***
День во второй половине дня выдался пасмурным. Серые тучи заволокли небо и нависли над городом, как черно-серые клубы дыма, что пришли с гор. В это время Дазай смотрел в окно на дальнюю гору, откуда приехал на Совет правительства. Вокруг он только и слышал как главы их города трясутся от страха, сидя на стульях, что еле-еле держат жирные задницы. Со всех сторон только и слышны обрывочные фразы «зараженные», «расстрел», «мир». «Серьезно? Они думают, что от их действий какой-то мир настанет? Хах. Да они похоже вообще не видят реальной картины. Быстрее выроют себе могилы.» В воспоминаниях Осаму всплыла картина, свидетелем которой он стал полгода назад. Он видел боль и скорбь в глазах матери, у которой отбирали ее ребенка. Как она пыталась бороться за него, заслоняя собой и отталкивая военных. Для таких матерей, как она, потеря ребенка равносильна вырыванию сердца из груди, тем более таким образом. Если бы он тогда не вмешался их просто бы застрелили. — Он не заражен, это ошибка! Пожалуйста, проведите повторный осмотр! Он еще маленький для такой учести, совсем маленький! Ему только восемь лет! — ее крики распространились на всю площадь, тогда как люди расступившись молча наблюдали за ней и как сын отчаянно хватался за мать. Сначала я просто отвернувшись слушал ее, но крики и мольбы матери все же были на столько горькими, что мне пришлось вмешаться. Когда я тогда обернулся, солдат уже приставил ей к голове дуло пистолета, но и это ее не остановила. Промедли я хоть секунду, женщину бы застрелили. А так умер этот недоносок. — Пожалуйства, умоляю. Оставьте его со мной. Я буду следить за ним, если понадобиться буду держать дома. — Он не зверь, чтобы держать его в четырех стенах, — тогда ответил я, смотря в асфальт, что был покрыт бордовой кровью, что заполняла поры бетона. — Он будет жить в горах и в хороших условиях. Считайте, что это лагерь для детей. Его возраста есть специальная группа, там никто никого не убивает, — тогда в моем голосе я впервые допустил чувства и он становился мягче. Женщина тогда доверила своего сынишку мне, смотря в глаза. Дитятко же в свою очередь с интересом смотрел на меня и протянул дрожащую ручку. — Уберите здесь. — Господин Осаму, соизвольте вас потревожить. Вам совершенно видимо все равно, что станет с миром, если этот рассадник так и будет продолжать пополняться, — один из Совета смотрел на него, что чувствовал парень и это его весьма раздражало. — И что вы хотите? — его голос был ровным, но и излучал он убийственную опасность, даже просто сидя в кресле и смотря в окно. — Где исполнение приказа об убийстве особо опасных, что были выявлена Сердаболией? Мы этого не потерпим. У нас есть система, который должно соответствовать все! А эти монстры опасны и даже вы можете их не удержать на привязи, — Монстры?! Привязь? Привязь?! — Первое — это мои дети! Ни коем разом при мне не говорите о том, что они сидят на привязи. Второе — я глава этих ваших «монстров» и они доверяют мне, считают своим братом/отцом. И если я попрошу, то ваши жирные задницы тут же окажутся на пороге смерти. Третье — никакого расстрела больше не будет. И без этого погибло достаточно. Если нарушите мою систему, за каждую детскую душу вы будете страдать и дохнуть как от чумы. Вам никто не поможет, — он обвел каждого на Совете взглядом, подтверждая свои слова тьмой, что показалась карих глазах. — Думаешь, что нас запугаешь? — прошипел другой мужчина, смотря с презрением, словно на раба, в сторону Дазая. — Что скажет Президент, то и будет! И ты никак не можешь ослушаться. Уж это мы все устроим и проследим за исполнением. — Неужели? — раздался голос позади всех внезапно зашедшего Главы Совета — Президента Илуми. Все притихли и заткнулись, как только мужчина в белом одеянии прошел в центр и обернулся на так называемых правителей. Он только