И Канда бывает коварным

Ночь шла по заснеженной земле тихо, едва касаясь лохматых верхушек сугробов босыми ногами. Россыпи звезд гранями хрустальных бокалов то вспыхивали, то снова гасли; облака, похожие на перья из только что порвавшейся в драке подушки — взбитые, неаккуратные, снегом опадающие на ноги — были освещены лунным светом, который, будто испуганно, дрожа, лился по аквамариновой тьме небосклона, задевая покрытые инеем ветви деревьев и алмазными капельками застывая на иглах голубых елей. Недаром гласят сотни и тысячи легенд о волнующих таинствах, что несет в себе ночь. Самые важные, лучшие моменты жизни, роковые впечатления зла, добра и красоты — лишь в эфемерном сиропе сотканной из темных крупинок закоулков человеческих душ тьмы приходят они к людям. Все, что близко ли, далеко, грустно или смехотворно до рези в животе; все, что глубоко запрятано в сердце и давно казалось спящим — будто озаряется в тот миг, когда Никт несется вкруг земли на белоснежной колеснице, запряженной вороными жеребцами. — Канда-а-а. — Не будь навязчивым. Канда глубоко вздохнул, переводя дыхание, и прикрыл глаза, стараясь изгнать из головы непрошенные мысли и все-таки вернуться к составлению этого гребаного отчета о миссии для Комуи, будь он неладен. Что было достаточно трудно сделать, если учитывать то, каким отнюдь не невинным занятием занимал себя Уолкер, удобно устроившись в пространстве между письменным столом в библиотеке и стулом, на котором и сидел мечник. — Может, ты оторвешься от своих идиотских бумажек и обратишь на меня внимание? — Аллен прищурил глаза в лукавом смешке и похотливо провел острым язычком по губам, сжимая член Канды чуть сильнее у основания. — Мы с тобой две недели не виделись. — Я тебе уже сказал, мне нужно написать отчет! Уолкер закатил глаза: — Канда, какой ты скучный. Наплюй на отчет, потом сдашь, тебе-то Комуи ничего не сделает. — Мояши, отвали, если не хочешь получить. Мне нужно сдать эту хуйню, иначе... — японец чуть не подавился очередным вдохом — Аллен, обиженно хмыкнув, нарочито-медленно провел рукой по всей длине стояка мечника, пару раз лизнул самую нижнюю его часть и, царапнув черными ногтями яички, стал ласкать мошонку, не отрывая прищуренных глаз от любовника, наблюдая за реакцией. Канда сжал с силой ручку и чуть прикусил нижнюю губу. Этот мальчишка, этот чертов Мояши! У них не было близости уже две недели, и не только седовласый экзорцист ощущал неудовлетворенность от столь долгого воздержания. Каждый раз, натягивая гостиничное одеяло по самый подбородок, и отправляя руку к себе в белье, Юу сам мечтал оказаться с ним в спальне, обязательно закрытой на ключ, и провести там хотя бы недельку, чтобы губы перестали ныть от желания ощутить шелковую мягкость кожи юноши, от желания впиться в чужие жарким поцелуем. Но, как ни мечтай, а работа остается работой, и, на следующее утро, подставляя подтянутое тело под ледяные струи душа, Канда проклинал и Графа, и Ноев, и Акума, и горничную, ворчавшую об испачканных простынях, потому как его ожидала очередная, абсолютно неважная по сравнению с его желанием, миссия. Мечник встряхнул волосами, стараясь привести мысли в порядок и вернуться-таки к отчету, но так ли просто это сделать, когда умелый ротик этого сероглазого чертенка дразнит так истосковавшееся по ласке тело? А Аллен с удовольствием наблюдал за тем, как серые глаза застилает туман наслаждения, а дыхание начинает сбиваться. Чуть приподнявшись на коленях, Исполнитель приподнял возбужденный член ладонью, и, хитро улыбаясь, начал массировать сильными и уверенными движениями языка под мошонкой, заставив Канду чуть не до крови прокусить себе губу, дабы не огласить «книжный рай» громким стоном — мало ли, может, всякие Кролики ночами гранит науки грызут? Пусть они и встречались уже почти год, но никто в Ордене так и не знал о в неожиданную сторону поменявшихся отношениях двух экзорцистов. Впрочем, таинственно улыбающуюся и внезапно пропадающую, стоило им с Мояши оказаться вдвоем, Линали, брюнет предпочитал не замечать. Вдоволь насладившись состоянием любовника, мальчишка, с явными нотками самодовольства хмыкнул и принялся щедро одаривать вниманием сами яички, но, на этот раз, осторожно и мягко. Скользнул по ним языком, прошелся по длине всего члена от самого низа и до верха. Кинув мимолетный взгляд под стол, Канда невольно подумал, что Аллен выглядит так, словно у него в руке не половой орган вроде, а самое вкусное эскимо на свете. Наверное, японец мог бы даже усмехнуться подобной мысли, но Уолкер, специально ли, случайно, но царапнул зубами по тонкой кожице головки. Мечник зашипел, с громким треском переломил ручку на две равных половинки и еле сдержал порыв пнуть Мояши прямо в пах — благо, его позиция подходила для