На кой коню банджо?

      …Было где-то пять часов пополудни, когда из крохотного безвестного городишки выехал одинокий всадник. Дорога вела на северо-запад; редкий в этих местах ветер принёс тонкие облака, и палящие лучи поумерили свой пыл. Солнце уже клонилось к закату, но весь путь должен был занять от силы два часа, так что до темноты времени вполне хватало. Словом, всё складывалось как нельзя лучше.       И всё-таки неведомое чувство подсказывало всаднику, что ухо лучше бы держать востро. На чём основывалось это предчувствие, он так и не понял; но вскорости оно себя оправдало — стоило невнятному чёрному пятнышку, что виднелось на обочине, превратиться сперва в отчётливый силуэт усталого, но упрямого пешехода, а затем — в грузную фигуру, знакомую Стрелку до боли.       Неясно было, кто из них первым узнал заклятого товарища. Но голос первым подал Туко: кто-кто, а этот точно не станет дожидаться, пока его спросят.       — Блонди-и-инчик! — завопил он. — Не прошло и полугода! Чего ты забыл в такой дыре, как этот городишко?       — Это у тебя лучше спрашивать, — усмехнулся Стрелок. — Я-то из неё уже уехал.       — Уехать уехал, а от Туко нигде не скроешься. Ты-то, знаешь ли, мог бы пришпорить коня да проехать мимо! Но не стал! — торжествующе протянул Туко. — Значит, я тебе зачем-то опять понадобился. Ведь так?       Он глядел на всадника так самодовольно-хитро, что мог бы просверлить взором не одну дыру в стене — случись здесь, конечно, хоть какая-нибудь стена. Однако Стрелок не спешил отвечать: вопрос не был праздным, и оба это понимали — пусть и в разной мере.       Во рту всё ещё тлела папироса, дымясь в такт воспоминаниям; новый револьвер приятно тяжелел у пояса, хотя его не собирались пускать в ход.       — Зачем тебе вновь нужен Туко? А, блондинчик?.. — подначил тот, старательно-неумело пряча за бравадой тень тревоги в голосе. Но Стрелок по-прежнему не спешил: мысли требовали простора, а по мере того, как Туко мозолил глаза, их — мыслей — становилось всё больше.       Можно ли было пристрелить тогда на кладбище не только Сентенцу, но и самого Туко?.. Вполне. Рука бы не дрогнула — вопреки давнему навыку стрелять поверх его головы.       Было ли бы это нарушением законов чести? Разумеется. Но какие законы чести на Диком Западе?! Особенно если имеешь дело с самым мерзким типом, какой только встречался тебе на свете.       Это даже если не вспоминать встречу в пустыне — а думать о ней и спустя столько недель совсем не хотелось. После того, что тогда устроил Рамирес, потребовался не просто лазарет и водопой, а ещё и молитвы целой обители во главе с Рамиресом-старшим, чтобы Стрелка удалось откачать. Словом, у него была масса причин избавиться от не самого удобного сообщника — причём не просто справедливых, а очевидных. Но опыт предостерегал: доверяться тупой очевидности — ненадёжно… и, как правило, до зевоты скучно.       Всё это, равно как и многое другое, успело пронестись в голове, пока он в упор глядел на Туко сквозь своеобычный прищур. Что ни говори, а ключевым достоинством Стрелка была именно способность думать куда быстрее, чем стрелять — и не позже, чем выстрелить.       Но произнёс он нечто совершенно иное.       — Если на то пошло, — на каменистую почву, искрясь, приземлился отброшенный щелчком окурок, — то на кой тебе — я?       Туко набрал полную грудь воздуха и совершенно предсказуемо взорвался фонтаном оскорблений, временами вставляя целые тирады на родном языке. Значит, совсем разозлился: пусть выпустит пар. А может, и не одна злость тому виной?.. Бывают же люди, которые отъявленно ругаются от восторга, не умея высказать своих чувств иначе.       — Ну уж нет, — покачал головой Стрелок: он со снисходительным благодушием дождался, пока тот соизволит закончить. — Держал бы на меня зло — сразу бы выстрелил. И попал! Ты — не я; но и с тебя очень даже станется… А деньги?! Две сотни тысяч, конечно, больше одной; но ты и ей едва ли нашёл доброе применение, — он выразительно окинул взором фигуру Рамиреса, намекая на его крайне потрёпанный вид.       Туко что-то забухтел про то, что его бросили одного под палящим солнцем с тяжеленными мешками, но на этот раз умолк куда быстрее и обиженно воззрился на собеседника.       Лёгкие облака совсем растаяли, и взмокшая чернявая шевелюра забавно заблестела в блекло-алых вечерних лучах.       — Так зачем я тебе нужен, Туко? — пытливо, почти ласково заключил тот.       Морщины взрезали лоб Туко: тот принялся подбирать слова — но вскоре лишь махнул рукой и сердито сплюнул в сердцах.       — Да ну тебя!.. Сидишь тут в седле да мучаешь разговорами! — не дожидаясь, пока старый товарищ опять что-нибудь сострит, он решительно развернулся и, сделав небольшой крюк, направился прочь, к городу.       Стрелок лишь благодушно усмехнулся. Будь он более впечатлителен — уже начал бы отсчитывать дни, а то и часы, до следующей встречи. А ей суждено было состояться: ведь на вопрос никто из них сегодня так и не ответил.