О капусте и королях

Люциус проснулся на рассвете и, стараясь лишний раз не двигаться, чтобы не разбудить Гермиону, мысленно перебирал в памяти события вчерашнего дня. Не сказать, что его расстроило само происшествие, но последствия в виде сломанной палочки наводили на грустные мысли: если б не Грейнджер, их пребывание здесь могло окончиться, не успев начаться. Девчонка действительно заслуживала всяческих похвал. Орудуя грамотно и толково, быстро соорудила им укрытие для ночлега. Да еще и залечила все его ссадины. Так что, открыв глаза, Малфой обнаружил себя практически настолько же здоровым, как и в тот момент, когда переступил порог министерской лаборатории. Только голова все еще немного кружилась. Он уже собирался вставать, чтобы осмотреть местность и попытаться выяснить, в какую из частей света их занесло, как вдруг снаружи раздался размеренный стук копыт. Люциус прислушался. Так и есть — неподалеку от их шалаша фыркали лошади. Он резко сел на импровизированном ложе и потянулся за волшебной палочкой Грейнджер, которая лежала рядом с ее «подушкой». На счету каждая секунда, и вопросы щепетильности, равно как и сделки с собственной совестью, решать было некогда. Малфой высунул голову из укрытия и прищурился, вглядываясь в рваные клочья тумана. Слух его не подвел: по грязной дороге и впрямь передвигались люди. Одни из них ехали верхом, другие шли пешком. В одежде, присущей раннему Средневековью. Люциус в сердцах выругался и быстро трансформировал их с Гермионой лохмотья во что-то более подходящее, хотя и такое же изорванное. За этим немудреным действием и застала его распахнувшая глаза Грейнджер. Увидев своего спутника в рубашке и трико, да еще и направившего на нее ее же собственную палочку, у нее дар речи пропал от неожиданности. А тот, заметив ее недоумение, скупо пояснил: — Мы в Средневековье. До Ренессанса еще пара веков. — Прекрасно, — сокрушенно вздохнула Гермиона и только тут обратила внимание на одежду, что ей наколдовал Люциус. Ею оказалось синее платье свободного кроя и сомнительной чистоты; настолько изодранное, что служило скорее не для того, чтобы скрыть, а наоборот, показать прелести своей хозяйки. И это настолько ее возмутило, что, издав негодующий возглас, она поскорее прикрылась плащом и вопросительно уставилась на Малфоя. — Я скажу им, что на тебя напали разбойники, — быстро ответил тот, стараясь не замечать ее недовольного лица. — Конечно, нет! — запальчиво воскликнула девушка. — Конечно, да! — рассердился Люциус. — Так они быстрее поверят в то, что я лорд, путешествующий со служанкой. На этих словах она поморщилась. — Если они увидят, как я расстроен из-за тебя, точнее, из-за того, что на тебя напали, — быстро поправился он, — то решат, ты — моя внебрачная дочь, и тогда я уже не смогу гарантировать, что они не захотят воспользоваться тобой еще раз. С одной только разницей, что в этом случае все будет происходить всерьез. Гермиона побледнела. — Если только ты не хочешь (в познавательных целях, разумеется) пережить средневековое групповое изнасилование и на практике исследовать заболевания, передающиеся половым путем, — угрожающе закончил Люциус. — Но почему именно служанка? — как только к ней вернулось самообладание, снова бросилась в атаку эта настырная особа. — У тебя может быть жена, дочь, двоюродная сестра, наконец. Они не станут посягать на твою родственницу, так почему я должная изображать прислугу? — Сведения легче собирать с обеих сторон, — поджал губы Малфой, которому эти перепирательства начинали действовать на нервы. — У тебя, в отличие от меня, есть палочка. Будучи прислугой, ты можешь свободно передвигаться по замку. Это во-первых. А во-вторых, ты знаешь, что именно нужно сделать, чтобы отыскать следы магического сообщества. Оно сейчас очень надежно скрыто от глаз магглов и найти его будет нелегко. Гермионе страшно захотелось бросить ему в лицо какое-нибудь оскорбление, но она сдержалась. Только потому, что унизив ее и не зная, что делать дальше, он сознался в собственном бессилии и скудоумии. Внутри нее клокотала такая ярость, что еще немного и она выплеснулась бы потоком стихийной магии. — А почему ты вообще хочешь представиться дворянином? — возмущенно вопросила она, буравя Люциуса злым взглядом. — Да потому, что я — Малфой! — прошипел тот. — Вот