Так получилось

«Как же так получилось?» Этот вопрос Рейген, справедливо обозначив крайне риторическим, решил оставить на потом. В конце концов, он умел исполнять выгодные заказы, а ещё очень — очень! — сильно хотел себе обратно свой офис. А всего этого не хотел совсем. Да. В общем... ...ему нравилось жить тихо, помогать суеверным селянам и спокойно обрастать славой (не всегда положительной, но славой) и немного мхом. Всё было замечательно. А затем… Затем случились сразу две вещи: Рейген оказался на мели и — совершенно не готов к наводнившей его двор и близлежащие окрестности толпе магических существ. Секретная техника Убойного Красноречия почти сработала: толпа успокоилась, но почему-то не ушла. Тогда Рейген вспомнил о том, что, вообще-то, всегда считал себя хорошим парнем. Воодушевившись, собрал вещей в дорогу, нашёл проводника и ушёл на ночь глядя в неизвестном направлении. Возможно, в этом и была его проблема. — Своей смертью ты точно не умрёшь, — задумчиво сообщил внезапный попутчик — ослабший корыстный дух, представившийся как Экубо. Что у Экубо было на уме и что он хотел этим сказать, Рейген не понял, но озадачиваться не стал, решив, что маленький дух попросту не очень умён, чем он, великий экстрасенс, непременно воспользуется. Всю свою жизнь он ошибочно полагал, что разбирается в личностях и в совершенстве владеет искусством манипуляций. Ситуация и Экубо прямым текстом говорили об обратном, но Рейген, очевидно, очень плохо их слушал. Коротышка-лорд оказался человеком весьма напыщенным и весьма закомплексованным. Это чувствовалось в том, как он держался с Рейгеном, минуту назад разметавшим маленькую армию по импровизированному полю боя (секретную технику «Доверься Экубо» пришлось осваивать на ходу, но Рейген справился): орал с высоченного балкона и внутрь замка звать не торопился. Рейгена происходящее утомило. Разговоры о власти и желаемой маленьким человечком силе его не вдохновляли. В очередной раз подивившись людской глупости, он согласился на предлагаемые условия. Вредный Экубо в свою очередь подивился лично его глупости, но возражать не стал — ему самому позарез было нужно попасть туда, куда Рейгена так настойчиво посылал лорд. На том и порешили. Рейген уходил, в пол-уха слушая, как Экубо насмехается над мечтами коротышки, и даже не пытался того урезонить — уж кому-кому, а не духу размером в две людские ладони, но с исключительно безразмерными замашками на мировое господство, что-то там говорить об этом недалёком лорде. Что-то смутно Рейгену подсказывало о том, как скоро ему придется пожалеть об этой авантюре. *** Так и вышло. Увидев закованного в колодки ребенка, Рейген очень пожалел сразу о двух вещах: о том, что не врезал этому лорду, как советовал Экубо, и о том, что не выражается при детях, даже полубессознательных. Где-то на нижних этажах Экубо не то сражался, не то совокуплялся с какой-то чертовщиной (Рейген, в силу одной своей удручающей особенности, её не видел, но чувствовал всем собой — настолько страшной была аура), и на его помощь рассчитывать не приходилось. Присев перед ребёнком на колени, Рейген изучил кандалы и, вздохнув, отправился искать хоть что-то, похожее на ножовку. — «Источник необъятной силы», чтоб тебя… «Волшебная сущность», «доставьте её мне, и будет вам ваше болото», как же! Черт знает что… Пока Рейген ругался и тщетно пытался убедить себя, что где-нибудь тут обязательно должен быть ящик с инструментами, объявился Экубо. От одного взгляда на мальчика он загорелся таким восторгом, что Рейгену впервые по-настоящему стало не по себе — он действительно мало понимал, во что умудрился ввязаться. Но в комнате, на холодных каменных плитах, сидел измученный ребёнок, неизвестно как сохранивший в себе остатки жизни. Источник силы или нет, он нуждался в помощи, он нуждался в Рейгене, а Рейген в первый раз за всю свою жизнь так отчаянно нуждался в ножовке. Экубо задачу облегчил, проявив нездоровую активность. До этого он больше ворчал и то и дело грозился Рейгена оставить. Стараясь не думать о том, что будет, если грезящий господством над вселенной дух доберётся до силы, что якобы таилась в мальчике, Рейген ждал, пока тот одолеет магию, наложенную на оковы. Звякнуло, грохнуло металлом о камни. Освобождённый мальчик остался сидеть у стены, едва заметно дыша. Экубо расплылся в жуткой улыбке; Рейген даже солью в него швырануть не успел, как вдруг задрожал весь замок целиком. Экубо, обязанный быть повинным в том, что начало происходить, выглядел подозрительно испуганным. — Пора валить! — зачем-то бросился он к Рейгену, которого пару секунд назад собирался предать, и только тогда Рейген сообразил посмотреть на мальчика. И пожалел, очень горько пожалел, потому что к увиденному его не готовило ни одно пособие по экзорцизму. Мальчик