Будь счастлив

Ремус давно уже влюблен в Сириуса. Ровно столько же он это и скрывает. Бродяга достоен лучшей пары, внушал себе оборотень. Бродяга никогда его не полюбит. Не стоит даже лелеять пустых надежд, мечтаний о несбыточном. Но Люпин лелеял. Лелеял, слушая влюбленную болтовню Блэка о Марлин. Он пообещал себе больше не вскрывать ту боль, но упорно повторял одно и то же. Он понимал, что должен прятать свои чувства куда подальше от внешнего мира, в самые пыльные, затянутые паутиной закоулки израненной волчьей души. А изранена была не только душа, но и тело. Тело монстра, которое Ремус ненавидел. Тело, которому пытался причинить боль. Он уже понял, как надо действовать, чтобы не попасть под подозрение: наносить раны в максимально хаотическом порядке на скрытых одеждой участках тела. Друзья, ясное дело, не могут запомнить каждую царапину и решают, что это, наверное, незажившие следы последнего полнолуния. А оборотень продолжал истязать себя, отбывая самое мучительное наказание из всех, которые только можно было придумать. Вот Сириус и Марлин целуются в общей гостиной. Лунатик желает другу счастья, пусть даже и не с ним, и промолчит, с таким усердием уткнувшись в учебник по ЗоТИ, будто от этого зависит вся дальнейшая жизнь оборотня. Это не его дело. Только Блэку принимать это решение. И, кажется, тут все очевидно. Ясно, как чертов белый день. Симпатичная, яркая, амбициозная блондинка, очаровательная, вспыльчивая, как фейерверк: такая ослепительно красивая и такая непостоянная или чертов потасканный передрягами оборотень? Тут думать долго не нужно. И все же Люпин не мог перестать мучиться, как бы напрасно это ни было. Разлюбить человека — это вам не два пальца о брусчатку, хотя порой хотелось приложиться о нее сразу головой. Хотя бы потому, что с разбитой головой не до размышлений о лучших друзьях, с временем ставших предметами воздыхания. Ремус дал себе клятву не вмешиваться. Он ведь хотел немного. Всего лишь счастья для Сириуса. Пока что звучит реалистично. А вот совместное счастье — это чертова утопия, которую давно стоило бы забыть. Вервольф перестал надеяться. Он смирился с очевидным. И пусть Блэк будет счастлив вместе со своей избранницей. А Рем побудет лишним. Впрочем, как всегда. Ему ли привыкать? Последней отрадой парня стало зеркало Еиналеж. Помнится, когда Мародеры нашли его, Питер, как всегда сморозил какую-то чушь, Джеймс увидел себя с Лили, а Сириус — с Марлин. Именно в тот день стало ясно, что самое прекрасное чувство в мире не осчастливит Люпина. На душе скребли кошки. Казалось, что его ударили под дых и избили его последние нетронутые участки хоть каких-то смутных перспектив ногами. Тогда Ремус сказал, что видит себя нормальным человеком. Не оборотнем. Он лгал. На самом деле Люпин увидел себя с Блэком, и эта картина наглухо запала ему в память. Казалось, только закрой глаза, и увидишь эти чувственные объятия и нежные, слегка саднящие поцелуи. Но оборотень видел Бродягу исключительно с Маккиннон. Он не ненавидел девушку. Он тем более не ненавидел Сириуса, принимая его выбор с уважением и смиренно молча обо всем, что уже потеряло всякий здравый смысл, но все еще зачем-то жило в душе Лунатика. Парень приходил к волшебному зеркалу и просиживал напротив него долгие часы, бесчисленные бессонные ночи, мечтая о том, что его любовь не безответна. Каждый гребаный день он любовался на свои несбыточные мечты, так навсегда и оставшиеся отражением в околдованном стекле, охотно показывавшем ему то, чего оборотня лишила реальность.