Хочешь жить вечно?

      Затхлый воздух когтистой лапой царапнул по глотке, заставив чейнджлинга хрипло закашлять. Грудь отозвалась тугой болью, голова протяжно загудела, а в ушах раздался приглушённый звон. Непомерно тяжёлые ноги удалось лишь слабо пошевелить на холодном и грубом камне. Увесистые веки приоткрылись, но тьма не рассеялась. Чейнджлинг с трудом приподнял голову, и мутный взгляд поплыл по океану мрака. Окружение напоминало один из залов улья, но какой именно?       Вдруг впереди нечто зашевелилось, словно ожила сама тьма, и через затихающий звон в ушах донёсся едва уловимый цокот. Чёрный силуэт приближался, и в один миг мрачная пелена будто растворилась, открывая взору фигуру королевы. Озадаченный взгляд уставился на мрачную морду матери, и проступившая растерянная улыбка не нашла ответа.       — Боль ушла? — побеспокоилась Кризалис.       Глаза опустились на слизь, покрывающую заднюю ногу. Полумрак не давал рассмотреть рану, но размер сгустка не сулил ничего хорошего. Чейнджлинг напрягся, пытаясь разжижить вязкий кисель мыслей, и постепенно лоскутки памяти начали сплетаться.       Он ведёт группу собирателей по лесу… прогалина кажется безопасной, и они останавливаются обобрать кусты… никто не углубляется в чащу… один из молодых куда-то исчезает… рёв гарлинкса, и крик чейнджлинга разрывают тишину… он бросается на помощь… зверь загоняет жертву в угол… сомнений нет, промедление — смерть… чейнджлинг превращается в гарлинкса, завязывается бой… вскоре появляется остальная стая… он прикрывает отход группы,… звери кромсают тело до полусмерти, приходится перевоплощаться и улетать… когтистая лапа настигает… крик… агония… тьма…       Чейнджлинг тяжело вздохнул и поднял взгляд. Глаза уже привыкали к темноте, и мрачная морда матери виднелась отчётливо.       — Что с группой? — забеспокоился он.       — Все целы и невредимы,— успокоила она. — Рой волнуется за тебя.       — Я не чувствую ногу, — признался чейнджлинг взволнованно. — Это ведь не настойка зайрины сняла боль?       — Тебя принесли уже в коконе. Рану хорошо обработали, не беспокойся. Но на настойки времени не было.       — Значит, яд?       — Мне пришлось это сделать, иначе бы мы с тобой сейчас не разговаривали.       — Давно?       — Примерно полчаса назад.       Чейнджлинг тяжело вздохнул.       — Голод… почему я его не чувствую? — удивился он, неожиданно осознав, что знакомая пустота внутри больше не терзает. — Я ведь превращался.       — Ты заслужил мою любовь.       Чейнджлинг хотел улыбнуться и благодарно кивнуть, но ровная линия рта лишь слегка разгладилась, а голова слабо дёрнулась.       Он попытался присесть. Передние ноги уже отошли от пребывания в коконе, а яд ещё не успел парализовать. Кризалис осторожно его придержала. Он оценивающе взглянул на рану. Сквозь зелёную массу виднелась багровая субстанция. Хитин уже не восстановить, а нога в лучшем случае будет балластом до конца жизни. Как и он сам теперь для роя.       Чейнджлинг стиснул зубы.       На поляне было достаточно ягод, куда сунулась эта безмозглая личинка? Почему эту зелень вообще взяли в собиратели? Хорошо послужит рою в будущем, проявляет завидный энтузиазм… Энтузиазм? Попытка выслужиться! Жалкая бравада! А теперь что? Доигрался! Доигрался… Но кто?       Чейнджлинг озлобленно фыркнул. Облака обжигающего пара вырывались из ноздрей, горячая кровь запульсировала в висках, раскаляя морду, а тяжёлая грудь отзывалась глухой болью при каждом глубоком вздохе. Похоже, проблема не только с ногой. Чейнджлинг надавил на место выше раны. Словно онемевший кусок. Скоро он не сможет сидеть, затем — толком двигаться, а через пару часов лишь взгляд будет метаться по мраку. Чейнджлинга вдруг пронзило невыносимое щемящее чувство.       — После того, как тебя принесли в улей, тобой занималась только я. Не волнуйся, с дозировкой я не переборщила, — заверила Кризалис. — Уже завтра сможешь нормально двигаться.       — Нормально, — фыркнул он озлобленно, громко вздохнул и виноватым с нотками обиды голосом добавил: — Извини, я не в том смысле.       — Мне рассказали, что случилось. Ты спас одного молодого чейнджлинга, будущего защитника роя, и уберёг остальную группу. После такого ты имеешь право повысить на меня голос, — произнесла она снисходительно. — Как и выбрать свою судьбу.       Он почувствовал, что его больше никто не держит, и напряг ноги. Королева встала перед ним. На мрачной морде застыло печально-серьёзное выражение, губы сложились в тонкую нитку, а суровый взгляд уставился на чейнджлинга.       — Ты верой и правдой служил рою на протяжении шести десятилетий. Ты двадцать лет добывал для нас пищу среди жалких пони. Хотя карьера охотника закончилась досадной ошибкой, я позволила тебе переквалифицироваться в собирателя, и ты доказал, что моё решение абсолютно верно. И теперь, будучи одним из самых опытных собирателей, ты в очередной раз продемонстрировал завидную храбрость и решительность и спас как минимум одну жизнь от неминуемой смерти…       Кризалис тяжело вздохнула. В прежде уверенном, отчасти величественном голосе зазвучали нотки лёгкой растерянности и печали.       — Мы сделаем всё возможное, чтобы помочь тебе, однако ты останешься без ноги… Разумеется, с твоим опытом ты по-прежнему сможешь обучать молодых чейнджлингов как искусству охотника, так и собирателя. Однако…       — Теперь я лишний голодный рот, — выдавил чейнджлинг.       — Ты сможешь приносить достаточно пользы для роя, чтобы не стать таковым, — заверила Кризалис, однако голос прозвучал безрадостно. — Однако вечно обучать подрастающее поколение ты не сможешь. Рано или поздно тебе придётся покинуть рой.       Чейнджлинг застыл в напряжённом ожидании.       — Прошло уже много времени с тех пор, когда ты был охотником, и твоё последнее задание едва не закончилось раскрытием, если бы не твои оперативные действия. Однако я готова дать тебе второй шанс. Ты можешь стать охотником, но тебе придётся проводить почти всё время среди пони.       — Понимаю.       Чейнджлинг печально вздохнул и опустил взгляд. Вторая нога уже начала неметь.       — Впрочем, есть и другой выход… — загадочно произнесла она. — Но вначале я хочу, чтобы ты поклялся никому не рассказывать о нашем разговоре.       Он посмотрел на неё с подозрением. Королева казалась не грозной, а скорее напряжённой. Чейнджлинг рассеяно кивнул. Звон в ушах уже затих.       — Ты меня понимаешь? — спросила она серьёзнее.       — Не совсем, — признался он. — Но… я клянусь унести наш разговор в могилу.       — Ты можешь остаться в рое, даже вновь стать его полноценным членом и прожить долгую и счастливую жизнь. Ты можешь превратиться в того чейнджлинга, по чьей вине оказался в таком положении.       — Но… нам запрещено превращаться друг в друга… — рассеяно запротестовал он. — В рое не может быть двух одинаковых чейнджлингов. И…       — Ты понимаешь смысл этого правила? Истинный смысл?       Чейнджлинг опустил взгляд. Этот закон никогда не обсуждался, однако он давно уже понял. И не только он. Но все молчали. Боялись гнева матери? Пугались последствий? Страшились правды?       — Вижу, — нарушил тишину суровый голос Кризалис, и чейнджлинг с опаской посмотрел на неё. — Ты прав.       — Тогда как… неужели я могу стать им и заново… — напряжённый голос оборвался. — А как же другие?       — Никто не узнает.       — Такое не скроешь.       — Ты не веришь, что способен полностью его заменить?       — Причём здесь это? В рое будут два одинаковых, молодых чейнджлинга, которых надо содержать.       — Один.       В смутном замешательстве он уставился на мать. И вдруг в голове что-то щёлкнуло. Холодная дрожь пробежала по телу, противный ком встал попрёк горла. Чейнджлинг нервно сглотнул.       — Ты предлагаешь убить его? — Он пытался говорить собранно, но голос не повиновался и дрожал, едва не переходя на крик. — Чейнджлинг не должен убивать другого чейнджлинга!       — На твоём месте сейчас должен быть он.       Кризалис начала медленно ходить вокруг него. Её голос заманчиво зашелестел в океане мрака.       — Он далеко не идеален, слишком заносчив и горяч. Пока он не изменится в лучшую сторону, любой может оказаться на твоём месте. А ты со своим огромным опытом мог бы стать его лучшей версией. Молодой, умный и ответственный. Разве мать может желать лучшее дитя? — Чейнджлинг задумчиво опустил голову. — Ты боишься осуждения? Никто не узнает об этом. Боишься не справиться? Уж кто-кто, а ты способен притвориться другим. Не сможешь убить? Мы сделаем всё вместе.       Тёмная фигура королевы незаметно кружилась во мраке, вдруг поглотившем мир. Но для чёрных мыслей не нужен свет. Он ощутил её теплое дыхание, и до ушей донёсся елейный шёпот:       — Мы сейчас на кладбище. Я приглашу его сюда… Я сделаю всё сама. Он ничего не почувствует… А рой узнает, как ты выбрал благородную смерть, чтобы не стать обузой, а он под гнётом вины изменился… Видишь, всё продумано. Тебе осталось сказать одно слово.       Неужели это реальный шанс на новую жизнь? Да ещё какую! Столько всего можно будет исправить, столько глупых ошибок не совершить! Ведь она права: во всём виноват он! Он должен сейчас валяться здесь без ноги! Он заслужил эту участь!.. Никто никогда об этом не узнает. А кровь будет на чужих копытах… Всего одно слово…       — Нет, — проронил чейнджлинг.       — Мне не послышалось? Ты сказал нет? — удивилась Кризалис.       — Я… — Он сжал зубы. — Я отказываюсь.       — Ты хорошо подумал? Ты имеешь право на второй шанс.       — Как бы он не был виноват, он этого не заслужил… — Каждая фраза буквально отрывала кусок его души, и слова приходилось выдавливать через боль. — Я тоже виноват… не вбил в его тупую голову, не уследил… да и сражался… можно было лучше… Нет! Это его жизнь — я не могу её отнять.       Кризалис хмыкнула. Чейнджлинг ощутил её копыта на плечах, которые плавно потянули его вниз. Он на рефлексе напрягся, но затем расслабился, покоряясь королеве. Холодный и грубый камень вновь уткнулся в спину.       Кризалис куда-то отошла и быстро вернулась. Она помогла ему приподнять голову и поднесла чашу.       — Это поможет тебе уснуть, — произнесла она заботливо.       Чейнджлинг едва не поперхнулся от резкой настойки, а во рту всё скрутило. Он попытался спросить, но издал только нечленораздельные звуки.       — Ты проснёшься уже в другом месте, — пообещала она и нежно провела ногой по его морде. — Спи, мой дорогой чейнджлинг.       По телу разлилось приятное тепло, и лишь онемевшие конечности холодели неподъёмным грузом. Веки начали плавно смыкаться. Прежде чем глаза закрылись и разум провалился в мир грёз, чейнджлинг заметил снисходительную улыбку матери.