Твое мурчало

Кота Леви изловил в их с Эрвином (а теперь только его) комнате. В казармах всегда жили коты: охраняли амбары, конюшни и кухню от крыс и мышей. Количество их не поддавалось учёту, но что таких котов не было, Леви точно знал. Обычный кот на службе Разведкорпуса — серый, лохматый ком шерсти, постоянно занятый охотой на крыс. Этот кот разительно отличался от них. Леви смутно припоминал, что видел его и раньше, но не обращал внимания. После возвращения из Шиганшины — и смерти Эрвина — было не до котов. Но теперь этот кот лежал поперек стола Эрвина, растянувшись прямо на каких-то бумагах, которые после смерти командора Леви не стал убирать, только стряхивал с них пыль. На попытки его согнать кот не реагировал. Был он рыжий… Нет, светло-палевый, большой, пушистый. Вид имел солидный и на Леви смотрел если не с презрением, то с искренним недоумением, что его пытаются согнать с нагретого лежбища. Он смотрел на Леви голубыми глазами, помахивал хвостом и уходить не собирался. В Подземелье кошки не водились, и первый раз Леви столкнулся с ними уже в Разведкорпусе. Встреча эта чуть не стоила ему глаза, а Фарлан потом неделю смеялся над ним, как ненормальный, так что относился он к ним с опаской и неприязнью. Применять к наглой животине грубую силу он не хотел из инстинкта самосохранения. Кто его знает, этого кота… Вон, какой он огромный. Увещевания на кота тоже не действовали. Оставаться с ним наедине не хотелось. Он отловил в коридоре первого попавшегося на глаза рядового и велел вынести кота во двор. Рядовой Жан Кирштейн спокойно взял кота на руки и, бормоча что-то про милого котика, которого ждут вкусные крыски, удалился. Леви вздохнул с облегчением. Ночью он проснулся от того, что нечто лежало на его груди. Первой его мыслью сквозь сон было: это Эрвин обнимает его во сне. Но он тут же вспомнил, что Эрвина больше нет среди живых людей, и проснулся. В темноте, перебиваемой немного лунным светом из окна, он увидел силуэт кота. Он бы даже закричал от ужаса, но вовремя вспомнил, что его могут услышать. Стыдно было бы признаваться, что испугался какого-то кота. Четырехглазая потом жить спокойно не даст. Он аккуратно спихнул кота с себя и повернулся на бок. Кот недовольно заворчал. — Ну, извини, ваше мурчало, ты тяжёлый. Весишь, наверное, как целая лошадь. — Кот мяукнул. — А будешь возникать, я тебя выгоню! Спи! Следующие несколько дней кот ходил за Леви хвостом. Он лежал на столе или у Леви на коленях, когда тот читал или возился с бумагами. Забирался ему на плечо, когда Леви обедал. Ждал снаружи, пока Леви был в отхожем месте. Уговоры и угрозы на него не действовали. — Вообще-то, — рассуждала Ханжи, почесывая кота за ухом, пока тот мешал Леви заполнять какой-то отчёт, улегшись так, что половина бумаги оказалась под его задом, — кошкам такое поведение не свойственно. Они не признают авторитета человека. — Мудаки, одним словом, — подытожил Леви, пытаясь локтем отодвинуть кошачий зад с бумаги. — Ну, можно и так сказать… А этот ходит за тобой по пятам. Странно! — Да он меня достал! Да, достал, и не мяукай на меня, ваше мурчало! — А ещё странно, что ты с ним говоришь, как с человеком… — Я и с тобой говорю, как с человеком. Это тоже странно, — огрызнулся Леви. — В рядовые захотел? — прищурилась Ханжи. Кот приподнялся и зашипел на нее. — Его мурчало против, — хмыкнул Леви. Когда они собирались в экспедицию добивать титанов, кот отчаянно тёрся о ноги Леви и громко мяукал. — Да заткнись ты, твое мурчало! — гаркнул Леви. — Я не могу взять тебя с