подобного идеально. Но ученик маршала Кросса не был бы учеником маршала Кросса, если бы, осознав пугающую близость Мугена и ноги мечника, не принялся, в прямом смысле, зализывать свою вину, обхватив пострадавший орган неглубоким захватом и чувственными, тягуче-трепетными движениями языка вылизывая укушенную область. — Чертов... Мояши... — японец откинулся на спинку стула — седовласый экзорцист особо чувственно задел языком уздечку. — Ну, разве я черт? Черти людям больно делают, — чуть посасывая, с демонстративным причмокиванием, — страдать их заставляют, — очерчивая кончиком языка контур разреза на головке, — а я разве делаю плохо?.. — Паразит малолетний, — задохнувшись последним вдохом, мечник хрипло и протяжно застонал, изо всех сил впиваясь пальцами в подлокотники стула. Еще немного, и он не сможет себя сдерживать. Блядь, как же давно он не ощущал на себе этих прикосновений в полной мере! Хотелось завалить Уолкера прямо здесь — на холодном паркете затемненной библиотеки, вколачиваясь по самое основание и заставляя мальчишку давиться новым стоном, не успев закончить и предыдущего. А что ему, собственно говоря, мешало? Брюнет попытался вспомнить причину, по которой воплотить свое желание в жизнь было невозможным, но Аллен жадно обхватил губами головку, чуть сжав, пробрался языком внутрь узкого отверстия, отчего стая мурашек пробежалась по телу, и мечник тихо застонал, разочарованно понимая, что стена защиты рухнула с громким треском, как обычно падали на каменные полы старого Ордена порубленные Мугеном Комурины. Юу тихо выругался, когда Уолкер, не отрываясь от своего увлекательного занятия, начал тихонько постанывать — но Канда не был бы Кандой, если бы не решил взять все в свои руки. Немного выпрямившись на стуле, японец запустил руки в седые пряди, направляя и немного подмахивая бедрами навстречу. Еще пара подобных движений, и парень кончил бы, не получив самого главного, а потому он резко оттянул Аллена за волосы вверх, этим заставляя его прерваться. Волосы растрепались, форма была расстегнута на верхние пуговицы, так, что золотистая цепочка громко звякала о пуговицы; дыхание рваное, губы распухшие и красные от постоянного движения, из уголка рта тянулась тоненькая нить слюны, а глаза блестели лихорадoчно и абсолютно ошалело. Резко вдохнув, Юу грубо наклонил голову юноши, и Аллен сразу обхватил ствол губами. Брюнет тяжело дышал, борясь с желанием вжаться сильнее внутрь и сжимая в пальцах белые пряди. Хотелось сорваться на бешеный темп, проникая так глубоко, чтобы задевать Исполнителю горло. Рот Уолкера был горячим, японца пробирала крупная дрожь, по вискам уже стекали капельки пота — хотелось пойти по примеру любовника и расстегнуть форменный плащ. Но, в то же время, Уолкер под ним дрожал куда как сильнее, тихо всхлипывая после каждого глубокого толчка, когда Юу все-таки не сдерживался, постепенно раскрываясь навстречу, поддаваясь нарастающему темпу и жадно вбирая член в себя. И вся эта развратность, раскрасневшиеся щеки и ошалевший взгляд затянутых мутной пленкой глаз — все это срывало крышу сильнее, чем что-либо другое, и Канда, глухо зарычав, грубо схватил Аллена за волосы, проталкиваясь глубже в его рот. Мечник двигался быстро, рвано, насаживая голову юноши на свой член. Аллен вздрагивал, пытался вырваться, давился, но попробуй вырваться из захвата мечника? Юу хватило еще нескольких сильных толчков, чтобы с приглушенным стоном повалиться назад, на спинку стула, и язвительно усмехнуться, наблюдая, как юноша кашляет и оплевывается, подавившись хлынувшей в горло спермой. — Канда, ты мудак! — Аллен провел ладонью по подбородку, стирая белесую дорожку, и злобно уставился на японца, который уже успел надеть брюки и поправить сбившийся плащ. Мечник довольно смерил любовника взглядом — хорош видок, ничего не скажешь. Волосы вздыблены от рывков Канды, губы, щеки и подбородок перепачканы семенем — даже на алой кайме формы белеют пара капель, а брюки, по вполне понятным причинам, вздыблены. — Эй, а как же я?! Японец повел бровью: — Ну, я думаю, ты себе сам поможешь, да? — Пидор. — злобно выплюнул в ответ Аллен. — От пидора слышу. А мне еще отчет писать, забыл? Считай, что это твое наказание за то, что помешал мне работать. — ухмыльнувшись, Канда указал подобродком на промежность любовника, — Похоже, что кое-что требует твоего пристального внимания. С этими словами, Канда развернулся на каблуках и, подхватив бумаги, направился в сторону выхода из библиотеки. Вслед японцу еще долго летели гневные крики седовласого, несомненно, перебудившие половину Ордена. И, выходя из кабинета Комуи с законченным-таки отчетом, Канда подумал, что, пожалуй, сегодня все-таки еще стоит заглянуть к Мояши в комнату. А пока... Пока что Канда побудет Кандой.