С кем-то другим - бессмысленно

Осень выдалась очень теплой, не по-питерски — плюс пятнадцать в ноябре, так что на дачу Мирона они со Славой катались по выходным до самого конца октября. Там был обогреватель, но его не хватало, чтобы протопить весь дом целиком, и после сессии в уютном теплом подвальчике им приходилось всю ночь дрожать наверху в спальне под двумя одеялами, укрывшись чуть ли не с головой и тесно вжимаясь друг в друга. Романтично, но недальновидно, и когда Слава схватил простуду, а потом и заразил Мирона, обчихав его с головы до ног в одну такую ночку, Мирон решил, что все, хватит. В конце концов, встречаться можно и в городе. Хотя там не так удобно, конечно — ни тебе скамейки для порки, ни клетки, да и шкаф с девайсами занимал бы слишком много места и вызывал излишнее любопытство у случайных гостей. Мирон жил на 8-й линии на Васильевском, Слава — в Кудрово, и не то чтобы это была проблема, но Мирон сразу понял, что им придется перевести отношения на новый уровень. Они встречались уже четыре месяца, стабильно раз в неделю, а иногда и чаще, если Мирону удавалось выкроить время в своем напряженном графике, а Славе именно в этот день было не западло выбираться из дому. Встречи всегда проходили на даче, и хотя она принадлежала Мирону, он не использовал ее иначе, кроме как для сессий, так что в некотором смысле это была нейтральная территория. Ну, а теперь-то что? Пригласить Славу к себе? Дом, где жил Мирон, был всем хорош, кроме достаточно тонких стен. Напроситься к Славе в Кудрово? От одной этой мысли Мирона пробирала дрожь, да Слава, по правде, особо и не звал. Странно, на самом деле, что за четыре месяца отношений они ни разу не были дома друг у друга. Хотя дело было не в недоверии, а в чем — Мирон и сам не знал. В итоге он просто снял для них квартиру. Однокомнатную, на цокольном этаже старого дома, с плотными занавесками на окнах, выходящих в глухой тупик, и очень хорошей звукоизоляцией. Правда, вместо кровати там был древний совдеповский диван, но Мирон закрыл на это глаза: уж слишком ему понравился этот уютный полуподвальчик, навевавший недвусмысленные ассоциации с его собственным дачным «секс-данжем». Да и хозяева не задавали лишних вопросов, что тоже немаловажно. Славе квартирка тоже понравилась. Там кухня была отделена от основной комнаты барной стойкой, и при первом же посещении Слава сразу бросился к этой стойке и навалился на нее грудью с криком: «Всегда такую себе хотел!» В общем, они стали встречаться там. И не только для сессий. Странно, почему-то, перестав выбираться на дачу с совершенно конкретной целью, они больше сблизились. Слава работал недалеко от их нового «данжа», поэтому его стало проще выцарапать на встречу, чем из его треклятого Кудрово — даже не с целью сессии, а просто так. Они стали больше разговаривать на отвлеченные темы, не касающиеся BDSM. Слава легко и охотно рассказывал о себе, постепенно Мирон тоже оттаял, и с каждой встречей подпускал его все ближе. Слава очень ему нравился. Очень сильно. Причем офигенный секс и яркие, как фейерверк, сессии не играли в этом ключевой роли. В тот вечер они договорились встретиться на квартире и просто выпить. У Мирона выдалась довольно суматошная неделя, да и Слава очевидно ленился — на него нередко нападала поистине гедонистская праздность, и тогда на предложение заняться BDSM он хмыкал «не, лучше по пивку», и тут можно было только смириться. Но сегодня никакого пивка, Мирон взял вискарь. Они выпьют, поболтают, размеренно и спокойно займутся любовью, может быть, даже без анала, переночуют на старом продавленном диване и утром пойдут каждый на свою работу. А где-нибудь через недельку Мирон раскрутит Славу на его любимый бондаж со спанкингом. Звучит как план. Было уже девять. Слава запаздывал, но он часто запаздывал. Мирон все-таки позвонил ему — не то чтобы Слава хоть раз его кидал, просто беспокоился. — Ты скоро? — Ага, тут авария на трассе была. До метро доехать не мог. Через