поднялся над полом, посмотрел на них бездумно белыми, лишёнными зрачков и радужки глазами, завопил — или это воздух вокруг задрожал настолько, что заложило уши, — протянул к Рейгену руку, и Рейген послушно потерял сознание, едва успев подумать, что, кажется, не планировал прославиться, спровоцировав мировую погибель. *** Мировая погибель обнимала Рейгена за шею и мирно посапывала, пуская слюни ему на плечо. «Как же так получилось?» Рейгена уже не интересовало — после того, как он внезапно не умер, а оказался вполне себе жив, помилованный инстинктивно защитившим его от выброса собственной силы ребенком, система жизненных ценностей экстренно перестраивалась, равно как и менялась приоритетность некоторых вопросов. Остро стоял один-единственный — как защитить мальчика? Мальчик, которого Рейген, очнувшись, нашёл отрешённо рассматривающим оставшиеся от замка руины, назвался «Шигео». — Чаще меня зовут монстром. — Почему это? — нарочно незаинтересованным тоном отозвался Рейген, судорожно придав себе флегматично-уверенный вид — ребёнку его паника была ни к чему. — Потому что я хуже всех, — просто пояснил мальчик и посмотрел на него очень тёмными и очень несчастными глазами. На Рейгена так никто никогда не смотрел, и он тут же определил себе задачу: не допустить, чтобы такой вот взгляд когда-нибудь повторился. Мало было спасти ребенка из заточения, а Рейген привык доводить начатое до конца. — С сегодняшнего дня у тебя начинается новая жизнь, — поделился он будничным тоном. — Можем и имя тебе новое придумать, если хочешь. Какое-нибудь простое и… Завесившись волосами, ребёнок плакал, и Рейген так и не понял, сказал он что-то не то, или того просто наконец от души пробрало. Мальчик проплакал у него на руках добрые минут пятнадцать, пока не затих. Экубо вылез из своего укрытия только тогда, когда Рейген, чертыхаясь, сумел пристроить уснувшего мальчишку себе на спину. — Ты бы себе сразу Дьявола на шею посадил, — посоветовал он, держась на расстоянии. — И то безопаснее бы было. Рейген не ответил. Впервые за долгое время он по-настоящему задумался, пытаясь спланировать хоть на что-то годный план действий. Отдавать мальчика лорду было безумием. Укрыть его у себя — все равно, что украсть. Рейген догадывался, что просто так его теперь в покое не оставят. Не говоря о том, что делать с сосланными магическими тварями, которых было по-настоящему жалко. Решив, что сперва дойдет до дома и уже после разберётся со всем этим, Рейген вздохнул и прибавил шагу. Решение было так себе, но лучшего пока не предвиделось. — Да, отличная идея. Ты собирался избавиться от кучи магических тварей, а в итоге принесёшь ещё одну. Это было очень на него похоже, так что Рейген даже не взялся возражать. *** — Моб. — Чего говоришь? — Мне нравится такое имя. «Моб». Вы говорили, простое… — Очень хорошее имя. Не отставай… Моб. Рейгену не хотелось задавать вопросов, у Рейгена гудели ноги, зудели комариные укусы, обгорала и обливалась потом кожа и дёргался правый глаз. Но вдруг мальчик — Моб — улыбнулся ему и, поровнявшись, уверенно взял за руку. И Рейген как-то сразу забыл обо всем. Закативший глаза Экубо от комментариев воздержался. *** Пережив разбойное нападение (мужики раскаялись и искренне пообещали найти себе приличную работу), они удачно наткнулись на заброшенную лачугу и решили остаться в ней на ночь — путь обратно занял куда больше времени, чем хотелось бы. К ночи Моб, проявляющий чудеса сдержанности и относительного спокойствия, разволновался. Твердил о проклятии, дважды зачитал какой-то нелепый стишок и в конечном итоге сбежал в лес. Рейген его быстро нашел, нацепляв репьёв, пока пролезал в заросли, куда маленький Моб забрался без всякого труда. Жестом отослав Экубо, он положил руку Мобу на плечо и переждал очередное: — Покоен днём… в ночи жесток… И так из года в год… Покуда поцелуй любви покоя не вернёт… В возрасте Моба было нормально пробовать писать стихи и думать о поцелуях, но что-то подсказывало Рейгену, что и здесь случай был далёк от стандартного. — Вам лучше уйти, пока не стемнело… — Ну вот ещё. Ты думаешь, я для того веду тебя с самого утра, чтобы вот так вот взять и оставить на ночь одного? Моб не ответил. — Зачем же ты тогда шёл с нами, если всё равно собирался уйти? — Вы сами меня унесли. Об этом Рейген забыл, но только потому, что это не имело никакого значения. Пока он придумывал достойный ответ, Моб вдруг продолжил, не отрывая пустого взгляда от земли: — Ночью я плохо себя контролирую… я могу поранить вас. Меня правильно заперли… просто… мне очень хотелось наружу, и я подумал… я просто не могу… Со слезами справляться было куда проще, чем с потоком жутковатых угроз и рифм — Рейген с юности зарабатывал на жизнь, правильно утешая людей. — Идём в дом. Мы справимся со