O, Melko...

О, Мелько, брат мой, Ты думаешь, что я здесь правлю миром? О, братец, ты не прав... опять. Они слепы настолько, что живут своим кумиром. И мне осталось только это стадо возглавлять.

О, тише-тише, дорогой, они ведь услышат, И им не понять. Ведь, что может делать их любимый Владыка, С давно изгнáнным пленником? О, Мелько... что же ты, опять? Досадно даже мне, что слово «честь» средь них забыто, Они ведь, так забавно любят повторять, Мол: «Вы не бойтесь, не страшитесь, у вас всё выйдет!»... Да только не крысёнышам вот этим, едким, Верховный суд наш возглавлять! Не заблуждаться в поисках чуждого им решения... Не отпивать им горькой Услады вина, Верховного суда... О, Мелько, не прими за слабость! К тебе пришёл я не за тем, а лишь побыть в тиши и понимании. О, Мелько, чёрт дери, иди ко мне, сюда... О, Мелько, я устал... И этот чёртов трон, и эти небеса... Уйти бы на покой, к тебе мой брат, Ведь уже вдоволь этим миром я простужен. И никому не нужен... Что ж, и у сказки бывает конец. Наша сказка закончилась ещё пару эпох назад. Ведь ты помнишь, Мелько, как на первозданной коре, Было пьяно и мокро меня целовать? Только в грёзы нельзя насовсем убежать, И стараясь забыть, почти я забыл... Почти забыл я, Как не мог устоять пред тобой... И сгорал, пред тобой, как фитиль на свече! Заметь, пред тобой лишь, Не иначе никак, Владыка ты мой, Сгорал как фитиль одинокой свечи, пред будущей мглой... Но не я лишь. Ты так же забыть был бы рад, Покрывая узорами драного майа! Узорами страсти от которых сгорал раньше я! Лишь я! Для меня предначертан был твой жар и твой холод! Но ты предал, убил, изуродовал, и втоптал в грязь предательства то, Что тебе я отдал, называя «Душой»! А я, ничем не лучше, за тобой... Преданный твоему «всегда верному» решению, Твой младший, глупый братец, что б тебя... Всегда преследующая тебя звезда. Который сейчас держит тебя, в этом проклЯтом месте, Этой камере пыток, Без стен, без границ... Не для одного, братец мой, Она для двоих... О, мой Мелько... Ты помнишь как всё начиналось? Звонкий смех, И твой голос, Пробудивший в нас тех, Кем мы есть? Ты ведь помнишь как мы обнимались? При зарях, при немом осуждении небес? Да, ты помнишь. И оттого ты молчишь. Да мы силились выгнать это из памяти. Но всё ещё оба мы помним... Как мальчишками, С крыльями наперевес, Мы желали склонить к нашим ступням, Тогда ещё голым, да й босым, Первозданный тот мир, Что творила наша любовь. О, Мелько, нет, совсем не та! Такая какой вначале она была, Ещё юная, робкая, И селила, в сердцах наших, бурный пожар, Позволяющий так же наивно, по-детски мечтать? О, Мелько, ты помнишь? Ведь помню и я. Мы всё так же любим друг друга, Мы не слепы, не глухи... А ты, даже умеешь прощать. Не так как я. Прощать с лихвой, прощать без сожалений, Прощать и не терзать своих сомнений. Прости меня мой брат. О, Мелько... Будь же ты со мной. Я не уйду, я обещаю. Мы слишком часто забывали кто мы есть, Играли роли, Но здесь ведь, нету для кого играть. Молю тебя, мой брат, О, Мелько, прости меня! И всё-таки, давай начнём опять?