полчаса буду. — Зайди в магаз, сыра к вискарю возьми. Знаешь, какого. — Да кто вообще закусывает вискарь? Извращенец! — Как будто что-то новое сказал. Слава пофыркал в трубку и сбросил звонок. Он действительно никогда не закусывал, ни виски, ни пиво, ни водку, и считал такую привычку извратом куда похлеще пристрастия к фистингу и флаггеляции. Но Мирон любил смаковать хороший виски с не менее хорошим сыром бри и не собирался менять свои привычки только потому, что какой-то хитрожопый саб считал их снобскими. Слава приехал почти в десять. Потоптался в крошечном коридорчике, разбрызгивая капли с капюшона. Мирон слез с табурета у стойки, где грустно медитировал на вискарь весь последний час, и подошел к нему. — Вымок? Там дождь разве? — Да не, моросит, — сказал Слава, стаскивая мокрую куртку и привычно бросая на пол. Мирон так же привычно поднял ее и повесил на вешалку — ничего такого, ему не привыкать, — и повернулся за приветственным легким поцелуем. К которому тоже не привыкать. Но Слава уже потопал в комнату, на ходу стащив с ног мокрые кроссовки и, разумеется, бросив валяться в дверном проеме. Мирон со вздохом нагнулся, чтобы убрать их с дороги. А когда выпрямился, то увидел Славу — нет, не торопливо открывающего вискарь, чтобы поскорее согреться, а копошащегося в расстегнутом рюкзаке, который он поставил на кровать. Мирон понадеялся, что Слава его ни в какой луже по дороге не изгваздал, потому что сменного постельного белья у них не было. — Сыр взял? — строго спросил Мирон — и осекся, увидев, что именно Слава вывалил из бездонных недр рюкзака. Ничего похожего на сыр там не было. Зато там был скотч. Не тот, который пьют, а тот, которым заматывают провода, пакуют коробки и связывают партнеров. Шесть мотков: три красных и три синих. — Я черный хотел, — пояснил Слава, оборачиваясь к Мирону. — Но не было. Решил, что тогда лучше два цветных, чтобы, ну, у тебя был выбор. — Чтобы у меня был выбор? — переспросил Мирон. — Это крайне любезно с твоей стороны, Слава. — Веревок вообще никаких не было, я спрашивал. Говняный район, никакой инфраструктуры, — пожаловался Слава и плюхнулся на диван, угрожающе заскрипевший под его девяноста килограммами хитрожопого мазохизма. Мирон посмотрел на вискарь. Вздохнул. — Сыра, я так понимаю, ты не взял. — Ну ты же задрот по технике безопасности, никаких сессий под алкоголем. Смысл был брать, если ты все равно пить не будешь? — А, то есть факт сессии у тебя ни малейших сомнений не вызвал, да? Хотя мы ни о чем таком на сегодня не договаривались? — Не хочешь, так и скажи, — буркнул Слава и надулся. Это вреднющее и капризнейшее создание бурчало и дулось до того охуенно мило, что Мирон давно перестал пытаться задушить в себе порывы нежности и заменить их куда более уместным негодованием. Хотя на сей раз, надо сказать, все-таки ощутил укол раздражения. Он уже давно привык к Славиным упорным попыткам рулить снизу и командовать своим Доминантом, более того — находил в этом особый, изощренный кайф, одновременно интимный и острый. Со Славой Мирон делал то, чего хотел именно Слава, а не он сам — и при этом чувствовал себя так, словно это именно ему сделали сказочно щедрый подарок. Но всему, знаете ли, есть предел. — Так не делается, Слав. Надо было просто сказать, что хочешь сессию. — Ты меня будешь связывать или нет? — Прямо сейчас? Может, хотя бы сходишь в душ сначала? — Я не ебаться хочу, а бондажиться. Блядь, Мирон, ты такой зануда иногда, ну сил просто нет. Слава тоже выглядел слегка раздраженным, как это ни поразительно. Сам же спровоцировал эту дурацкую ситуацию — и вот, они уже почти ссорятся. А Мирону очень не хотелось портить вечер — в последнее время он все чаще ловил себя на том, что скучает по Славе и хотел бы видеться с ним почаще… намного почаще. И если Славе вдруг взбрело в голову, что вместо виски и неспешного минета он сегодня хочет бондаж и спанкинг (потому что одно без другого у них не шло) — то почему бы и нет? Мирон