Гордость - превыше всего

      Жалкая букашка. По-другому её и не назвать. Каждый наш разговор заканчивается разгорячённым спором в лучшем случае, а в худшем — дракой и походом в кабинет директора. Её зовут Кристина Льюис. Невыносимая дрянь, которая перевелась к нам в начале этого учебного года, но появилась на уроках только под конец сентября, и уже в первый день её обучения мы стали врагами, затеяв драку. Тогда я впервые не смогла сдержать гнева в общественном месте. Никто не смеет топтать мою гордость и рушить мой авторитет. Я редко выходила из себя в школе. Мои родители достаточно влиятельные люди в системе образования, и, в дополнении к сучьему лицу, это, видимо, создаёт мне какой-то образ, из-за которого люди меня сторонились и старались лишний раз не мешать. Из-за того, что родители учили меня всегда сдерживать эмоции, я держу всё в себе, пока кто-нибудь не переходит мне дорогу, что Кристина и сделала, за что получила пощёчину — не столько болезненную, сколько предупреждающую, но я совершенно не ожидала того, что та влепит мне кулаком в скулу. Началась драка, которую, впрочем, быстро разняли, но нас всё равно отправили в школьный медпункт, на всякий случай приставив к нам учителя, чтобы тот разнял нас в случае чего, и, сидя на койке напротив неё, я впервые смогла получше рассмотреть лицо засранки.              Выглядела она неряшливо. Синяки под глазами, несколько пластырей на лице, бледная кожа, покрытая веснушками, которые делали её кожу лишь бледнее на вид, и — не признать это было бы глупо — совершенно очаровательные рыжие кудри, выглядящие как львиная грива. Но впечатлила меня не её внешность. Даже несмотря на разбитую губу, несмотря на красные следы от ударов, Кристина держалась. Сидела, гордо задрав голову, зелёные глаза сверлят стену напротив. В её глазах горел яркий огонь, решимость, а на губах была эта бесячая усмешка. Смотришь — и хочется хорошенько врезать по снисходительному лицу. Стереть эту наглую ухмылку. Поиграться, довести до белого каления, заставить рычать, злиться. Я не впервые с таким сталкиваюсь. Видя конкуренцию, я превращаю всё в некую игру, где каждый пытается удержаться на ногах, сломить соперника, показать доминантное положение, но здесь всё было… По-другому. Хотелось не просто показать доминантность, не просто сломить. Хотелось растоптать. Растоптать её саму, её гордость, оставить ни с чем, вынудить подчиниться. Я хотела полностью уничтожить её, ведь кто знает — может, если Кристину не уничтожить, она будет снова и снова пытаться украсть моё место под солнцем.              Родители всегда учили меня, что я должна побеждать, быть первой, уничтожать каждого, кто попытается перейти мне дорогу, чем я и занялась, как только вернулась домой в тот день, и узнала, наконец, имя наглой дряни, а заодно узнала парочку подробностей, вбив её имя в поисковик. Я нашла сводку новостей, в которой рассказывалось, что отец Кристины, Роберт Льюис, попал в автокатастрофу, когда ехал куда-то с дочерью. По словам приехавших работников скорой, мужчина погиб на месте, а девушка отделалась кучей порезов по всему телу, включая лицо, что объясняло обилие пластырей— пыталась скрыть шрамы. Интересно. На секунду в груди зародилась некоторая жалость. Я знаю, каково это — потерять родителей. Но я тут же отмахиваюсь от этого ощущения. Неприятности случаются со всеми, надо сосредоточиться на том, как я смогу использовать этот маленький кусок информации против неё.        — Дорогая, тебе не кажется, что ты заняла моё место? — собеседница даже не смотрит на меня, продолжает рисовать. — Я не собираюсь подстилаться под тебя как остальные, Аврора.       Прошло всего несколько дней с момента той стычки. Эти несколько дней, пока её губа и моя бровь, которую она разбила мне в драке, заживали, у нас было некое “перемирие”, в которое мы и словом не обмолвились, лишь сверлили друг дружку взглядами, и мне не хотелось его нарушать, но Кристина специально села на моё место. Я бы забила на это, будь это другой человек. Забила, если бы не эта ухмылка на её лице. — Льюис, — вкладываю в голос как можно больше холода и угрозы и ставлю руку на скетчбук Кристины, чтобы она смотрела мне в глаза. — ты нарываешься. — Устроишь драку из-за места? Сомневаюсь, что хоть кто-то из учителей одобрит это. Думаю… Нет, я уверена, что они доложат твоим родителям.       