почему. Гермиона фыркнула и закатила глаза. Однако, наблюдавший в просвет между ветками за приближающейся процессией лорд никак не отреагировал на эту игру мимики. И только когда всадники подъехали ближе, подал голос: — А теперь прими удрученный вид. Но только без слез — с женщинами низкого происхождения подобные вещи часто случались. Пылающая от гнева Гермиона ничего не сказала. Надо же было попасть именно в эти жуткие времена! От отчаяния и неспособности хоть что-то изменить отважная гриффиндорка расплакалась. Но, надо отдать должное, в словах Люциуса имелся смысл: будучи знатным сеньором, он, по крайней мере, не станет путаться у нее под ногами. Между тем Малфой окликнул проезжавших. Отряд остановился и вот тут ей по-настоящему стало страшно. По телу пробежала нервная дрожь. Срочно нужно было занять себя чем-то. Поэтому, путаясь в длинном платье и спотыкаясь на каждом шагу, она стала собирать валяющиеся вещи. Но пока увязывала плащ в мешок, вдруг заметила, как Люциус провел ее палочкой над своей головой. Губы его беззвучно шевелились, и Гермиона поняла, что он плетет невербальное заклинание, последнее магическое действие, которое он сейчас мог себе позволить, пока не видит никто из посторонних. Закончив, он мельком глянул в ее бледное и осунувшееся лицо и повторил то же самое заклинание уже над ней. Сперва она не почувствовала никакой разницы, но внезапно обнаружила, что тарабарщина, на которой изъяснялись люди снаружи, стала складываться в привычные слова. Чары переводчика. К ее удивлению, перед тем как выйти к незнакомцам, Малфой бросил ей палочку и прошептал: — Спрячь. Гермиона осталась одна в укрытии. Обежала взглядом нехитрые пожитки, прикидывая, где бы пристроить их единственный ключ к спасению, и тут ее осенило: она быстро наколдовала карман с изнанки платья, куда и спрятала бесценный артефакт. Едва она закончила, до слуха ее донеслось, как спешиваются всадники, гремит громоздкая упряжь и ступают по чавкающей грязи тяжелые сапоги. Она высунула голову из шалаша и изумленно уставилась на людей, стоящих перед Люциусом на коленях. Невысокие, коренастые мужчины, с ног до головы покрытые грязью и одетые в легкие ржавые кольчуги, выглядели точь-в-точь как массовка из маггловских исторических сериалов, которые мисс Грейнджер иногда смотрела, чтобы скоротать одинокий вечер. Из-под тонких металлических шлемов торчали давно немытые и нечесаные волосы, а рубашки, явно нуждающиеся в стирке, поражали разнообразием оттенков. Одинаковым был только цвет трико — темно-красный. Глядя на простершихся ниц магглов, Люциус уже собирался, по обыкновению, скривиться, но, спохватившись, милостиво кивнул и велел им подняться. Гермиона, с присущим ей любопытством, во все глаза разглядывала экипировку прибывших, пока не услышала, как вдохновенно сочиняет на ходу Малфой легенду об их бедственном положении. Правда, на словах «разбойники, напавшие на нас, использовали ее самым варварским образом», ее передернуло, но пришлось проглотить и это. После подобного заявления мужчины взглянули на нее более плотоядно, но, казалось, они слишком благоговели перед этим неизвестным господином, чтобы позволить себе нечто большее, чем просто взгляд. Новоявленная служанка тяжело вздохнула. «Что ж, во всяком случае, мне сегодня не придется изменять им память, и на том спасибо», — подумала она, наблюдая, как маленький человечек подобострастно кланяется Люциусу:  — Конечно, сэр. Мы сей же час отвезем вас во владения барона, сэр. Гермиона нахмурилась. Похоже, чары переводчика не отличались совершенством, а она так надеялась, что древний маггловский язык хоть немного похож на современный… Люциусу тем временем подвели одну из лошадей, и тот же коротышка держал ему стремя, пока Малфой усаживался в седло. Что касается самой Гермионы, то мальчишка лет пятнадцати, с соломенными волосами и большими темными глазами, помог ей выбраться из укрытия и хорошенько закутал в плащ, после чего отвел к невысокой крепенькой кобылке. — Не бойтесь Бесс, мисс. Она кротка, как ягненок, — успокоил ее спутник, помог ей сесть верхом и, подхватив лошадь под уздцы, зашагал рядом. Гермиона украдкой оглянулась на убежище, которое вчера так старательно строила: обломки палочки Люциуса так и остались лежать в грязи, напоминая собой всего лишь пару сломанных веток.

