No More Lonely Nights

Йен Галлагер. Плоть, погребённая глубоко под землей, обращённая в витые и крепкие корни, переплетающиеся в изящном танце, готовые прорваться сквозь толщу поверхности, будучи сильными как никогда. Надёжные и замысловатые, стремящиеся навстречу солнечным лучам и прорастающие новой жизнью. Летящие ввысь листья, подхваченные дуновением ветра, обернувшиеся парящими птицами на коже. Свобода. — Ну, что думаешь? — спросил татуировщик, наблюдая, как Микки с непроницаемым выражением лица разглядывает в зеркале новое украшение на своей коже. — Хорошо, — ответил он с улыбкой, чуть тронувшей уголки его губ. — Действительно хорошо. Когда чуть ранее тем же днем он сказал Йену, что сегодня будет перекрывать свою татуировку, его жених постарался изо всех сил выглядеть понимающим и не показывать свою боль, своё поражение. Однако Микки мог читать его, как открытую книгу, поэтому незначительно надутые губы и отрешённость, с которой рыжий ходил всё утро, сделало его недовольство идеей очевидным. — Ты ведь знаешь, что дело не в тебе, не так ли? Кроме того, мы уже говорили об этом, — напомнил ему брюнет, в ответ на что Йен тяжело сглотнул стоявший в горле ком и молчаливо кивнул. Стоял душный июньский полдень, и воздух был настолько плотным из-за жары, что можно было почувствовать, как он оседает угнетающей плёнкой на коже. Дышать было довольно трудно, однако Микки, сделав над собой усилие, глубоко вдохнул, закурил сигарету и ускорил шаг. Он никогда не думал, что в итоге станет парнем, который будет мечтать и строить планы на день своей свадьбы, и сейчас он определённо желал всеми фибрами своей души, чтобы погода не была такой же удушающей. Прокручивая в своей голове момент, когда они с Йеном обнимутся в конце свадебной церемонии, он даже думать не хотел о существующей вероятности того, что они буквально приклеятся друг к другу, вспотевшие и липкие. Парень отмахнулся от столь отвратительной мысли: в конце концов, существовали вещи гораздо хуже, чем оказаться приклеенным к своему будущему мужу. Мечты были не единственным, на что он отвлекался в последнее время. Уже несколько недель подряд периодические волны эмоций накрывали его с головой, заставая врасплох и утягивая за собой. Вот и сейчас, возвращаясь домой из тату-салона, он погрузился в одну из них. Одна неделя. Всего одна неделя и они с Йеном скрепят свой союз брачными клятвами. Через неделю он выйдет замуж за Йена. Всё было организовано, родня из других городов приобрела билеты на самолет, а сами они планировали чёртов медовый месяц. Это дерьмо на самом деле происходило. И, тем не менее, каким бы совершенным и разумным всё это ни казалось, Микки не переставал удивляться тому, что должно было вот-вот случиться. Столько лет было потеряно впустую, что временами брюнету приходилось напоминать самому себе — ему уже давно не 22 года. Их отношения не вернулись к моменту, на котором остановились: они изменились, перешли на абсолютно новый уровень, который он не был в состоянии понять некоторое время назад. Теперь они были открыты во всем, терпеливы и, главное, прислушивались друг к другу. Вместо безумных и сносящих крышу цунами любви, а также страха и гнева, что двигали ими в подростковом возрасте, на смену пришло спокойствие, нарушаемое лишь в те редкие моменты, когда им приходилось сталкиваться с обычными житейскими проблемами. Микки почувствовал беспокойство, как только вошёл в их с Йеном дерьмовую квартирку. Хоть он и сделал татуировку для себя, он всё же надеялся, что Йену она придётся по душе, что он всё поймёт. Брюнет был удивлен, когда не обнаружил своего жениха, сидящим на диване на своем привычном месте и играющим в Doom. Он посмотрел вниз и увидел кроссовки Йена, которые стояли на маленькой плитке у входной двери, что означало — он не пошёл на пробежку. Когда Микки пересёк комнату и прошёл по крошечному коридору, то обнаружил, что дверь в их спальню закрыта, что было весьма необычно, учитывая, что время было чуть за полдень, а Йен никогда не спал в такое время. Парень осторожно повернул ручку, не желая, чтобы дверные петли своим скрипом разбудили рыжего, если тот всё-таки спал. В комнате было темно, но он