всем, что ты можешь выкинуть, обещаю. Я один из величайших экстрасенсов современности. Я помогу тебе с контролем. Шмыгнув, Моб посмотрел так, что Рейген и вправду на секунду подумал, что он — величайший экстрасенс. *** О том, что он простой человек, пришлось вспомнить очень и очень скоро. Рейген справлялся как мог: нашел в куче тряпья сносные одеяла и отрезы ткани, устелил ими слегка отсыревшую кровать. В дальней комнате нашлась шитая человеческая фигурка, потрёпанная, но мягкая. Её Рейген прихватил с собой, решив, что кукла ребёнка непременно успокоит. От мысли о том, что Мобу наверняка где-то ближе к шестнадцати, чем к трём, он отмахнулся — дети есть дети. Лохмотья Моба сменили остатками чьего-то гардероба, тоже сырыми, старыми, но хотя бы целыми и в каком-то смысле новыми. Мобу было всё равно на одежду, но и такая мелочь сделала его чуть спокойнее на вид. Экубо парил под потолком, готовый в любой момент слинять, и помалкивал. Поужинав сомнительным образом приготовленными, но вполне себе съедобными грибами, Рейген и Моб устроились на неширокой кровати. Моб, нахмурившись, жался ближе к стене, вновь засомневавшись в безопасности, но Рейген, чувствуя слабину в этой нелепой обороне, просто и без реверансов перехватил его поперёк живота и прижал к себе, подбородком слегка надавив на тёмный затылок. — Спи, Моб. — Я не сплю ночью. Рейген той ночью тоже не поспал. *** Дом потряхивало от звенящего силой напряжения. Вещи взмывали в воздух, дрожали уцелевшие стекла. Моб не метался — гудел у Рейгена в руках, запрокинув голову, и пялился невидящими глазами в потолок. Казалось, могло быть и хуже. Менее страшно от таких выводов не становилось. Как можно плотнее его укутав, Рейген бормотал Мобу что-то успокаивающее, не особо рассчитывая на результат — он и сам себя едва слышал сквозь гул. Моб откликался только на прикосновения, сильнее вздрагивая, когда Рейген пытался сжать его крепче. Долго думать было странно, но Рейген откровенно медлил: боялся испортить какие-нибудь тонкие материи проклятья своим неуклюжим вмешательством. Затем, на особо тревожном толчке силы, махнул рукой — с мыслью о неминуемой гибели от сверхъестественного он примирился еще до знакомства с Мобом. Крепкий поцелуй в лоб был полон скорее страха и фонил нескончаемым потоком ругательств, которые сплошной строкой прокручивались у Рейгена в голове. Ни о какой любви речи, конечно, не шло, но забота и сострадание, кажется, входили в неё, а еще Моб условным образом делил с ним постель… Мирозданию были очевидно до лампочки судорожно подыскиваемые Рейгеном доводы, но что-то в этом больном на голову магическом процессе сработало. По крайней мере, трясло Моба заметно меньше, лицо начало разглаживаться. Рейгену на лицо шмякнулась доселе парящая в воздухе кукла. С грохотом на пол приземлялись прочие вещи. Спустя минут десять затихло все, кроме заходящегося идиотским нервным смехом Экубо. Рейген хотел было шикнуть или обругать его хоть раз по-человечески, но вдруг понял, что, во-первых, страшно устал и вымотался морально, а во-вторых… он и сам трясся от хохота как умалишенный, и мирно спящий Моб со стороны казался самым адекватным и безопасным среди их ненормальной компании. «Любовь или нет, — решил Рейген, засыпая, — а кажется, что один я больше точно не живу». *** /Вместо эпилога/ Экубо оказался неплохим правителем и покорно сносил все шутки про рост. Более того, соединяя в себе и человеческое, и сверхъестественное, он умудрился не просто сделать Дюлок местом для всех и каждого, но и добиться относительного процветания. Его обожали, и он, казалось бы, приравнял свое правление к мировой власти, и далее пока не стремился, хоть и не прекращал одаривать Моба щедрыми предложениями разделить силы и подчинить себе весь мир. С Мобом все было хорошо. Он не хотел подчинять мир и активно занялся подчинением собственных способностей. Рейген в его развитии участие принимал посильное, но опосредованное, полагая, что нет ничего лучше, чем совершенствоваться самостоятельно. Экубо на такие речи отфыркивался и ехидно напоминал о том, что еще год-полтора, и Моб перестанет быть ребёнком. Он и сейчас-то не был, говоря по правде. Рейген в напоминаниях не нуждался. Но пока поцелуи в лоб и уроки по самоконтролю работали, он ничего менять не собирался. И без того все сложилось донельзя хорошо. Дело процветало. Клиенты были довольны. Моб улыбался каждый день и каждую ночь засыпал в его руках, из раза в раз все лучше и лучше контролируя собственные силы. «Как же так получилось?» — этот вопрос Рейген задавал себе иногда, когда с утра к нему в руки прямо из окна прилетало яблоко, которое Моб срывал силой мысли, не отвлекаясь от завтрака, но… Есть ли разница, как? Хорошо же получилось. Лучше Рейген при всем желании бы не выдумал.