недавно заступил на эту должность и не особо был рад видеть столько грязи. Дазай же ему понравился, оказался как родственная душа. — Никогда при моем правлении крови детей не будет на руках Совета. Если я посчитаю, что вы несете угрозу молодому поколению, то уйдете в отставку. Дазай, ты можешь быть свободен, я с тобой позже свижусь. Илуми провел собрание, что созвал в главный зал, обсуждая нынешнюю обстановку, обдумывая действия братца. Что он вообще замышляет? Ведь сам Илуми сейчас является пешкой в его руках, а Дазай что-то вроде исполнителя со своими псами. И судя по отчету Дазая он смог отобрать пятерку, которой будет не почем расправиться с этими людьми, что возомнили себя Богами. Но для исполнения плана требуется еще много сил времени, а пока ему придется играть по малоизвестным правилам. Встреча с Дазаем один на один Президента весьма обрадовала. С ним он может снять «маски» и говорить именно то, что считает нужным. К тому же все его положение обязует исполнять свою роль правителя и обеспечить всем безопасность. — Можно я сам их убью? — внезапно спросил Дазай мужчину, на что тот только улыбнулся. — Я понимаю твое негодование, Дазай. Но придется потерпеть. Сигнала от него еще не было. К тому же, ему хотелось бы самому познакомится с «кандидатами»…***
Беседа Люси с Нацу закончилась тем, что он почти чуть не взял ее на рабочем столе. Их страстный поцелуй длился долго и ощущался для нее как сладость редкого меда. Он ей нравился, если только она вообще не была влюблена в него. Его ладони накрыли полушария грудей, сжимая их, и заставляя тело девушки выгнутся под ним. Расстегнув молнию формы, ему открылся вид белого кружевного белья. Яркий контраст пылающего лица и бледной кожи тела, но такой же горячей. Нацу сминал ее губы своими, пробуя их на вкус, чувствуя возбуждение и некую опасность. Девичьи бедра прижимались к нему, от чего он пытался не сорваться и держать себя в руках. Ладонь коснулась повязки на плоском животе девушки, от чего она замерла, словно загнанный кролик в угол. Люси внезапно вспомнила, как он реагирует на запах крови и тут же попыталась все остановить, но Драгнил спустился к ее шее, покрывая ту поцелуями, заставляя дрожать под ним и желать его. — Н-нацу… — прошептала Хартфилия, сдаваясь морально. Подсознательно она понимала, что он не причинит ей вреда. Нацу был другим, в отличие от других зараженных. — Что? — шепнул парень, оставляя следы зубов на ключице и спускаясь ниже. — Ст… Стой, — снова шепот, но никакого сопротивления. Он только улыбнулся и снова прикусил нежную кожу полушарий, слыша в ответ стон громче. Сквозь мягкое кружево он надавил на сосок правой груди, обхватывая губами левый, с которого как раз стянул ненужную ему ткань. Влажный язык обвел ореол, едва касаясь набухшей горошины, а затем сжал зубами, немного оттянув его, видя как девушка пытается сдержаться. — Остановиться? Ты в этом уверена? — его улыбка и голос, взгляд который говорил больше, чем все слова. Он желал ее. Хотел. Она своим неприступным и опасным видом на работе и развратным и сексуальным видом сейчас сводит его с ума. Наконец он спустился ниже, продолжая целовать и чувствовать ее дрожь тела в своих руках, что будет весьма воодушевлять парня, не так ли? Губы коснулись повязки и поддев зубами, открыл зашитую рану и лизнул шов. Стон от боли внезапного наслаждения сорвался с девичьих губ. Он чувствовал запах крови и от этого ему еще больше сносило крышу. — Больно… Нацу… — услышал парень и взглянул на девушку, что была красная от возбуждения и пролитых слез. Он собирался продолжить, но внезапно дверь открылась и они замерли. В свете коридора стоял парень с пепельным цветом волос. Наклонив голову, он изучал то, что видит: Люси в возбужденном состоянии, парень, что склонился почти между ее бедер. — Интересненько… — сказал он, чувствуя как