***

Замок, куда их привезли оказался небольшим, выложенным из серого камня, строением. И здесь незадачливых путешественников во времени разделили — Гермиону провезли через неприметный вход для слуг с восточной стороны, а коня Люциуса повели через крепостной вал. Единственное, что он успел напоследок сделать, так это бросить на нее пытливый взгляд, после чего отряд скрылся из ее поля зрения, и она осталась одна. Правда, ненадолго: рыженькая девчушка лет десяти, расторопная и юркая, как выдра, отвела ее в купальню, с ванной, наполненной теплой водой. На трехногом деревянном табурете уже поджидало чистое платье и кусок небеленого льняного полотна, чтобы вытереться. Гермиона кивком поблагодарила провожатую и, когда та ушла, осмотрелась. «Интересно, как часто пользуются этой комнатой? Похоже, у здешних обитателей мытье не входит в перечень ежедневных занятий. Не хватает мне только набраться вшей за шестьсот лет до своего рождения», — уныло подумала она, стянула с себя вконец расползающиеся лохмотья и вздрогнула: несмотря на струйки пара, поднимающиеся от воды, камень, из которого была выложена купальня, оставался холодным. Воровато глянув на плотно закрытую дверь, Гермиона вытащила из потайного кармана палочку. Если бы девчонка забрала ее вместе с одеждой, это могло привести к нешуточным последствиям. Ей следовало спрятать ее сейчас, чтобы потом не быть застигнутой за наведением чар. Самая умная ведьма своего поколения наморщила нос и задумалась. Был один вариант. И хотя заклинание считалось экспериментальным, но рискнуть все же стоило. Она положила палочку поперек ладони и сконцентрировалась. Под ее взглядом дерево начало сгибаться, съеживаться, и свернулось в простое деревянное кольцо. Девушка победно улыбнулась. Теперь оставалось только проверить на практике, насколько все прошло успешно и сохранила ли вещица свои свойства. Волшебница надела кольцо на палец и резко махнула рукой в сторону ванны. Пальцы сперва немного покалывало, но в следующий момент из него (сжигая попутно кожу) выстрелила магия — заклинание нагрева удалось. Хотя и столь плачевным образом. Вода, конечно, стала еще горячей, а Гермиона, почувствовав боль, чуть не закричала и спешно наложила на покрытые волдырями пальцы исцеляющие чары. Зато теперь она точно знала, что лучше этого больше не делать. Скользнув в воду, она с наслаждением отскребла с тела грязь и сажу. Тщательно вымыла волосы и недобрым словом помянула Мордреда, вспомнив, что у нее нет расчески, чтобы распутать непослушные кудри. Выход оставался только один: радуясь, что все еще влажные пряди достаточно длинны, она заплела их в немудреную косу. И в этом тоже было свое преимущество — когда они высохнут, то уже не будут такими пышными и непослушными. Каменный пол неприятно холодил ноги, и Гермиона поджала ступни. Кажется, об обуви для нее никто не озаботился, а она обрадовалась бы сейчас даже египетским сандалиям*, хотя тут, судя по обилию нечистот и грязи, и резиновых сапог было бы недостаточно. Она взяла со стула оставленное для нее платье и еще не успела толком в него влезть, как в дверь постучали. Гермиона вздрогнула. Она, конечно, понимала, что не может вечно оставаться в купальне, но все же надеялась, что у нее будет еще хоть немного времени, чтобы собраться с мыслями. — Могу ли я войти, моя милая? — услышала она чей-то приглушенный, но очень знакомый голос. Теряясь в догадках, Гермиона подозрительно посмотрела на дверь и нахмурилась. — Кто там? — завязывая последние тесемки, спросила раздраженно. Она никак не могла вспомнить, кому из ее окружения принадлежал этот спокойный, дружелюбный бас, а то, что был знаком, она не сомневалась. — Мое имя брат Уэзерби, — снова донеслось из-за двери. — За мной послали, как только стало известно, что разбойники надругались над тобой. От подобного заявления у Гермионы челюсть отвисла. Она резко распахнула тяжелую створку и увидела говорившего — пухлого человека в монашеском одеянии, лет сорока с небольшим. Тонзуру, сиявшую при скудном освещении гладкостью яичной скорлупы, обрамляли темно-каштановые волосы. Но более всего ее поразило лицо. Полное жизни, с румяными щеками и морщинками в уголках глаз, какие обычно бывают у людей, любящих хорошо посмеяться. Сейчас в этих живых и подвижных глазах плескалось беспокойство, и Гермиону как гром поразил: она действительно его знала. — Не может быть, — прошептала, запинаясь, волшебница. — Это, что, шутка? И упала в обморок.

