Хозяин

— Оближи его для меня, — говорит Юнги, и Пак, сидящий между его разведенных коленей, шало улыбается. Вид у него совсем пьяный, а глаза блестят так, будто все, что ему хочется — это хорошенько отсосать Юнги. Что нереально, дико, безумно ведет Мина куда-то в туман обморока. — Чимин, — хрипло выстанывает он, когда Пак прижимается губами к внутренней стороне бедра, легко проводит языком, будто слизывает с верхушки мороженого сладость, звонко чмокает чуть пониже кромки трусов. — Хочешь, чтобы я тебе пососал, а, Юнги? — игриво спрашивает Пак, засасывая кожу и оставляя на бедре красивый засос. Мин тихонько стонет. — Посмотрите-ка, да ты весь мокрый, а? — говорит Чимин, кладя руку на член Мина поверх трусов. Юнги ужасно хочется застонать, а еще лучше — схватить Пака за волосы и просто насадить его рот на свой член, но он сдерживается. — Хочешь, чтобы твой котенок сделал тебе хорошо? — интересуется Чимин, и хвостик, выходящий прямо из его хорошенько смазанной дырочки, дергается, будто настоящий, и заставляет весь кислород из легких Мина стремительно куда-то испариться. — Да, — выдыхает он, тяжело дыша. Пак удовлетворенно ухмыляется и заползает чуть выше, оттопыривая попку так высоко, как только можно. Теперь две округлые ягодички маячат прямо перед лицом Юнги, но он не может даже потрогать — Боже, ну почему он вообще на это согласился? — когда ему так безумно хочется сжать их в обеих руках, присосаться к дырке, втолкнуть в нее язык, хорошенько вылизать изнутри и снаружи, так, чтобы вся маленькая, гладкая, растянутая, но такая тугая и узенькая, такая теплая, дрожащая, великолепная была в его слюне вперемешку со смазкой и чтобы Пак кончил только от этого, а Мин выпил бы всю его сперму, всю без остатка, как маленькая сучка, которая только и мечтает о том, чтобы Пак постоянно угощал ее своей спермой. — Так говоришь, мне тебе отсосать? — издевательски повторил Чимин, проводя носом по очертаниям члена под трусами, целуя основание, прихватывая губами с обеих сторон, так, что Мин даже через плотную ткань чувствует пленительное тепло его губ, его горячечное, пьяное дыхание, его мягкий язык, полизывающий член Юнги и оставляющий на ткани мокрые пятна — которых и так предостаточно. — А ты не хочешь попросить меня, как просят хорошие мальчики? — ласково спрашивает Пак у головки, которая уже выскользнула из-под края трусов. — Пак, какого черта, такого уговора не было! — задыхаясь, стонет Юнги, когда Чимин мягко поддевает головку пальцами и проводит большим по крохотной дырочке, собирая капельки смазки и отправляя их себе в рот, и, Боже мой, это же сам грех во плоти. А потом Пак нежно дует на головку, едва-едва задевая ее языком, и Мин не выдерживает: — Пожалуйста! — почти кричит он, Чимин довольно улыбается и, ох ты ж блять, берет, наконец, в рот — совсем чуть-чуть, едва касаясь головки языком, но Юнги уже хочет кончить, потому что это просто обалденно, губы Пака просто обалденные, Пак обалденный. Чимин посасывает головку и стреляет глазами из-под полуопущенных ресниц, и выглядит он, как маленькая шлюшка, насаживаясь глоткой на член до самого основания, зарываясь носом в волоски на лобке, и Юнги просто необходимо прикоснуться, и он запускает руки в его растрепанную шевелюру, проводит пальцами около дергающихся, почти настоящих ушек, сжимает их в кулаках и толкается членом прямо в рот Пака, заставляя того захлебываться от слюны, и стонать, и почти плакать от того, какой большой у него во рту, и как хорошо он ебет его в ротик, который так и жаждет большого крепкого члена, и Юнги может кончить только от того, как Пак посасывает самый кончик, слизывая с дырочки капельки смазки, будто ему мало, и как берет на полную длину, как его милые губки растягиваются вокруг его члена. — Ты просто создан для того, чтобы его сосать, — говорит Мин, а Чимин возмущенно стонет и пытается отстраниться, но Юнги крепко прижимает его голову к своему паху, наслаждаясь бархатными ротиком и горлом, потому что ему уже надоело просто сидеть и не двигаться, и просто смотреть, как Пак насаживает себя на его член, и даже не пытаться помочь, сделать ему хорошо, потому что он, маленькая соска, любит держать член Юнги во рту, и Ми6 притягивает его ближе к себе, стягивая с члена, потому что иначе бы он просто не выдержал и залил бы спермой этот миленький ротик, вместо того, чтобы оставить все угощение для ненасытной паковской дырочки, которая только и ждет, чтобы ее до краев накачали спермой. Чимин сидит у Мина на коленях, абсолютно голый, и только милый белый хвостик торчит из его жадно пульсирующей дырки, и Юнги мнет его ягодицы в руках, наслаждаясь их теплотой и мягкостью, и, Боже, у Пака лучшая задница на свете, и пробираясь кончиками пальцев в и без того растянутую хвостиком дырку, такую раскрытую, влажную, скользкую, как будто его ебали несколько часов подряд, и Юнги представляет, как она будет выглядеть, когда он сделает с Паком все, что хочет сделать, когда он наполнит ее так, что сперма не задерживалась бы внутри и сразу стекала на