некое чувство ревности прошибает его изнутри. Он отправил эту девчонку сюда, чтобы она занималась изучением и выявлением самых отбитых на голову, но не кувыркаться с ними. «Что делает Дазай? Какого черта?» — Простите, — быстро прикрывая грудь, она встала, застегиваясь и приводя себя в порядок. Она никак не ожидала, что в такое время ее кто-то посетит из верхушки. Тем более он. — А ты, я смотрю, смелый, — парень сделал шаг в кабинет. Жажда крови проявилась в эту же секунду. Хартфилия замерла, судорожно соображая, что же делать. Нацу как стоял около неё и не произнес ни слова, а только наблюдал за пепельноволосым. Изнутри рвался зверь, который хотел впиться в глотку зубами за то, что помешал им. А ведь он хотел уже полностью ее раздеть и овладеть ей. Сделать ее своей. — Ха-а? Молчишь, мальчишка? — Кого ты мальчишкой назвал? — голос Драгнила изменился и Люси это заметила. Она сразу развернулась к нему и положила ладонь на вздымающуюся грудь от ярости. — Нацу, успокойся. Договорим позже. Иди к себе. Охрана проведет тебя. — Но… — он хотел было возразить, но увидя серьёзное выражение лица Люси решил подчиниться. Поэтому только кивнул и прошёл мимо парня, что самодовольно ухмылялся, но жажда крови не уменьшилась. После того, как Драгнил удалился, Люси села на свое кресло, принимая тот серьёзный вид, с которым привыкла работать. Пепельноволосый же прошёл и сел на диван, устроившись поудобнее. — Итак… Что это сейчас было? — подал он голос. Теперь он был тихий, но опасность от него исходила такая, что у человека могут пробудиться все животные инстинкты самосохранения одновременно. Его поза была расслабленной, но девушка понимала, что это только с виду. — Простите. Этого больше не повториться, — сказала он, сглатывая вязкую слюну, при этом чувствуя горечь на языке. Она боялась этого парня больше, чем всех заражённых вместе взятых. — Неужели? Ты занималась исследованием? Выявляля у кого больше? Могу продемонстрировать свой, если хочешь и тебе поможет в расследовании. — Вовсе нет. Сэр, это была ошибка. И я это понимаю. — Ладно, забудь. Я прибыл сюда посмотреть поближе ту пятёрку и как понял… Это был один из них. Верно? — парень прикрыл глаза, вспоминая картину, что застал при открытии двери. Полуобнаженная девушка на рабочем столе, возбужденная, горячая и этот пацан, что спускался к её бедрам, покрывая поцелуями гладкую девичью кожу. «Черт. Не думай об этом.» — Всё верно. Это Нацу Драгнил. Он поступил сюда недавно… — Ты плакала? — внезапно прозвучал вопрос, от которого Люси растерялась. Её пальцы машинально коснулись лица при этом судорожно думая о том, видно ли ещё покраснение. — Э. Это… — она не знала, что сказать. Признать это перед ним, значит показать себя слабой и некомпетентной. Приворечия её раздирали изнутри и он снова повторил вопрос. Сглотнув, ей пришлось признать этот факт. — Да… Сегодня были расстреляны дети, которые… Сошли с ума… — Тебе жаль их? — снова внезапный вопрос от него. Она не знала, как реагировать, но ложь он распознавал сразу. Врать и утаивать было бессмысленно. — Да. Жаль. И больно. Они были совсем маленькие. Из-за вируса их мозг пострадал сильнее… Они стали похожи на диких животных, которых могли успокоить только транквилизаторы. Нам пришлось… — все слова приходилось говорить через силу. Боль все ещё пожирала её изнутри, а слезы снова просились, вставая комом в горле и не давая дышать. — Такова жизнь, — его ответ был прост. Без эмоций. Без сожалений. Он просто констатировал факт. И от этого Люси стало ещё больнее. Её будто ударили хлыстом по открытым ранам и присыпанных солью. Но такова была нынешняя жизнь. Такова была правда. — Сегодня я переночую у тебя, а завтра, когда Дазай вернётся из поездки, то встречусь с ним. Я бы хотел посмотреть на этих ребят… Действительно ли они так хороши, как сказал твой командир.