***

— Боюсь, потрясение оказалось слишком велико. Низкий голос, произнесший эту фразу, практически потерялся на фоне звука шагов и перешептываний, какими комната была переполнена. Похоже, посмотреть на страдалицу хотелось очень многим, и Гермиона решила не подавать вида, что давно уже пришла в себя. — Сожалею, сэр, что сей прискорбный случай произошел в наших владениях, — вторил другой, настолько высокий по тембру, что напоминал скрежет железа по стеклу. — Но уверен, что она скоро поправится. Волшебница с трудом сдержалась, чтобы не вспылить. Этот скрипучий тип беспокоился вовсе не о ее состоянии здоровья, а о возможных последствиях, которые могли угрожать местной политике. — Сейчас смутные времена, — как ни странно, но интонация Люциуса ничуть не изменилась. Наоборот, ей даже показалось, что здесь он ощущает себя так, словно попал в родную стихию. — Никто не может чувствовать себя в безопасности. Ценой неимоверных усилий Гермиона постаралась не закатить глаза. Она нисколько не ошиблась: Малфой и в самом деле получал удовольствие, играя в развернувшейся драме отведенную ему роль. — Пожалуй, — согласился первый. — Но с одним вы не сможете не согласиться — после перенесенных страданий ей и вправду нужен хороший отдых. — Я останусь с ней, — ответил Люциус. — Когда она проснется и я окажусь рядом, ей будет намного спокойнее. — Разумеется, — снова заскрипел второй. — Мы оставим вас здесь, сэр. Надеемся увидеть вас за обедом. Вслед за прозвучавшими словами послышались шаги выходящих из комнаты людей, после чего дверь за ними тяжело закрылась. — Можешь открыть глаза. Я знаю, что ты не спишь. Гермиона удивленно вскинула ресницы: — Как ты догадался? — У тебя бровь дернулась, когда этот придурок начал болтать языком, — пояснил Малфой. Мнимая служанка хихикнула и попыталась сесть. — Что с тобой случилось? И где твоя палочка? Гермиона подняла правую руку и показала деревянное кольцо: — Я встретила Толстого монаха, представляешь? Он жив! Люциус испуганно взглянул в ее улыбающееся лицо и оторопело моргнул: — Призрак Хаффлпаффа?! Я… Хорошо, давай считать все это последствиями шока. — Но это правда! — возмутилась Гермиона. Отбросила одеяло и присела на край кровати. Голова все еще немного кружилась, и она всерьез пожалела о невозможности заказать сейчас кружку крепчайшего кофе. — Именно он станет нашей связью с магическим миром, — быстро перебирая проворными пальцами распустившиеся волосы, уверенно проговорила волшебница и, закончив нехитрое действо, перебросила косу за спину. Люциус пожал плечами и отошел к раскрытому окну. — А магглы почему-то считают меня прямым потомком Пендрагона и потому обращаются как с королем, — небрежно обронил он, наблюдая, как слуги во дворе охапками носят тростник во внутренние покои замка.** Его самодовольный вид снова вывел Гермиону из себя: — И что?! — вскипела она. — В некоторых сонетах и песнях говорится о его наследниках, обладающих длинными густыми волосами того же оттенка, что и у меня, — объяснил Малфой качнув головой, от чего его роскошная платиновая грива рассыпалась по плечам. — Что-то я такого не припоминаю. Никогда не слышала ничего подобного, — с сомнением поджала губы собеседница. — Скорее всего, о них забыли за давностью времени. Или сведения затерялись среди утраченных в веках летописей, — не сдавался Люциус и внезапно перевел разговор на другую тему. — Мы еще легко отделались. Если бы они подумали, что мы лазутчики из враждебного им баронства, нам точно было бы несдобровать. — Просто замечательно, — сарказм в голосе Гермионы мог с успехом выдержать сравнение с сарказмом самого Снейпа. — Лучше не бывает! От желания дать ему пощечину у нее зачесались ладошки, и чтобы не поддаться этому искушению, она вцепилась в простыню под собой: — Легко так говорить, когда тебя принимают чуть ли не за полубога, в то время как я всего лишь служанка; ничтожество, не достойное даже смахнуть пыль с твоих башмаков… — Прекрати! — остановил ее Малфой. — Может, кто-то так и считает, но кое о чем ты забыла. Во-первых, у тебя есть палочка. Во-вторых, ты свободна от любых условностей. В отличие от меня, возле которого всегда крутится уйма народа. И все считают своим долгом рассказать какую-то ерунду или пустяк, что выеденного яйца не стоит. Ко мне даже приставили мальчишку, чтобы он подносил горшок всякий раз, когда мне нужно помочиться… Глядя на его перекошенное от отвращения лицо, Гермиона сразу почувствовала себя намного лучше. По крайней мере, нужду она точно могла справить без свидетелей. — А в-третьих, ты будешь предоставлена самой себе. По замку уже ползут слухи, и все гадают, кем ты мне приходишься. Любовницей, незаконнорожденной дочерью, или тем и другим вместе, — насмешливо заключил Люциус свой перечень. — Мерзость какая, — неприязненно глянула на него волшебница. Малфой перестал улыбаться. Глаза его снова приняли стальной оттенок. — Тебе придется смириться с этим, если хочешь, чтобы тебя оставили в покое, — резко бросил он отходя от окна. — Хорошо! — в тон ему выкрикнула Гермиона и оскорбленно скрестила на груди руки.