взял с пола скотч — красный, этот цвет определенно Славе к лицу. Отлепил край пленки, попробовал липкую сторону пальцем. — Канцелярский. Плохо держаться будет. — Ну ты уж постарайся! — сказал Слава каким-то странным тоном. А потом встал и стащил с себя толстовку с влажным от дождя капюшоном. Джинсы тоже стащил, оставшись в футболке и трусах. А потом скрестил руки на груди, прижимая ладони к плечам и пристально глядя на Мирона блестящими глазами. Ну что с ним делать, таким хорошим? Мирон дернул красную ленту, отдирая ее от мотка с характерным скрипучим звуком, который — он хорошо это знал — Славу нереально возбуждает. Лента действительно была не очень — то ли дело арматурный скотч, оставшийся на даче, — и пришлось истратить полмотка, прежде чем удалось примотать Славины скрещенные руки к торсу. Слава стоял тихо и послушно, как и всегда, и постепенно Мирон ощутил, что и сам начинает возбуждаться. Он очень любил связывать, любил класть витки веревки или ленты один к другому, аккуратно, симметрично, создавая до мелочей выверенную композицию. А Слава охрененно выглядел в бондаже. Радоваться надо, что сегодня ему вдруг захотелось поиграть, только… Только Мирона все равно что-то как будто смущало. Хотя он и не понимал, что именно. Он закончил с руками и, взяв Славу за плечи, усадил на диван, чтобы заняться ногами. Как вдруг заметил, что скотч разошелся и Славина правая рука торчит из-под пленки наружу до самого запястья. Не скотч, а дерьмо, ну да ладно. Мирон взял моток, чтобы заделать прореху. И тут вдруг Слава извернулся из-под его рук. — Что такое? — тут же остановился Мирон. — Ничего. Все норм. Давай дальше. Он не сказал стоп-слово, и Мирон, поколебавшись секунду, продолжал. Еще несколько витков красной ленты вокруг Славиных скрещенных рук, прижатых к груди. Потом Мирон присел на корточки и занялся его щиколотками. И услышал какую-то возню вверху, а когда вскинул голову, то у Славы была свободна уже не одна, а сразу обе руки. Обе ебаные руки. — Что ты делаешь? — Я? Ничего, — Слава невинно захлопал глазами, держа руки ладонями на плечах. Но скотч теперь удерживал их только на уровне предплечий, стоило ему рвануться посильнее, и он бы окончательно освободился. И черт бы побрал Мирона, если он понимал, что это, нахуй, значит. — Тебя связывать или нет? — спросил он, все так же сидя на корточках и глядя на Славу снизу вверх упор, придерживая обеими руками его стянутые скотчем лодыжки. — Конечно! — Так с хрена ли ты вырываешься? — Кто? Я?! Я не вырываюсь, — сказал Слава и дернул плечом, так что старательная обвязка Мирона, которую он делал минут пятнадцать, поползла вниз некрасивым комком. Мирон выпрямился и окинул Славу взглядом. До сих пор их сессии проходили хотя и разнообразно, но по примерно одному и тому же сценарию — тому самому, с которого они когда-то начали, и который, как казалось Мирону, устраивал их обоих. Слава позволял себя зафиксировать, хотя и огрызался в процессе — если, конечно, ему оставляли такую возможность, — а потом Мирон начинал его сладко мучить, доводя до черты и заставляя пробивать границы дозволенного, провоцируя на это. Но сейчас если кто тут кого и провоцировал, то вовсе не Мирон Славу. — Встань, — резко сказал он, сгребая Славу за локоть. Тот поднялся, качнувшись на связанных ногах. Мирон сорвал с него комок уже бесполезного скотча, развернул к себе спиной и перехватил правую руку, выкручивая за спину — резче и грубее, чем делал это обычно. Слава извернулся в его хватке и выдернул руку, но потерял равновесие и повалился назад на диван. — Какого хера ты делаешь? — процедил Мирон. — Слушайся! Слава не ответил, только оглянулся на него все тем же блестящим и невозможно хитрым взглядом. А когда Мирон, чуть не зарычав, опять потянулся, чтобы его схватить — отбил его руку, откинулся на спину и саданул ему по коленям своими связанными ногами. Ну это уже просто хуй знает что! Если бы Слава сейчас заржал, Мирон, наверное, просто развернулся