Blue Christmas

Они слушали дерьмовый рок, курили дешевые сигареты, смотрели на яркие звезды, разговаривали ни о чем, и Юра целовал его чуть выше губ. Элвис Пресли на фоне завывал свою вечную оду о любви, а Паша продолжал беспрестанно прокручивал в голове всего одну его фразу. В тебя невозможно не влюбиться. В тебя невозможно не влюбиться, Юрка. А если дословно, то невозможно не упасть в любовь. И он падал, каждый чертов день проваливался в эту проклятую пучину чувств к до невозможности наглому музыкантишке. Они держались за руки, и Паша чувствовал, что дышит, но стоило пальцам Юры отпустить его ладонь – Пашка забывал как дышать. И это было самым отвратительным в их отвратительных отношениях. Воздуха становилось меньше на сцене, воздуха становилось меньше в стенах их с Анютой квартиры, и хуже всего было в их душной постели. Пашка учился жить без Юрки, в то время как Музыченко давно уже научился жить без него. С того самого проклятого дня, когда они договорились жить «нормальной» жизнью, и лишь иногда, когда совсем припрет, возвращаться к этому безумию, что Пашка – дурачок - называл любовью. Что Юрка – мудрый муж и отец прекрасной дочери – называл дурковатостью и изощренным видом мазохизма. Пашка и не отрицал. Но его давно уже приперло, и жить без Юрки совсем не получалось. - Мы можем сказать им, что уезжаем по работе? Устроим маленький отпуск? Ты и я? Новогодние каникулы на двоих, неужели мы не заслужили? – Пашка с надеждой смотрит ему в глаза, хоть и догадывается, что вариант проигрышный, что он все равно ничего от Юрки не дождется. Он семью не бросит, он не мудак. Но Пашка ведь и не требует, он просит всего неделю, такую малость на самом деле. Юрка слегка похлопывает его по щеке и проводит большим пальцем по нижней губе, и усмехается как-то грустно. Личадееву кажется, что он почти слышит, как Юра перебирает отговорки в голове. Никакой тебе недели, Пашенька, никаких тебе каникул. - Посмотрим, - Юра убирает челку с его лба и так привычно целует в уголок рта, что все остальное становится совсем неважным в этот самый момент. Почему Юрка пришел к нему сегодня, почему вытащил его посреди ночи и засосал на лестничной клетке, совершенно не боясь быть застуканными соседями. И почему снял настолько безобразно-вычурный номер, зачем отвалил за него столько денег, когда на деле они нуждались в одной лишь кровати и в месте, где можно будет помыться, чтобы привести себя в подобие порядка, прежде чем вернуться домой. Пашке все это казалось совсем неважным, потому что он снова дышал. Глоток воздуха, длинною в ночь. Самый необходимый. Самый желанный новогодний подарок. Юрка всегда был нежным, таким, каким может быть только он – его безумный скрипач. Его безумный Шляпник, рядом с которым Пашка чувствовал себя и Алисой, и белым кроликом. Но дома каждого из них ждала своя королева, и не суждено им было быть вместе, как безумному Шляпнику было не суждено оставить себе Алису, как Алисе было не суждено оставить себе своего Шляпника. Шляпа какая-то. Паша усмехается Юрке в губы, о своих размышлениях он ему не говорит, а Юрке это и не нужно уже. У него глаза затуманены, в них столько похоти, что в ней можно было бы искупаться, и Пашка тонет в ней с удовольствием. Все что угодно, Юрочка, для тебя все что угодно. Паша облизывает его пальцы, Паша сам на них насаживается. Элвис Пресли поет о рождестве, и во всем этом безумии Пашка думает о том, что стоит переключить трек. Но Юрка подпевает Элвису, смешно подмахивая бедрами, превращая их акт любви в очередное представление, и Пашка совершенно не против. - I'll be so blue just thinking about you…- Юрка смеется и целует Пашку в плечо. Паша заливается краской. Это чертовски неподходящая для момента песня, и в то же время точнее не подберешь. - Ты и со мной голубее голубого, - ворчит он, утыкаясь лицом в подушку, и от особо глубокого толчка закусывает свою ладонь. На улице кто-то взрывает петарды. Все развлекают себя как могут в преддверии нового года, и Пашка рад, что Юрка предпочел его петардам, или другой непонятной мишуре. Когда они наконец-то падают на кровать, Юра все еще держит его за руку. У него какая-то особая любовь к этому, у него какая-то потребность в пашкиных ладонях. И Паша готов потакать ему столько, сколько это тому требуется. Голова у обоих идет кругом, Пашка смотрит в окно, за которым кружатся крупные белые хлопья, подсвеченые уличным фонарем, и все в момент превращается в прекрасную сказку. Альбом Элвиса