови боги модный оверсайз) на нём вообще ничего нет. Даже белья. Краем глаза Ибо следит, как Сяо Чжань перемещается между полками, где он хранит свои сокровища: коллекционные модели Лего, кубки за участие в гонках, немногочисленные фотографии с роднёй и ребятами из группы. Ибо почти никого сюда не приводил, кроме родителей и нескольких друзей, а однажды чуть не согласился на особенно настойчивых журналистов. Правда, вовремя ужаснулся, представив, как те трогают его любимые фигурки и расспрашивают, кто же это с ним на фото. Сяо Чжань сейчас делает практически то же самое, но Ибо это отчего-то совершенно не задевает. Сытое посторгазменное спокойствие, пока ещё не превратившееся в тоску от скорой разлуки и жажду нового раунда, растекается по телу сладкой негой. — Тебе сколько лет, малыш А-Бо? — смеётся Сяо Чжань, аккуратно щёлкая ногтем по корпусу «Тысячелетнего сокола», который Ибо получил на свои восемнадцать. Он собирал его почти два года. — Три годика, — капризно заявляет он. — Но чтоб ты знал, это один из самых дорогих и редких наборов Лего, так что зря ты его недооцениваешь. — Ой-ой, — притворно ужасается Сяо Чжань, отходя от полки на пару шагов, и подмигивает, откусывая очередной кусок сэндвича. Рот Ибо наполняется слюной, но не от голода. Сяо Чжань ещё несколько минут исследует окрестности, доедая сэндвич — ну точно любопытный кролик! — пока не добирается до ящика, в который Ибо сваливает образцы рекламной продукции. — О, моя любимая реклама, — сияет он, извлекая на свет палетку теней и пару помад от Shu Uemura. — Да? — удивляется Ибо. — А как же та, от Safeguard? Я думал, тебе нравлюсь я с мечом. — Мне нравишься ты, — уточняет Сяо Чжань, свинчивая колпачок одной из помад. — Особенно, ты — в красном. Он выкручивает помаду и щурится, разглядывая её на свету. — Отличный оттенок. Как думаешь, мне пойдёт? Он облизывает губы, подносит помаду к ним и замирает на мгновение. От этой картинки в голове Ибо что-то перегорает. Он думает, что вся его реклама нервно сосёт по сравнению с той эротикой, которую демонстрирует почти голый Сяо Чжань. Он думает, что Сяо Чжаню можно дать в руки что угодно, и это раскупят за считанные часы. Он же первым побежит. — У тебя и так слишком яркие губы, — говорит Ибо, принимая наконец сидячее положение. Становится жарче, и кондиционер совершенно не помогает. — Достаточно яркие, чтобы ты их захотел? — хитро спрашивает Сяо Чжань, и напряжение между ними начинает искрить. С первого дня, с первого взгляда и слова Ибо знал, что этот человек сведёт его с ума. Правда, тогда он совершенно не предполагал, в каком из смыслов. Сяо Чжань модельной походкой направляется к дивану, и у Ибо пересыхает во рту от того, что эта блядская рубашка совершенно ничего не скрывает. Ни бледной кожи, ни аккуратной дорожки волос внизу живота, ни полувставшего члена. Ибо облизывается, не в силах сдержать собственное возбуждение, метнувшееся вниз по спине. Одним плавным грациозным движением Сяо Чжань опускается ему на бёдра и сдвигается, чтобы Ибо мог прочувствовать каждый миллиметр его горячей кожи. Будто Ибо и так недостаточно заведён. — И всё же я думаю, что мне пойдёт, — доверительно сообщает Сяо Чжань и, усмехнувшись, красит свои эротичные губы. На ощупь это сложно сделать, поэтому помада ложится неровно: кое-где не докрашено, кое-где напротив, выходит за контур. Но Ибо не может оторвать взгляда от алого цвета, так красиво оттеняющего светлую кожу. Ему хочется впиться в неё зубами, чтобы выступила кровь, а сам Сяо Чжань лихорадочно простонал ему в губы. — Нравится, Бо-ди? — Сяо Чжань чуть двигается, проезжаясь промежностью по наливающемуся члену Ибо. — Вижу, что да. Давай-ка посмотрим, пойдёт ли тебе. Ибо позволяет ему склониться к своему лицу и накрасить губы тоже. Помада ощущается чужеродной, он и на съёмках моментально тянулся за салфетками, чтобы её стереть. Но сейчас ему всё равно, даже если Сяо Чжань захочет сделать ему профессиональный макияж. Лишь бы не слезал с его бёдер и не убирал таких ласковых рук. — Ты такой красивый, Ибо, — шепчет Сяо Чжань, уже не скрываясь, ёрзая на его коленях. — Такой греховный и такой сладкий... Так хочу... Он недоговаривает и тянется за поцелуем, глубоким и развязным, пропихивает язык Ибо в рот, и Ибо с удивлением слышит стон — свой. Он запускает ладони Сяо Чжаню под рубашку и гладит тёплую кожу на боках и животе, пока Сяо Чжань увлечённо трахает его рот. Когда они отрываются друг от друга, член Ибо изнывает от желания. Сяо Чжань выглядит пошло и развратно: помада смазалась, губы кажутся ещё более яркими, хотя куда уж? Он тяжело дышит, и взгляд его потемневших глаз словно никак не может сфокусироваться, так и бродит по лицу Ибо. — Ты бы видел себя сейчас, — выдыхает он. — Как жаль, что нельзя сфотографировать. Ибо не жалеет. Он хочет такого Сяо Чжаня только себе и не готов делить его даже с камерой смартфона. Ибо увлекает его в очередной поцелуй и скользит по ягодицам и дальше, в горячее и влажное. Сяо Чжань ещё растянут, но Ибо не может отказать себе в удовольствии заставить его стонать, ритмично насаживаясь на пальцы. Сяо Чжань стонет, запрокинув голову, и шепчет, что у Ибо блядские руки, которые нужно запретить. Ибо впивается поцелуем в беззащитную шею и судорожно выдыхает, заметив оставленный след. К счастью, не засос, но алый отпечаток помады, и от этого так хорошо, что даже стыдно. Ибо помогает Сяо Чжаню плавно опуститься на член, и начинает двигаться — сразу резко и глубоко, до сорванного дыхания. Сяо Чжань совершенно забывается: откровенно стонет, больно цепляется за плечи Ибо, закрывая глаза. Ибо думает, что за такую рекламу Уемура-сан, будь он жив, отвалил бы даже не миллионы — миллиарды долларов. Правда, тогда Ибо пришлось бы убить его собственноручно. Ибо накрывает ладонью член Сяо Чжаня и всё же кусает его нижнюю губу. Сяо Чжань стонет, выплёскиваясь ему в ладонь, и Ибо следует за ним. После они какое-то время лежат, пытаясь выровнять дыхание. Роковая помада укатилась куда-то в недра дивана, и Ибо думает, что следует получше приглядеться к оставшимся рекламным образцам. Тем более, что склад косметики у Сяо Чжаня наверняка не меньше.