бы и свалил из квартиры нахрен. Но ржать Слава не стал, ко всеобщему облегчению. Он тяжело дышал, влажные растрепанные волосы падали на лицо, а в глазах сверкало теперь не только возбуждение, но и вызов. А, вот, значит, как. Вот что придумал. В сопротивление ему поиграть захотелось. «Про такие вещи, Слава, надо предупреждать», — чуть было не сказал Мирон, но… Во-первых, это бы испортило едва завязавшуюся игру, а во-вторых — Славе что-либо говорить абсолютно без толку. За эти месяцы Мирон понял, что его новый партнер абсолютно непредсказуем, по-детски взбалмошен, параноидально недоверчив, но при этом крайне раним и чувствителен. И почему-то Мирон точно знал, что в такие вот вещи он прежде не играл никогда и ни с кем. Почему с Мироном и, главное, почему сейчас — в этом можно и попозже разобраться. С минуту они просто смотрели друг другу в глаза. Слава отвел взгляд первым. Внутренне порадовавшись этой маленькой победе, Мирон резко бросился на него всем телом, вминая в диван. Слава рванулся под ним с неожиданной силой — абсолютно неожиданной, и, мать ее, впечатляющей. А впрочем, чему удивляться — он Мирона на полголовы выше и в полтора раза шире в плечах, и тяжелее минимум килограммов на десять. До сих пор все его подчинение было чисто психологическим, а Мирона, напротив, заводило, что этот крупный сильный парень становится вялой тряпочкой в его руках. Только сегодня никаких тряпочек. Слава настроился отбиваться всерьез. Мирону удалось ухватить его запястья и даже намотать на них скотч, но недостатки реквизита взяли свое, и Слава несколькими сильными рывками высвободил руки из клейкой ленты. Мирон поймал себя на том, что дышит тяжело и отнюдь не возбужденно. Это было как объезжать строптивую лошадь, мать его — Мирон умел ездить верхом и не понаслышке знал это ощущение, когда под тобой буйствует туша значительно тяжелее тебя самого, а ты пытаешься ее усмирить и дать ей почувствовать, кто тут главный. Конечно, можно было просто прикрикнуть, но Мирон отчетливо понимал, что Славе надо не это: он хотел, чтобы его подавили именно физически. Что при разнице в их комплекции было, мягко говоря, проблематично. На секунду Мирон даже ощутил нечто вроде отчаяния — неужели вот так все обернулось? И его ебаная в рот доминантность на поверку так мало стоит? Но отчаяние тут же сменилось злостью — и азартом. На азарте, видимо, выплеснулся адреналин, потому что в какой-то момент Мирон все-таки сумел прижать Славу к кровати и оседлать, сдавив его бока коленями с такой силой, что Слава даже вскрикнул. — Желтый? — язвительно поинтересовался Мирон, схватив его за затылок и со всей силы вдавливая лицом в диван. Слава что-то промычал, и Мирон чуть ослабил хватку, самую малость, чтобы дать ему вздохнуть. — Иди нахуй, — выпалил Слава, и Мирон, удовлетворенно кивнув, сжал его бока бедрами еще крепче, так, что Слава стал хватать ртом воздух. Возникло страшное искушение схватить край покрывала и затолкать ему в рот, но Мирон не стал. Вместо этого вывернул за спину руки, сел на них сверху, не давая высвободить, потом выдернул из шлевок джинсов ремень, и ремнем уже наконец зафиксировал Славины запястья как следует. — Я скотчем хотел, — прохныкал Слава из-под него. — Хотелку свою приструни, — посоветовал Мирон, наконец с него слезая. Слава дернулся, опять дернулся и тихонько заскулил, осознав, что его наконец одолели. Не дав ему времени на новые попытки вырваться, Мирон схватил еще один моток скотча и туго перевязал ему ноги под коленями. Слава дрыгался и пыхтел, пытался пинаться, так что на секунду Мирону все же пришлось его выпустить, чтобы не получить пяткой в лицо. И этой секунды Славы хватило, чтобы врезаться со всей силы ногами в боковину дивана. Боковина хрустнула и отлетела к стенке. — Сука, — выдохнул Мирон. — Ты сломал диван. — Это не я, так и было! — отозвался Слава и блаженно вытянул ноги на освободившемся пространстве. Мирон выматерился, схватил его за ступни и резко согнул