собой! Да! Не могу! И не надо на меня так смотреть! Нет, и все! Ну, ладно, слушай, мы вернёмся через несколько часов. Полови крыс, что ли. Ах, ваше мурчало крыс не ест… Ну, обрюхать какую-нибудь кошку… Я не знаю, как вы развлекаетесь. Все, я сказал! Все! Вернусь — поговорим. Леви запрыгнул в седло. Кот отошёл в сторону и долго смотрел вслед удаляющимся зелёным плащам. По возвращении Леви обнаружил кота там же, где оставил. И весь вечер кот так отчаянно тёрся о него, так заглядывал в глаза, так лизал его руки, что Леви первый раз в жизни его погладил. Кот щурил голубые глаза, дрожал от удовольствия всем своим крупным телом, прогибался под ладонью и урчал, будто Саша, когда ела мясо. Шерсть у него была мягкая, бока теплые. И весь он вдруг стал таким ласковым, послушным, имел такой довольный вид… — Ладно, твое мурчало, — сказал Леви, — можешь жить со мной. Ещё через пару дней Леви вошёл в комнату и увидел, что кот скачет по полу и чем-то увлеченно играет. Леви не сразу понял, что это было, а когда понял, пришлось отбирать. Кот вытащил из ящика стола галстук-боло Эрвина! — Ах ты вшивая скотина! — крикнул Леви и кинулся отбирать у кота его игрушку. Кот взметнулся, выскочил за дверь, не выпуская из зубов галстук-боло. Леви помчался за ним. Они пробежали по коридору, пронеслись по лестнице. У двери в кухню на первом этаже Леви споткнулся о половицу и обидно растянулся на полу, больно приложившись подбородком о пол и ободрав кожу на ладонях. — Твою мать, — проворчал он, поднимаясь на ноги и ощупывая языком зубы. Из разбитой губы текла кровь. Ладони саднили. Больше всего пострадала гордость. Так нелепо растянуться на полу! Из-за какого-то кота! — Я с тобой не разговариваю! — крикнул он вслед коту и поднялся к себе. Минут через десять кот вернулся. Стыдливо клонил лобастую голову и трогал лапкой руку Леви, будто прося прощения. Злополучный галстук-боло красовался у него на шее. Леви машинально потрепал кота по голове и задумчиво произнес: — Ты же не кот, да? Кот посмотрел на него. Что-то человеческое и очень знакомое проступало в его ли… морде. Почему-то захотелось назвать его Эрвином. Вместо этого Леви просто потрепал кота по голове, сказал, что галстук-боло придется снять. Кот недовольно заворчал. — Это не твой, — сказал Леви и впервые после смерти Эрвина почувствовал, что к глазам подступают слезы. — Это его. Понимаешь, твое мурчало? Я даже на его столе не убираюсь, а ты это стащил. И не стыдно тебе? Стыдно коту не было. Он понял, что на него больше не сердятся. Леви поворчит ещё, может, и галстук-боло отберёт, но он не злится. Кот осторожно лизнул ладонь Леви и устроился на его коленях. Позволил всё-таки снять с себя галстук-боло. Леви сжал его до боли в пальцах. Поднес к губам и поцеловал. И так и заснул, сидя в кресле. — Слушай, Ханжи, — говорил Леви, завалившись с утра пораньше к ней в кабинет. Кот, конечно, вместе с ним. — Что твоя наука говорит про переселение душ? Кот мяукнул. Ханжи подняла голову от бумаг и посмотрела на Леви, как на идиота. — Ты головой стукнулся? У меня нет времени… — Ханжи. Это не кот. Это он. Ханжи сняла очки, потерла глаза и сказала: — Он — кто? Леви, у меня правда нет времени на твою ерунду. Чего ты хочешь? Леви помолчал, глядя на кота. — Это он. Э… Эрвин. Он вдруг понял, что впервые после битвы в Шиганшине произнес это имя вслух. Кот вскарабкался ему на плечи и обвил его шею своим большим пушистым телом. Леви поднес руку к глазам и понял, что плачет. Ханжи смотрела на него и ничего не говорила. И он был ей за это благодарен.