Пресли в вконтакте начинается сначала, и Пашка тихо подпевает его размеренным любовным завываниям. С них-то все и начиналось. - Falling in love with you…- Юра зарывается пальцами в его волосы, и снова целует-целует-целует. Юрка не говорит ему о любви, даже песни ему со словом «любовь» не поет. Это он оставляет для Анны Серговны, все красивые слова для нее. Но Пашке тоже кое-что достается, кое-что только для него. - Ты мое рождество, Пашенька, - и от этого «Пашенька» внутри все скручивается жгутом, и визжать хочется подобно глупой девчонке. Они разъезжаются под утро. Юра на прощание жмет ему руку, и держит чуть дольше, чем это того требует. Просит Пашку написать, как тот доберется, и обязательно позвонить завтра вечером. Пару часов спустя Пашка отправляет ему аудиозапись в вконтакте, на которую Юрка реагирует улыбающимся бесчувственным смайликом. Больше на этой неделе они не списываются, и Пашка ему не звонит. У Шляпников перерыв – новогодние каникулы. У Пашки на душе внезапно наступает осень. Он кутается в свитер потолще, и предпочитает не вылезать из постели настолько долго, насколько может. Аню такое уже давно не удивляет, и она спешит смыться к своим подружками. В канун нового года грустить может только такой, как Пашка. Он даже пишет письмо деду Морозу, а после сжигает его в пепельнице на балконе. - Дорогой дедушка Мороз, я не прошу у тебя многого, я прошу у тебя Юрку, - тихо хрипит он севшим от постоянных сигарет голосом, и чувствует себя полнейшим идиотом. Новый год они с Анькой встречают вдвоем, у телевизора с оливье – все, как полагается. Аня дарит ему большой, дорогой, и наверняка очень нужный подарок, который она обдумывала очень долго, старалась, и вообще вложила в него душу. Паша дарит ей набор какой-то дорогущей косметики и плюшевую мышь, купленную за баснословные бабки за день до нового года. Пашка наказывает себя сам. И глядя на Аньку, такую счастливую, обмотанную мишурой, радостную, даже от такого объективно парашного подарка, чувствует себя еще паршивее, чем до этого. Он придурок, он не заслуживает ее, но и бросить ее не может. Наверное, это тоже своего рода наказание. Юрка звонит ему в три часа ночи. Они с Анькой как-раз досмотрели новогодний концерт, и она расстилала новый постельный комплект. Пашка вышел на балкон покурить, но на деле сбежал, уединился, потому что ни с кем не хотел делить своего Юрку. Голос у Музыченко был пьяный и прокуренный. На фоне играла музыка и кто-то что-то громко рассказывал, возможно родственники, может быть даже Серговна. Паша плотнее прижимал трубку к уху, Паша вслушивался в каждое его слово. - Знаешь, Пашенька, я тут подумал! А поехали в Таиланд? На неделю! Вдвоем! Скажем, что по работе, скажем…да что-нибудь придумаем! – Юрка смеется в трубку, Паша сжимает ее чуть крепче. - Дурак ты, Музыченко, мне ведь так и свихнуться можно, - осень в душе внезапно веснеет. - Так я не шучу ведь, Паш, я уже и билеты посмотрел. Поедем? – Пашка понятия не имеет, каким боком все это заслужил, но, видимо, вел он себя в этом году и правда неплохо. - Хорошо, - тихо отвечает он. Юрка в трубке что-то радостно мурлычит. – Кстати, дед Мороз существует, - за окном люди взрывают петарды. Небо окрашивается мертвыми цветами, прекрасными цветами, и Пашка влюблен в каждый из них. - Дурачок ты, Пашка, люблю тебя, спишемся завтра, - Юрка сбрасывает вызов. У Паши еще пару минут жжется ухо. Дурачок ты, Пашка, люблю тебя. Люблю тебя. Юра пишет ему в десять утра, скидывает билеты. Пашка отвечает ему вопросительным знаком, с жуткого похмелья не сразу понимая о чем речь. Он даже не замечает, как за ночь допивает все шампанское. Юрка пишет ему, что в Таиланде сейчас тепло, и что им просто необходимо сейчас оказаться в теплом месте. Пашка соглашается. Он не верит в это ни секунды. Он не верит в это до того момента, пока они вместе не садятся в самолет, и Юрка не переплетает их пальцы. - Ты мой новый год, - усмехается Пашка, пародируя недавнее Юркино заявление про рождество. - Голубое рождество, - они прячут руки между бедрами, нарочно прижимаясь друг к другу чуточку ближе, и укрываются одним на двоих пледом. Паша засыпает на его плече, и снова дышит полной грудью. У него в сердце весна в полном разгаре, и не важно, что всего на неделю. О таком сейчас и думать совсем не хочется. О таком сейчас и не думается. Элвис Пресли станет их собственным богом, а «Can't Help Falling In Love» гимном их изощренного мазохизма, или по пашкиному – любви.