ему ноги в коленях. Следующие пять минут он прикручивал Славины согнутые ноги к рукам. Закончив, поднялся и распрямил спину, чувствуя прострелы в пояснице. Да, если у них так пойдет дальше, надо опять записаться в тренажерку, а не ограничиваться домашним орбитреком и пробежкой вокруг дома. Правильная мотивация — залог успеха. Слава поерзал, очевидно пытаясь высвободить руки, цепляя пальцами скотч, натянутый между запястьями и ногами. Мирон отошел к барной стойке, разделявшей комнату и кухню, взобрался на табурет и откупорил вискарь. — Ты что делаешь? — встрепенулся Слава. — Бухаю, — сказал Мирон. — Я, твою мать, бухаю. — Не смей без меня! Мирон саркастично улыбнулся и демонстративно налил себе виски в заранее подготовленный бокал. Аромат был просто божественный. — Никакого алкоголя на сессиях, забыл? — продолжал бухтеть Слава с дивана. — А это разве сессия? — приподнял брови Мирон. — Мне показалось, тут просто кто-то решил повыебываться. Слава не ответил, только с силой несколько раз опять дернул руками. Внезапно что-то мелькнуло в его пальцах. Мирон застыл на секунду, потом резко вскочил, бросился вперед и выдернул из его руки маленькие складные ножницы. — Блядь! Где ты их взял?! Слава только ухмыльнулся в ответ. Он уже слегка поплыл, как и всегда, стоило его как следует зафиксировать, но взгляд оставался хитрым, пытливым и все таким же вызывающим. — Гудини ебаный. Ты же мог пораниться. — Да не, — невнятно проговорил Слава, глядя на Мирона все тем же мерцающим взглядом с блуждающей по лицу улыбкой. Вот теперь всерьез поплыл. Но Мирон тоже теперь всерьез сердился. Ему даже захотелось все прекратить, прямо сейчас — Слава нарушил одно из главных правил техники безопасности, такого Мирон ему не спускал, для его же блага. Но взгляд у Славы уже стал такой блаженный, явно на грани сабспейса, что, после минутной вспышки настоящей злости, Мирон немного остыл. Если сейчас резко выдернуть Славу из этого состояния, будет только хуже. Так что нужно просто наказать его. Чувствительно. Так, чтобы неповадно было. Мирон сгреб со стола вискарь и поднялся с табурета. — Ты куда? — тут же отреагировал Слава. — Мирон! Ну серьезно! Куда?! Не удостоив его ответом, Мирон вошел в ванную и закрыл дверь, оставив, впрочем, маленькую щелку. Потом долго искал такое положение, чтобы через щелку видеть Славу хоть краем глаза — все же оставлять связанного саба одного он не рисковал. В щель он видел Славины руки, беспокойно дергающие ремень. И привалился плечом к кафелю, жалея, что вправду не может выпить прямо сейчас. В таком настроении легко было потерять чувство времени, поэтому Мирон просто заставил себя мысленно сосчитать до девятисот. Пятнадцать минут, совсем немного. Дерганья и скрип сломанного дивана за это время почти совсем прекратились. Мирон шагнул к раковине и с чувством свершаемого святотатства отлил из бутылки немного виски — столько, сколько успел бы выпить за это время. Потом пошел обратно в комнату. Слава лежат на боку, с задранными к спине ногами, и с упреком смотрел на него. — Ты что, правда там бухал? — Разумеется. Это же ты наказан, а не я. — Дыхни, — потребовал Слава. Мирон шагнул к дивану. Поднес горлышко бутылки к губам и втянул немного виски, но не проглотил, а задержал во рту. Потом вжался в Славины губы, переливая виски из своего рта в его. Слава поперхнулся, но он лежал на боку, так что опасно это не было, и Мирон заботливо придержал его голову, давая откашляться. — Ну как? Пахнет? — Иди нахуй, сука! Мирон подхватил его под мышки и рывком стащил на пол. Цокольный этаж есть цокольный этаж. Подогрева пола тут не было, даже сраного коврика не было — голый ламинат. Слава был ужасный мерзляк и вечно жаловался на холод, поэтому тут же стал вертеться и ойкать. Нужно было, конечно, его согреть. Мирон развернул его на живот, просовывая колено ему под таз и заставляя выпятить задницу. Слава сразу понял, к чему идет, и заезрал, но он уже выбился из сил, и стремление утонуть в сабспейсе боролось в нем с ослиным упрямством. Мирон подождал, пока он еще подергается — уже заметно слабее, чем полчаса назад, — а потом натянул его трусы вверх так, что они врезались в промежность и яйца, обнажив округлые ягодицы. — Я сегодня хотел без спан… блядь! — Ты сегодня что-то уж очень много всего хотел. Ну очень много, — внушительно сказал Мирон, отвешивая по его заднице еще один тяжелый шлепок. Обычно для флаггеляции они использовали девайсы, но Мирон уже хорошо знал Славин болевой порог и степень чувствительности. И сейчас нарочно бил чуть сильнее, чем обычно — на самую малость, ровно настолько, чтобы Слава перестал балдеть от порки и испытал пусть небольшой, но явный дискомфорт. — Ай! Блядь! Дай повернуться… мне неудобно! — Тебе и не должно быть удобно. — Так нечестно! — А драться всерьез с человеком, который тебе даже врезать не может — это честно? — А-ай, еб твою мать! Ну серьезно, Мирон, полегче!.. Блядь! — Желтый? — Нет! Когда Славина задница стала розовой, горячей и мягкой — ровно такой, какой Мирон любил ее больше всего, — Мирон остановился. Ладонь у него пылала огнем, и он подозревал, что вообще все тело завтра о себе хорошенько напомнит. Но сейчас он тоже вошел в раж. Закончив порку, он столкнул обмякшего Славу с колен на пол, проигнорировав его стон, одновременно облегченный и обессиленный. Сорвал с дивана покрывало и взмахнул над Славой, хорошенько его укрывая. — Так теплее? — Да-а… спаси-ибо… — Боже мой, неужели я дождался благодарности? Слава что-то промурлыкал себе под нос, крепко закрыв глаза и блаженно улыбаясь. Мирон немного полюбовался им, так уютно свернувшимся на полу под одеялом. Потом взял еще один моток скотча — к тому времени остался только синий — и обмотал Славины ноги поверх покрывала, а потом, кое-как его ворочая на полу, и поверх торса. Слава этого, кажется, даже не заметил, только вдруг подергал правой ногой, которая выползла из образовавшегося кокона. Мирон заботливо затолкал ее обратно, закрепив одеяло скотчем поверх. Слава отрубился — конечно, не уснул, но в сабспейс уплыл далеко и надолго. Мирон посмотрел на часы, засекая время: пол все-таки холодный, хоть и в одеяле, долго лежать Славе так не надо, он только что переболел простудой. Еще пятнадцать минут, и хватит. Когда Мирон стал стаскивать с него одеяло, скотч и ремни, Слава застонал, обвисая на нем все телом, но все равно рефлекторно задергал руками, которые Мирон успел развязать, и потянулся к скотчу на своих ногах. — Да посиди ты уже спокойно хоть сейчас, горе луковое, — проворчал Мирон, и Слава уронил руки вдоль тела, наконец-то сдавшись на милость победителя. Нелегко на этот раз далась победа, да уж. Мирон схватил Славу под мышки и рывком затащил на кровать, опять укутал в одеяло и, быстро раздевшись, сам нырнул к нему, вжимаясь в его еще теплую выпоротую задницу твердым членом. Слава, не оборачиваясь, понятливо заерзал — теперь вовсе не для того, чтобы вырваться, — и подставил зад. Мирон оттянул в сторону его трусы, так их и не снимая, нащупал его дырку своим членом и мягко вошел внутрь. Секс был неспешным и очень нежным, совсем не похожим на яростную, почти абсурдную борьбу, которой они занимались перед этим. Потом они уснули. Проснулся Мирон около десяти утра — как и предполагал, со страшно ноющими мышцами и одеревеневшей спиной. Впрочем, боль казалась на удивление приятной. — С добрым утром, солнышко! — крикнул Слава отвратительно бодрым голосом, оглушительно стуча чайной ложкой о стенки стакана, в котором помешивал чай. Серый осенний свет едва пробивался через плотные шторы на окнах, и казалось, что все еще поздний вечер. Мирон подавил желание отвернуться и натянуть одеяло на голову. Но это был бы просто детский сад. Поэтому он сел в кровати, печально посмотрел на валяющуюся на полу отлетевшую боковину дивана и устало потер ладонью глаза. — И что это такое было вчера? — Где? Слава сиял. Вчера он прибежал в каком-то странном настроении, вывалил