Как Вам будет угодно

      Ненависть, которую порождала эта девушка, была настолько сильной, что Руфелис порой пугался своих же чувств. Он действительно не понимал, почему Аристия вызывает в нем столь противоречивые чувства. Солнце Империи любил Императрицу, но вот Королеву, которая на всех светских мероприятиях позади правителей, любил еще больше. Любил и ненавидел одновременно. Та, что сломала его жизнь. Та, что очаровала его сердце. Та, что никогда не будет подле него.       На прекрасных балах, где все сверкало, искрилось, где голову дурманил аромат духов и нарастающая страсть между партнерами, Тия чаще всего прибывала в одиночестве, вела беседы с приближенными императору, не забывая о правилах этикета. Еще с самого детства, ее отношения наилучшим образом сложились с Аллендисом де Веритас и Карсейном де Ласс, они стали для нее поддержкой и опорой. Именно эти двое могли дать девушке дельные совет, утешить в трудные времена. Руфелис ненавидел это. Ненавидел, как его Королеву окружали другие мужчины, а ведь только рядом с ними она искренне улыбалась и смеялась.       Он смотрел на нее с теплотой и любовью, когда Тия занималась своими делами, ему хотелось дотронуться до ее прекрасного тела, однако, он не мог себе этого позволить. Рядом с ним не та императрица, Джион не нужна ему.       Фраза «Мы ненавидим тех, кого любим, потому что они способны причинить нам больше всего страданий» была как раз про отношения Руфелиса и Аристии. Настолько сильная антипатия Императора к Королеве показывала его тайное влечение к ней, но ведь никто и не догадывался, что он настолько влюблен в нее. То он запрещал ей трапезничать вместе с ними, то лично приносил еду в ее покои. Королева разрывалась между двумя этими личностями и не знала, как стоит ей себя вести. Она боялась его, но и любила всем сердцем без какой-либо корысти. — Твоя гордость отвратительна, Аристия, — так холодно он говорил ей, каждый раз, когда они оставались наедине.       Руфелис раздражался только от одной мысли о гордости Моник, его трясло от злости, когда она встала на колени по его прихоти, но при этом держала лицо. Такая серьезная, горделивая она смотрела на него, будто бы ей ничего не стоит унижаться перед ним каждый раз. Таким же взглядом она смотрела на его союз с Джион: со смирением и толикой сожаления. И как хотелось схватить ее за плеча да встряхнуть так, чтобы вернуть мозги на место. И вся эта предвзятость к нему, и опаска в глазах исчезли бы вмиг.       Но она была неприступной.       Руфелис желал Аристию. Он хотел ее с ног до головы, хотел ни как Императрицу, ни как Королеву, а как обычную женщину. Тия была желанной, той, кому хотелось дать все драгоценности мира, духовное равновесие и страстную любовь. К сожалению, было одно «но».       Джион ревновала своего Императора, пыталась строить козни и всячески навредить Моник. Руф видел это, прекрасно знал о всех планах, но не предпринимал никаких попыток все предотвратить. — Она слишком глупа, чтобы ей навредить, — серьезно отвечал Император, попирая голову рукой, наблюдая за тем, как Аристия в саду пила чай.       Руфелис хотел сблизиться с ней, но каждая встреча заканчивалась одинаково. Он правда не знал, как можно подступиться к ней, как завладеть хоть каплей ее внимания. Его хитрый ум дал трещину, когда обратился к своему советнику, чтобы тот узнал, что нравится Королеве Империи, и чего бы она хотела. Харен удивился не меньше, чем прислуга, обслуживающая Солнце Империи во время трапезы. Как бы то не было, но слово Императора закон, а значит, что оспорить ее нельзя.       На подобный вопрос Тия ответила не сразу, ее лицо вытянулось от удивления, и тень сомнения закралась в ее голову. Королева расслабилась и поднесла чашку лимонного чая к губам, бесслышно отпивая маленький глоток. — Я хочу детей, виконт, — с грустной улыбкой отвечает Моник, взглянув на Харена безжизненными глазами. — Хочу жить и воспитывать детей.       