зависимость

       — Бей же!       Мой голос срывается, когда я кричу эти сло­ва. Пос­ледняя кап­ля. Го­тов пок­лясть­ся, что этот па­рень пря­мо сей­час убь­ёт ме­ня. Я вижу это в его затуманенном взгляде, в его сжавшихся израненных кулаках, да даже в горячем воздухе, который он выдыхает, — все говорит мне об одном: я на волоске от смерти.       Но к удивлению, ничего подобного не происходит; это было бы слишком просто для него. Вместо этого, в от­вет на мои сло­ва, мне при­лета­ет звон­кая по­щечи­на.       И как всегда он пе­ребор­щил с силой, и я, не удер­жавшись на но­гах, ко­торые пре­датель­ски под­ко­сились, рух­нул на пол, боль­но уда­ря­ясь спи­ной о де­ревян­ную по­вер­хность.       — Дже­рард?       Ти­хие сто­ны впе­ремеш­ку с глу­хими всхли­пами за­пол­ня­ют ком­на­ту. Только настенные часы прерывают тишину, тикая ровно в унисон с моим сердцем. Тик-так. Я знал, что так на­до. Тик-так.Я знал, что нуж­но это вы­нес­ти, пе­ретер­петь. Нуж­но нам обо­им. Тик…       — Все хо­рошо.       Я встаю с хо­лод­но­го влажного по­ла, со­бирая ос­татки гор­дости и са­мо­ува­жения, раз­би­тых еще нес­коль­ко ме­сяцев на­зад, и выб­ра­сываю в ур­ну, слу­чай­но прих­ва­тив и здра­вый смысл. Мы оба прек­расно по­нима­ли, что это неп­ра­виль­но.       «Так нуж­но, Дже­рард, так нуж­но», — про­носит­ся в мо­ей го­лове раз за ра­зом, слов­но за­ев­шая плас­тинка в старом дедовском проигрывателе. Только вот в жизни все сложнее: его пластинка треснула прямо в моем проигрывателе, и осколки засели так глубоко, что уже не вытащить.       Моя оче­редь.       Сердце пропускает ровно два удара; часы молчат.       Старательно за­махи­ва­ясь, ку­лаком по­падаю пря­мо ему в нос, на что тот ти­хо хрус­тну­л, зас­тавив ме­ня ле­гонь­ко дер­нуть­ся от про­тив­ных зву­ков.       Фрэнк осел на пол, зап­ро­киды­вая го­лову на­зад, и вы­тирая ру­кавом кровь, ко­торая тон­кой струй­кой сте­кала из но­са по гу­бам, ка­пая вниз и ок­ра­шивая свет­лую фут­болку крас­ны­ми пят­на­ми. Тик-так.       Па­рень не­ожи­дан­но по­вора­чива­ет го­лову ко мне, несколько секунд просто смотрит на меня своими до чёртиков уставшими глазами и ди­ко ус­меха­ет­ся, улы­ба­ясь во все тридцать два. А бордовые капли крови все текут и текут, окрашивая его зубы и десны. Глаза заблестели, а брови медленно сомкнулись у переносицы; он был явно недоволен мною.       — Ты дол­жен бить силь­нее.       — Фрэнк, я не мо­гу…       — Ты обе­щал мне, — нас­той­чи­во пов­то­ря­ет юно­ша, — так луч­ше нам обо­им.       — Не мне. Ты же зна­ешь, я не мо­гу, — шепчу, поднимая на него полные отчаяния глаза.       — Мы же до­гова­рива­лись, и ты сам знаешь, что тебе лучше слушаться.       Я лишь тя­жело вздох­нул в от­вет; нужных слов просто не существовало. Он бы всё рав­но ме­ня не по­нял. Для не­го все это — лишь иг­ра, жалкие попытки казаться сильнее, чем он есть на самом деле, но для ме­ня же — нас­то­ящий фильм ужа­сов, пов­то­ря­ющий­ся из ра­за в раз.       