этот чертов скотч, как-то так сумбурно все прошло… хотя все равно охуенно, но у них разве бывало иначе? И все равно Мирона грызло неприятно чувство, что им манипулируют. — Так не делается, Слава, — сказал он. — То, что ты вчера выкинул — это было, конечно, по-своему горячо, но такие сценарии надо заранее обсуждать. — Да какие нахуй сценарии? Блин, Мирон! — Слава вдруг поставил стакан на стойку так резко, что ложка звякнула. — Вот именно в этом дело! Именно в этом, блядь! — Да в чем? — В сценариях! У тебя вечно все по плану. Что и как мы будем делать, и когда, и где. Квартиру снимал — нет бы, не знаю, с видом на Мойку, нет, ему главное, чтобы звукоизоляция была. Все от мозгов! Сделав это удивительное заявление, Слава упер палец Мирону в лоб. Мирон, не отстраняясь, поднял на него глаза. Слава хмыкнул, убрал палец и сел с Мироном рядом. — Ты кровать сломал. — Да, ну и что? Она и так трухлявая была. Купим новую. Или вообще свинтим отсюда по шухеру, как будто это не мы. — Ты себя иногда ведешь так, как будто тебе четыре года. — Иногда? — Всегда. — А ты себя ведешь так, как будто тебе семьдесят. На двоих как раз выходит норм, два зрелых серьезных мужика. Мирон не улыбнулся. Слава опять вздохнул. — Серьезно, Мирон, тебя совсем не заебывает всегда все так контролировать? Это иногда… ну… — Занудно? — напряженно спросил Мирон. Слава покачал головой. — Нет. Если бы с тобой было занудно, меня бы тут не было. Просто иногда нужно отпускать ситуацию, сечешь? — Это ты называешь «отпускать ситуацию»? — Ну… если совсем по-чесноку, я просто хотел посмотреть, что ты сделаешь. Думал, ты сразу такой начнешь «нет, это не по правилам, давай об этом поговорим», ну и… — Тогда бы ты просто встал и ушел? — А ты бы мне позволил? Так. Стоп. В какой момент это превратилось в серьезный разговор? Мирон осознал, что они сидят бок о бок, Славино голое бедро вжимается в его ногу, они смотрят друг на друга и говорит о… о чем, мать их, они говорят? Об их отношениях? У них есть отношения, о которых можно так говорить? — Нет, — проговорил Мирон наконец. — Я бы не позволил. Не отпустил. Слава расплылся в облегченной улыбке. Но в глазах плескалась тревога, и Мирон понял, что Слава вполне понимал провокативность своей затеи. И, зная Мирона, сознавал, что может его этим оттолкнуть. — Я очень хитрожопый, — виновато сказал Слава. — Да. — И иногда тебя заебываю. — Немного… да. — Давай съедемся? Мирон долго молчал. Потом сказал очень-очень осторожно: — Ты ведь в торговле сейчас работаешь? — А? Угу. Типа того. — Тренинг какой-то недавно проходил? Типа, заставьте клиента дважды подряд согласиться с вашим утверждением, и он весь ваш с потрохами? — Нет! — возмутился Слава. — Ты что! Я тобой не манипулирую! А может, и манипулируешь, подумал Мирон. Ты ведь ХЖМ, хитрожопый мазохист, все вы одинаковые. То есть не то чтобы одинаковые, но… Во всяком случае, я знаю, что от тебя ждать. И в то же время не знаю. И это просто, нахуй, сносит крышу. Это просто лучшее, что со мной когда-либо происходило. — Ты даже ни разу в моей квартире не был, — сказал он, беря Славу за руку. — Вдруг не понравится? — Тогда ко мне переедем, — быстро ответил Слава, крепко сжимая его ладонь в ответ. — В Кудрово? Иди нахуй, пожалуйста. — Мне зарплату подняли, я съеду оттуда, если хочешь. Если хочешь… Мирон вздохнул. Взял Славино лицо в ладони, погладил большими пальцами напряженные скулы. — Мы мало знакомы, Слав. Мы друг друга заебем. — Может. А может, не заебем. Я готов рискнуть. Я просто, ну, очень скучаю, когда мы не видимся. — Я тоже, — сказал Мирон и поцеловал его. Зашипел и отключился электрочайник. Мирон подумал про вискарь, который они вчера так и не выпили, а еще он, кажется, забыл закрутить крышку… твою мать, за ночь наверняка все выдохлось. — Если я тебя заебу, ты меня просто бросишь, — прошептал Слава ему в губы. — Делов-то. Другого себе найдешь. — Не найду, — ответил Мирон. — После тебя с кем-то другим — бессмысленно.