Эта новость ошарашила Солнце Империи, ведь Аристия не была многословной при их встречах, а тем более не говорила о детях. Для Руфелиса это была обычная отговорка: я — Император, и я позволю тебе выносить моего наследника. Для него даже было неважно, станет ли дитё наследником или нет, он думал лишь о своих желаниях.       Он посетил покои Королевы поздно вечером, когда девушка уже переоделась в ночную сорочку и расчесывала свои волосы перед сном. Скрип двери привлек ее внимание, и она легко привстала, чтобы лучше рассмотреть в зеркале гостя. Увидев там императора, Тия подскочила и встала перед Руфелисом, приветствуя его. Мужчина подходит ближе, и Моник инстинктивно отходит на пару шагов назад, после чего смотрит в пол, сжавшись от неловкости. — Раздевайся, — в полный голос говорит он, сверля бедную взглядом синих глаз. — Мне повторить?       Аристия нервно сглатывает слюну, ее щеки начинают предательски краснеть в темноте, и только после она медленно расстегивает сорочку, давая ее проскользить по телу вниз. Тия прикрылась руками от смущения, постаралась кое-как прикрыться длинными волосами, но голос Императора вновь привел ее в чувство, как ведро воды на голову. — Убери руки, — ледяной тон заставляет девушку повиноваться. Теперь же она стояла перед ним абсолютно без одежды. Стройное, но округлое местами тело очень привлекало Руфелиса, и он чувствовал, как лишь от одного взгляда на это тело, растет возбуждение. — Подойди.       Аристия скованно подходит к Императору, не решаясь смотреть в глаза мужчине. Его рука скользит по ее плечу, ключице, а затем поднимается по шее, задерживаясь на пылающей щеке. Эти жестом он заставляет ее поднять взор, а затем наклоняется к ней и тихо шепчет: — Сними, — Руфелис подносит руки Тии к воротнику своей рубашки, и трясущиеся пальце неумело расстегивают пуговицы.       Лунный свет едва освещал большую комнату, под таким освящением изгибы тела Королевы были наиболее привлекательным, отчего Император не может себя сдержать и подхватывает девушку на руки. Моник издает тихий всхлип удивления, машинально обвивает руками шею Руфелиса и прижимается обнаженной грудью к лицу мужчины. Руф осторожно, нежно отпускает Аристию на кровать, нависает над ней, рассматривая смущенное лицо девушки. Его холодная рука скользит по разгоряченному телу, останавливается на груди, аккуратно сжимая ее, а затем проводя языком по соску, приводя в состояние возбуждения. Легкий стон вырывается из уст Моник, после чего она закрывает свое лицо ладонями. — Я исполню твое желание, Аристия, — Руфелис убирает ее руки и впивается в желанные губы поцелуем, страстным и властным.       Тия начала ерзать под Императором, стараться его оттолкнуть, но его руки умело сдерживали ее, а обжигающее дыхание сводило с ума. От прикосновений по ее телу побежали мурашки. Аристия не знала, как себя вести в подобных ситуациях, она совсем не готовилась к этой ночи, даже мечтать не могла, что подобное случиться. Руфелис настойчив, но не груб. Его прикосновения мягкие, возбуждающие, а вот голос, все еще оставался таким же холодным. Долгие прелюдии были совершенно не для него, по крайней мере в данной ситуации. Он так сильно желал эту женщину, что не мог больше тянуть. Эта связь была для Тии чудом, поэтому через некоторое время она раскрылась и отдалась своим чувствам.       Плавные движения, дыхание в унисон и приглушенный стон Королевы, прорывающийся сквозь ладонь Императора. Такой мягкий и чарующий секс во многом оправдывал Руфелиса в глазах девушки, превозносил его. Поцелуи, которые обычно получала только Джион, теперь принадлежали только ей. Сейчас Аристия могла наслаждаться близостью с любимым мужчиной. — Почему ты такая? — сквозь сбивчивое дыхание спрашивает Император, уткнувшись в шею Тии. В этих словах было так много боли, горечи и разочарования, что девушка застыла в немом вопросе. Только сейчас и только эту ночь она может быть рядом с ним, и разве стоит отвлекаться на такие мысли?

Худший способ скучать по человеку — это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим.