Наслаждение

Они обсуждают это уже не в первый раз. Кирей отвергает всем своим существом, а Гильгамеш насмехается, глядя на мужчину с высоты прожитых лет, как на букашку. Наслаждение — грех, Катомине в этом уверен и совершенно не обращает внимания на обтягивающую рубашку Арчера, не замечает алых губ и не придает значения ожерелью, так подчеркивающему тонкую шею. У него нет желаний, он не хочет ничего. Не хочет целовать губы, жадно сминая, не хочет касаться ключиц, оставлять следы на шее, не хочет удерживать извивающееся в руках тело, ловя губами стоны. «Подавляемый интерес называется одержимостью». Это неправда. И Кирей совершенно не одержим Гильгамешем. Не одержим его магическим голосом, не одержим его соблазнительной улыбкой, всем его прекрасным телом. Он знает, что смотрит слишком открыто и жадно, видит, как Арчер ухмыляется, читая Катомине как открытую книгу. Гильгамеш сам похож на книгу. Откроешь, прочтешь пару строк и не сможешь оторваться. Арчер прикусывает нижнюю губу и закидывает ногу на ногу. Тонкая рубашка натягивается, прилегая к телу слишком плотно, так, что просвечивают твердые соски. Непозволительно откровенно! Кирей сглатывает, сердце стучит быстрее, внизу живота сладко тянет. — Все еще не хочешь познать наслаждение? — Гильгамеш облизывается, как кот, встает и, блядски повиливая бедрами, подходит вплотную. Дыхание Катомине сбивается, когда мужчина садится на его колени, бесстыже глядя в лицо. Глаза Арчера сияют алым, вот уж кто хочет познать наслаждение — и в целом, и в данный момент. Кирей срывается, притягивает Гильгамеша за талию ближе, врывается в его жаркий рот, почти рычит. Сжимает в своих руках жестко, почти грубо. Мужчина лишь смеется, выгибаясь, подставляя шею под поцелуи. Руки Катомине съезжают на бедра, не церемонясь сжимают, раздвигают половинки, массируя между ними через обтягивающие штаны. Гильгамеш извивается, пытаясь потереться, прижаться ближе к пальцам. Кирей, кажется, потерял рассудок. Он почти разрывает чужую рубашку, желая скорее коснуться кожи. Нежной, мягкой, манящей. Губы касаются сосков, сжимают и оттягивают. Гильгамеш, сладко вздыхает, улыбается почти безумно, сверкая карминовыми глазами из-под прикрытых век. Рубашка летит на пол. — Как тебе наслаждение? — шепчет Гильгамеш, но его голос никто не слушает.