Ху­дож­ник-не­удач­ник и нар­ко­ман — мы всегда были стран­ной па­рой. Слиш­ком раз­ные, что­бы быть вмес­те, слишком ненужные, чтобы жить дальше.       Он лю­бит дешевый вис­ки и гром­кую му­зыку, разрывающую ба­рабан­ные пе­репон­ки, а я пред­по­читаю полуночную тишину и горь­кий ко­фе, такой же холодные, как и его чувства ко мне.       Единс­твен­ное, что мо­жет быть об­щее меж­ду на­ми — это за­виси­мость. Его — это побег от реальности, а моя — па­рень с выб­ри­тым вис­ком и оре­ховы­ми гла­зами.       Не ус­пел я и со­об­ра­зить, как Фрэнк рез­ко вскакивает и бь­ет ку­лаком мне в жи­вот. Я должен был ожидать этого. Скор­чившись от рез­кой волны бо­ли, я пы­та­юсь от­пол­зти в дру­гой ко­нец ком­на­ты, лишь бы он не тро­гал ме­ня боль­ше.       Но я дол­жен тер­петь.       За тяжелым пинком в жи­вот идет сле­дущий. Он никогда не останавливается после одного удара. Фрэнк бьет четко и без промахов: пря­мо в че­люсть, рас­се­кая мою, толь­ко на­чав­шую за­живать, гу­бу. От это­го уда­ра я сно­ва па­даю на пол, слов­но ста­рая на­до­ев­шая иг­рушка, выб­ро­шен­ная на по­мой­ку злым хо­зя­ином.       А он продолжает все бить и бить: ­ несколько уда­ров но­гами, от ко­торых я пы­та­юсь хоть как-то зак­ры­вать­ся, но ни­чего не вы­ходит. Дышать становится тяжелее, а он бьет по коленям и по рукам. Хрупкие плечи будто ломаются под натиском его кулаков, все тело трясётся и медленно умирает.       Боль кровью вы­лива­ет­ся на­ружу, пачкая все вок­руг кро­вавы­ми пят­на­ми и моими горькими сле­зами. Настенные часы молчат.       На этом Фрэнк не ре­ша­ет ос­та­нав­ли­вать­ся: он еще нес­коль­ко раз бь­ет мне в че­люсть и в реб­ра, и, на­конец-то, от­хо­дит от ме­ня на нес­коль­ко ша­гов, слов­но лю­бу­ясь сво­ей «работой». Теперь он доволен. Таким он и хочет меня видеть; разбитым и сломанным.       Ти­хонь­ко сплю­нув кровь, я сворачиваюсь комочком прямо на полу, осторожно под­жи­мая но­ги к гру­ди. В гла­зах вновь неп­ри­ят­но за­щипа­ло, а боль в гру­ди все пос­те­пен­но на­чала уси­ливать­ся, зас­тавляя ме­ня хо­теть уме­реть еще боль­ше. С каж­дой се­кун­дой мне ста­нови­лось ды­шать все труд­нее и труд­нее, а в сер­дце пре­датель­ски на­чало ко­лоть. Я зак­ры­ваю гла­за, пы­та­ясь сдер­жи­вать нах­лы­нув­шие сле­зы и не раз­ре­веть­ся у не­го на ви­ду. Я не дол­жен про­яв­лять сла­бину, хотя бы не сейчас.       — Силь­но боль­но? — Фрэнк ти­хо под­хо­дит ко мне, при­сажи­ва­ясь ря­дом на пол.       В от­вет лишь ак­ку­рат­ный ки­вок го­ловой — единс­твен­ное, что я смог осилить.       Со вре­менем мне на­чало ка­зать­ся, что си­няки и ра­ны уже въ­елись в мою ко­жу, слов­но та­ту­иров­ки: заживать они прос­то не ус­пе­вали, ведь на их мес­те сно­ва и снова появлялись новые отметины, ко­торые Фрэнк ос­тавлял на мне с не­под­дель­ным удо­воль­стви­ем.       — Мы дол­жны так де­лать, по­нима­ешь? По-дру­гому, я не мо­гу.       — Знаю.       — Прос­ти.       Пос­ле этих слов юно­ша ак­ку­рат­но под­ни­ма­ет ме­ня с по­ла и на ру­ках не­сет в со­сед­нюю ком­на­ту — нашу спаль­ню.       Я мол­чу, бо­ясь по­шеве­лить­ся, а Фрэнк, за­та­ив ды­хание, опус­ка­ет ме­ня на кро­вать.       Най­дя удоб­ную для сво­его из­ра­нен­но­го те­ла по­зу, я прик­ры­ваю гла­за, в на­деж­де пос­ко­рее ус­нуть. Спус­тя па­ру ми­нут, юно­ша ло­жит­ся ря­дом со мной; прямо ли­цом к ли­цу.       Он мед­ленно про­водит боль­шим паль­цем по ли­нии мо­их скул до под­бо­род­ка, мяг­ко улы­ба­ясь.       — Ты прек­ра­сен, — шеп­чет он.       — А ты, ка­жет­ся, опять пь­ян, — шепчу охрипшим голосом.       — Не вы­пил ни кап­ли се­год­ня.       Гу­бы пар­ня неж­но нак­ры­ва­ют мои, сли­зывая ка­пель­ки, так и не пе­рес­тавшей течь, кро­ви, а ру­ки ак­ку­рат­но об­ви­ва­ют та­лию, бо­ясь сде­лать мне боль­но.       Сейчас, наверное, мне бы следовало оттолкнуть его, на­орать и просто уй­ти. Но я не сде­лаю это­го. Никогда. Слиш­ком за­висим.       Па­рень за­пус­ка­ет ру­ку мне под фут­болку, ос­то­рож­но пог­ла­живая блед­ную ко­жу. Поцелуями он спус­ка­ет­ся вниз по шее и ос­то­рож­но сни­ма­ет с меня окровавленную футболку, об­на­жая блед­но-фи­оле­товые пят­на, ко­торы­ми бы­ло усы­пано мое те­ло.       Слов­но оно — чистое не­бо, а си­няки на нем — ты­сячи звезд, соединяющиеся в созвездия.       Фрэнк тя­жело взды­ха­ет, опуская глаза, полные печали, и ак­ку­рат­но прижимает ме­ня бли­же к се­бе, как хрус­таль­ную ва­зу, ко­торую он бо­ит­ся раз­бить.       Он це­лу­ет каж­дый мой си­няк и каж­дую ссадину, пы­та­ясь об­легчить мне боль. Я ти­хо шеп­чу ему что-то на ухо, слов­но на­ходясь в ка­ком-то тран­се.       Он це­лу­ет каж­дый па­лец на ру­ке и пос­то­ян­но шеп­чет «прос­ти». Я прос­то нас­лажда­юсь этим мо­мен­том, ко­торый, вероятно, боль­ше никогда не пов­то­рит­ся, и пытаюсь запомнить каждую деталь.       И уже на следующий вечер он при­дет до­мой, пь­яный или об­долбан­ный, ска­жет, что ему сно­ва это нуж­но. Ска­жет, что на­силие — слиш­ком прив­ле­катель­но, что все по­бои — про­яв­ле­ния его люб­ви. А я лишь лишь сделаю вид, что я в это верю и, тихо кивнув, позволю себя ударить.       Ко­му-то да­рят цве­ты, ко­му-то по­целуи и неж­ные при­кос­но­вения, а мне — ра­ны по все­му те­лу и боль в ле­вой сто­роне гру­ди.       Сей­час мы ле­жим в од­ной пос­те­ли, неж­но обнявшись, и я знаю, что мы оба меч­та­ем оборвать свою никчемную жизнь, лишь бы перестать причинять друг другу боль любовь. Тик-так…       Мы слиш­ком раз­ные, что­бы быть вмес­те. Единс­твен­ное, что нас объ­еди­ня­ет — это лю­бовь. Его — к всепоглощающему на­силию, моя — к пар­ню с выб­ри­тым вис­ком и оре­ховы­ми гла­зами.