смог отчетливо разглядеть фигуру Йена на кровати. Приблизившись к нему и наклонившись, он с удивлением обнаружил, что зелёные глаза жениха были широко распахнуты и смотрели в никуда. — Что за нах! Ты мрачнозадый ублюдок! — выдохнул Микки, отпрыгивая назад. — Привет, — тихо произнёс Йен, сбитый с толку довольно драматичной реакцией жениха. — Ты что, спал? Я тебя разбудил? — поинтересовался брюнет, подойдя ближе и усаживаясь на край кровати. Он инстинктивно протянул руку и провел ею по рыжим прядкам. Йен закрыл глаза и позволил себе погрузиться в нежность происходящего. Он знал, что ему не стоит волноваться или беспокоиться о том, что Микки не любил его или до сих пор не простил. Он прекрасно всё знал. Однако это вовсе не означало, что противоречивые мысли в его голове должны рассеяться, как по щелчку пальцев. В конце концов, это было его имя, и Микки ненавидел его. Конечно же, Йен не был безразличен к аргументам Микки на этот счет и к его эмоциям. Йен понимал брюнета, но всё же не мог отрицать, что даже перекрытое отныне тату будет причинять ему боль. Физическое доказательство того, что их любовь никогда не умирала в течение всех этих лет, во время разлуки, несмотря на его ошибки — исчезло. Он снова открыл глаза, желая посмотреть на Микки, по-настоящему взглянуть на него и увидеть, изменилось ли что-то в нём. Но тот выглядел, как и прежде. — Кажется, нет, — ответил Йен. — Ты не знаешь, спал ли ты? — недоверчиво спросил Микки. — Ты хорошо себя чувствуешь? — он протянул вторую руку, чтобы потрогать его лоб. В душе он надеялся, чтобы у Йена был жар. С физическими недугами было гораздо легче справиться, чем с психическими. — Мммм, — промурлыкал Йен, поворачиваясь на бок, чтобы обхватить руками талию Микки. — Небольшая слабость, — признался он. — Слабость? Та самая? — поинтересовался брюнет, прикусив внутреннюю сторону щеки. Прошло много лет с тех пор, как он был с Йеном во время его приступа депрессии. Он знал, что делать, как заботиться о нем, но не это беспокоило его. Больше всего его пугало то, что Йен не позволит ему находиться рядом, чтобы успокоить его, защитить, что Йен снова оттолкнёт его, откажется от его сострадания. Йен покачал головой. — Нет, не такая. Микки облегчённо выдохнул, даже не осознавая, что все это время он задерживал дыхание. Однажды им снова придётся с этим столкнуться, он знал это, но сегодня был не тот день. — Если я включу свет, ты превратишься в пепел или что-то в этом роде? Йен слегка рассмеялся. — Я думаю, что это происходит только от солнечного света, Мик. — Серьёзно, умник? Почитываешь «Дневники вампира» или что-то в этом роде? — подразнил Микки жениха, наклоняясь, чтобы прижаться к нему своими губами. Брюнет нуждался в поцелуе так же сильно, как и он сам, и Йен чувствовал это, потому он обхватил затылок Микки и приподнялся на локтях, чтобы глубже проникнуть языком в рот своего возлюбленного. Поцелуй был страстным, а потребность в этой связи граничила с жадностью. И только когда Йен прошептал Микки в рот «Покажи мне», они разорвали поцелуй. Микки наклонился, чтобы включить лампу на прикроватном столике. — Она всё ещё красная и выглядит немного дерьмово, ну ты понимаешь. — Я знаю, у меня тоже есть несколько тату, — напомнил Йен, слегка удивлённый явной нервозностью Микки. Микки кивнул и стянул майку через голову. Он почувствовал, как у него перехватило дыхание, и с трудом сглотнул образовавшийся в горле ком, после чего взглянул в глаза Йена, одновременно потянувшись рукой к груди, чтобы снять марлю. Грусть, поселившаяся в них, заставила его съежиться, и на мгновение брюнет пожалел о своём решении, подумав, что, возможно, совершил ошибку. — Ну же, — подбодрил его Йен, слегка улыбнувшись. — Ожидание убивает меня, чувак. — Ладно, ладно, — он отодвинул марлю и посмотрел на свою татуировку, а затем на Йена. — Мик, — вздохнул рыжий, пытаясь снова вдохнуть воздух. — Это… Ух ты, Микки. Она прекрасна. — Прекрасна? — Микки поморщился. — Мне не сильно нравится. — Зато я тебе нравлюсь, — язвительно заметил Йен, и лицо его снова стало серьезным. — Это потрясающе. — Тебе действительно нравится? — с опаской спросил Микки. — Они превратили твоё имя в