И продолжает ухмыляться. Ухмыляется, чёрт её дери! Ещё и так понимающе, что в голове невольно мелькает мысль о том, что она узнала что-то о моих родителях, что она узнала о наших взаимоотношениях. Думаю, я на секунду ослабила защиту, и маска холодного безразличия слетела. На одну секунду, не больше, но судя по ухмылке, которая стала шире, это не ускользнуло от внимания Кристины. Хватит ухмыляться, прекрати это, это я должна смотреть на тебя сверху вниз, не смей, не смей, не смей! Хватаю её рыжие волосы прямо у корней и с силой тяну, вынуждая задрать голову, после чего наклоняюсь к ней. — Не выводи меня из себя, Кристи. На этой территории ты не опасная хищница, ты просто жалкая пташка. — Под конец фразы я уже почти рычу, но ей абсолютно плевать. — А ты, Энджон, полагаю, никчёмный таракан? — снова ухмылка, которую так хочется стереть, ударив Льюис лицом о парту. — Таракан. Вот как. — Из груди вырывается тихий смешок. Ещё немного и я реально ей врежу, а пока что я слегка сдавливаю её шею. Я чувствую как под моей рукой нервно дёргается её гортань. — Понимаешь, солнышко, перед тобой сейчас человек, которому не стоит перечить, особенно таким как ты. Нельзя внезапно прийти в класс и начать вести себя так, будто ты главная. Люди не получают себе высокие места просто так — люди сражаются за них. — А такие как ты, видимо, покупают их? — С её лица пропала эта невыносимая ухмылка, сменяясь ещё более бесячим безразличием. Сука, просто невозможная сука. — Слушай сюда, дорогая, и вникай. — Склоняюсь к её уху, уже едва сдерживая желание снова разбить этой мрази губу. — Я не позволю такому ничтожному слизняку как ты так со мной разговаривать. Ты стоишь ровным счётом ничего, поэтому решила подняться в глазах других за мой счёт. Ты просто дешёвая кукла, пытающаяся убедить всех в том, что у неё есть хоть какая-то ценность. Но от правды не убежать, Кристина, — наигранно сочувственно вздыхаю и хлопаю её по плечу, — всё, что ты делаешь, это мешаешься под ногами других, пытаясь получить хоть капельку их внимания, ведь твоя мать никогда тебе его не давала.       Кристина ничего не отвечает. Её глаза увлажнились, по щеке скатилась слезинка, но выражение её лица не изменилось, и это выводит из себя. Ты проиграла, Льюис. Пользуясь моментом я толкаю её вперёд, и она падает прямо в проходе между партами. Жалкое зрелище. — Где же твоя прежняя уверенность, Льюис? — Я сажусь ей на бёдра и возвращаю свою руку на её тонкую шею. — Я ожидала от тебя чего-то интересного, а ты просто самая обычная тряпка.       Внезапно она зарычала и поднялась, тут же толкая меня на пол, и это вызывает у меня лишь смех. Разве она не видит, что уже проиграла? Её кулак с размаху бьёт меня в щёку, и меня даже оглушает на пару секунд от боли. Следующих ударов не следует, поэтому я осмеливаюсь открыть глаза, которые я рефлекторно закрыла после удара. Кристина нависает надо мной, слёзы текут по её щекам, падая прямо на мою футболку, рука занесена для ещё одного удара, но она так и зависла в воздухе. Это было почти трогательно. Почти. Я бью её в район солнечного сплетения, и, пользуясь растерянным состоянием Льюис, переворачиваю нас, снова оказываясь сверху. Я чувствую, как сильно её трясёт подо мной, но она продолжает пытаться меня ударить. Почему-то из головы вылетают все правила, что родители так старательно выстраивали в течении многих лет, когда я вижу это отчаяние на её лице. В нос ударяет её запах, лишь мешая сосредоточиться. Я должна победить любым способом. Я обязана победить, я обязана её ударить. Я должна быть хорошей девочкой, должна победить, должна, должна, должна. Я как будто уже сейчас слышу, как мои родители разочаруются, если я проиграю кому-то вроде Льюис. Нельзя проигрывать, нельзя жалеть, нужно идти до конца, но никогда ещё путь к этой “победе” не казался таким трудным, таким почти невыносимым.       Я физически ощущаю взгляды одноклассников. Они ждут. Нельзя разрушать свою репутацию, они уничтожат меня. Уничтожат как только поймут, что им нечего бояться. Нельзя давать слабину, нельзя отпускать контроль ни на секунду. Нужно сделать хоть что-то, нельзя показывать свои слабости. Я должна быть безжалостна. В голове эхом проносятся все правила моих родителей, их указания. В голове полнейший хаос, и как же сложно держать лицо в спокойном состоянии, когда мозг отключается от реальности… Меня спасает школьный звонок, моментально возвращая в реальность. Не до конца понимая, что я делаю, я даю ей несильную пощёчину, тут же подскакивая и направляясь к своему месту. Почему-то я не очень рада этой победе. Убираю рюкзак Льюис на её обычное место и сажусь обратно как раз тогда, когда в класс заходит учитель.       Я понимаю едва ли треть того, что говорит учитель. Я смотрю на рыжую стерву, на то, как легко она переключилась с драки на рисование в тетради, как скоро уголки её губ приподнимаются. Смотрю и не понимаю, что она такого сделала, что я начала забывать правила моих родителей. Какая же она всё-таки невыносимая. Невыносимо наглая, невыносимо гордая… Невыносимо красивая. Ненадолго я сама пугаюсь того, про кого я так подумала. Ненавижу.