постель, и ее было бы так много, что ему бы даже было больно, а Мин бы продолжал его трахать и пичкать новыми порциями спермы, чтобы потом Чимин лежал, бессознательный, и только умолял выебать его ещеещееще. — Юнги, — стонет Пак и трется стоящим членом о бедра Мина, надеясь получить удовольствие раньше Юнги, но ничего у него не выйдет, он слишком долго его мучал, чтобы тот позволил ему кончить просто так. — Мечтаешь, чтобы тебе засадили? — спрашивает Мин, кусая Пака за ушко, посасывая тонкую кожу на шее, задевая зубами ключицу и поигрывая с сосочками — торчащими, возбужденными — пальцами и кромками зубов. — Какой похотливый котенок, — мурлычет Юнги, поглаживая ложбинку между ягодицами. Хвостик дрожит, а Чимин выглядит и впрямь как кот в течке: возбужденный, жаждущий, пьяный, мечтающий насадиться на горячий член. — Если хочешь, чтобы я хорошенько тебя выебал, вставай так, как я тебя учил, — хитро говорит он. Чимин сейчас сделает все, что угодно, и Мину это просто охуительно нравится… он просто в дрыбадан от этого. — Но Юнги… — жалобно начинает Чимин, но Мин проводит пару раз по его члену, из которого буквально льется смазка, и он тут же кивает, сползая с Мина. Пак встает на колени чуть поодаль от Мина, плавно приподнимает попку чуть выше, как самый настоящий кошак, хвостик вьется у него в ногах, едва не выпадая из дырки, потому что она раскрывается, будто так ждет Юнги, его член, своего большого, твердого хозяина, Боже… Чимин разводит ножки так широко, как только может, и его дырочка еще сильнее растягивается, и ложбинка краснеет, из дырочки под хвостиком выкатывается маленькая капелька смазки, Юнги просто ужасно хочется ее слизать, вылизать всего Пака целиком, этого маленького развратного котенка, но он просто наблюдает, как Пак медленно, безумно меееедленно достает из дырочки пробку с хвостиком на ней, запуская пальчики в широко растянутую глубину, будто не может пережить, что там ничего нет, а потом хватается обеими руками за краешки, разводит их так широко, как только можно, что Юнги даже видит капельки смазки на внутренних стеночках. — Вые… выеби меня, — сбившимся голосом просит Пак, разводя краешки еще сильнее и под шумок лаская себя изнутри большими пальцами, которые, Господи, как же восхитительно! — входят так легко, будто его имели не один раз, будто его уже кто-то (Юнги) раздолбал до самого «немогу», и Мину кажется, что если сейчас вставить в Чимина руку, настоящий кулак — он не будет против и кончит, заляпав все вокруг спермой. — Хозяин, — просит Пак, и у Мина начисто сносит тормоза. — Хозяин, значит? — спрашивает он, подползая ближе и кладя руку прямо на горящую огнем дырку, откидывая в сторону чиминовские пальцы, а потом резко хлопая прямо по раскрытому отверстию. Пак вскрикивает. — А как просят Хозяина? — ноги у Пака разъезжаются от очередного крепкого удара, он кричит — не от боли, от того, как безумно хорошо, и выстанывает: — Пожалуйста, Хозяин! — руки его все еще лежат на ягодицах, и Юнги врывается прямо в дырку так глубоко, что у Пака из глаз брызжут слезы, и он стонет так громко, что Юнги приходится сунуть ему пальцы в рот — иначе услышат. Он обсасывает их, а Юнги трахает его с двух сторон — в рот пальцами, и в задницу, обалденную, потрясающую, такую восхитительную задницу, — членом, который вот-вот готов дать Чимину порцию спермы, которую он так хочет, что не перестает умолять: «Еби меня, еби меня», все просит и просит, а Юнги трахает его с размаху, и ему так невероятно хорошо, будто он попал в рай, в райскую дырочку Пака, и ему бы хотелось никогда из нее не выходить, так и ебать его целую вечность, пока сперма в яйцах не кончится, и потом, еще и еще, сотрясаясь в оргазмах, заливая Чимина спермой и смазкой, разъебывая его так, чтобы помещался кулак, а потом две руки, чтобы он стал его послушной сучкой, чтобы он ждал его каждый раз, выставляя напоказ дырочку. И Юнги трахает его, трахает-трахает-трахает, будто хочет достать членом до самого желудка, и ему так охуенно, что он не может удержаться и шепчет Чимину на ухо, как он его любит, какой он потрясающий, как Юнги хочется нежно заниматься с ним любовью, ласкать его, но он не может, потому что Пак слишком соблазнительный, слишком великолепный, и что Мин не спускает каждый раз в его присутствии в штаны только потому, что представляет старушек, мерзкие трупы и прочие антисексуальные вещи, и что Юнги его любит-любит-любит-так-сильно-что-готов-жизнь-отдать-любит-любит-любит… Он не запомнил, как именно кончил, но точно знал, что Пак сорвался за секунду до него. — Ах, — выдыхает Пак где-то через полчаса. Он лежит на кровати под Юнги, расхристанный и такой безумно соблазнительный, томный, прекрасный, что Мину хочется наброситься на него прямо сейчас. — Ага, — соглашается Мин, покрепче обнимая Чимина и утыкаясь ему куда-то в мягкое местечко на шее. Разумеется, он может сейчас накинуться на Пака, снова поставить его на колени и безжалостно поиметь, и ему хочется, но… Лежать вот так — это тоже совсем не плохо. А может даже и лучше.