корни. Видишь? Йен кивнул и поджал губы. Он протянул руку и вытер слезу, скатившуюся по его щеке, потом ещё одну. — Тебе, блять, не нравится, — пробрюзжал Микки, потирая лоб. Только он мог сделать подобную хрень прямо перед самой свадьбой. — Я… — Йен с трудом подбирал слова, а слёзы продолжали катиться по его щекам. — Моё имя. — Мы, блять, говорили об этом, — раздражённо сказал брюнет. Его тревога уступила место страху, и, как обычно, страх сменился гневом. — Мы говорили об этом, Йен. Йен покачал головой. — Нет, — он потянулся рукой вверх и провел пальцем по татуировке. — Ты, блять, с другой планеты? — проворчал Микки. — Охуеть, чувак. — Нет, моё имя, тут написано «Йен». Прямо здесь. Тут написано мое имя, — он был в восторге. — Ты оставил моё имя. — Ты этого не заметил? — спросил Микки, сузив глаза. — Оно прямо здесь, черт возьми. — Я был сосредоточен на корнях, — признался он, его глаза всё ещё были влажными и широко раскрытыми. — Я не могу поверить… вау. — Татуировщик говорил о том, что твоё имя — это основа чего-то более особенного, большего, чем то, кем мы являемся в данный момент или ещё какого-то дерьма. Я не знаю, — выпалил довольно быстро брюнет, явно пытаясь преуменьшить свою роль в сентиментальной истории, стоящей за татуировкой. — А листья, превращающиеся в птиц, вроде как означают, что… — Ты свободен, — ошеломленно произнёс Йен. — С тобой, — подтвердил Микки кивком головы. — Всегда был свободен с тобой. — А я чувствую себя живым с тобой, ты знаешь это, ты заставляешь меня чувствовать себя живым, но без тебя… — он содрогнулся от этой мысли. — Без тебя я словно зомби. Больше никогда не хочу быть таким. Я хочу быть живым. С тобой. — Черт побери, ты собираешься обрушить на меня всего Шекспира, Галлагер, — фыркнул Микки, чувствуя себя неловко из-за явной романтики, витающей в комнате. — То, что я сказал, совсем не похоже на Шекспира, — сообщил Йен, закатывая глаза. — Ты научился этому в своих гребаных книгах? — усмехнулся Милкович. — Во всех тех книжках, что ты прочитал? — Какие у тебя проблемы с чтением книг, это довольно странно. Серьезно, когда ты погружаешься в чтение хорошей книги, в этом есть что-то успокаивающее, — сказал ему рыжик, готовый снова углубиться в дискуссию, которая уже неоднократно возникала. — Почему мы вообще говорим об этом прямо сейчас? — с усмешкой спросил Микки. — Серьёзно? — Мы ничего не можем с собой поделать? Нам нравится спорить? — предложил Йен, придвигаясь ближе к Микки. — Мне нравится, — заверил он, прижавшись губами к полным губам Микки. — Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — Примерно догадываюсь, но ты мог бы показать мне, чтобы я знал наверняка, — сказал он, поиграв бровями и надавив на плечи Йена, чтобы тот лег обратно. — Чертовски хитро, Мик, — засмеялся Йен, утягивая Микки на кровать и начиная расстёгивать его штаны. — Итак, правильно ли я понял: я делаю татуировку с твоим именем и отсасываю тебе, потом ты делаешь татуировку с моим именем, и я снова отсасываю тебе. В чём тут веселье для меня? — Веселье в том, что ты отсасываешь мне, — сказал Микки, ухмыляясь Йену, пока тот стягивал его боксеры. — И ты пиздец как любишь сосать мой член. — Мхмм, — согласился Йен, облизывая губы. — Знаешь, клятвы, которые я написал для тебя, чертовски хороши. Они очень милые. Но я чувствую, что когда буду говорить всё это романтическое дерьмо, давать все эти обещания, ты просто ответишь «Отлично, Галлагер, а теперь отсоси мне». — Черт, я должен запомнить написать и это тоже, — произнес Микки, улыбаясь во весь рот. — У меня были некоторые трудности с написанием клятвы, но ты только что помог мне, чувак. Спасибо. Йен улыбнулся, когда взял член Микки в рот. Последний вздохнул и откинул голову назад, пока его жених постепенно заглатывал его. Он почувствовал, как кончик его члена трётся о стенки горла рыжего, и начал бормотать: — Торжественно клянусь держать мой член у тебя во рту до конца моих дней, бла-бла-бла, всякая хрень… а теперь отсоси мне. — С меня, сука, хватит, — пробормотал Йен, выпуская член Микки изо рта. Они оба держались за животы, надрываясь от приступов смеха, пока пытались превзойти друг друга в вульгарных клятвах.