Мёртвые герои

      Рикардо смотрит на женщину, ступившую в синь пространства кольца, и не видит в ней ничего от Фабио. И ладно бы дело было во внешности, приёмная дочь и не должна вырасти копией неродного отца… Даниэла смотрит по-другому, говорит по-другому — всё в ней настолько чужое, будто росла в отрыве от Фабио, а не внимала каждому его слову и уроку.       Даниэла стоит в центре безграничного неба и смотрит прямо перед собой. Некоторые из предшественников опасливо осматривались, некоторые, устав ждать неизвестно чего, принимались говорить, сами с собой или надеясь дозваться кого-нибудь… Даниэла же просто ждёт. Смотрит перед собой, будто будучи убеждённой, что образы былых боссов Вонголы явятся ей именно из выбранной для созерцания точки в пространстве, и ждёт.       — Впервые кто-то новый приходит раньше, чем прошлый, — оценивающе роняет Квинто.       Формулировка не из удачных, но смысл её понятен каждому из них: наследник надевает кольцо прежде, чем предшественник умер… Хотя, на самом деле, Квинто ошибается, это не в первый раз: Джотто пришёл в кольцо позже Рикардо.       — Эй, Рикардо. — Джотто выглядит каким-то слишком довольным, и это настораживает. — Вы с ней на одно лицо. Может, она твой потомок?       — Это даже не смешно, — со вздохом роняет Рикардо.       Джотто отвечает на это опасно-весёлой улыбкой, а после всё-таки выходит навстречу гостье, негоже заставлять её ждать дольше, чем уже вынудили. Рикардо со вздохом идёт за ним, как и остальные, следуя придуманному и утверждённому Джотто ритуалу.       Они делают это со времён Квинто, он первым «удостоился» подобного, далеко не за благие дела и мирные деяния. Вонгола перестала быть такой, какой её заложил Джотто, уже в руках Терцо, а в руках Квинто окончательно утвердилась чем-то новым.       — Вы… Вы тот самый Джотто… — Даниэла уделяет остальным боссам Вонголы не дольше пары секунд, даже Симору, умершего при попытке убить её саму, Даниэла награждает разве что беглым взглядом.       Джотто чуть поворачивает голову, скашивает глаза на стоящего по правую руку от него Рикардо… Если бы он не знал Джотто годы ещё до попадания в кольцо, он бы не только не сдержал лицо, но и попытался бы его ударить. Но установленным правилам беспристрастного принятия наследника следует даже Сесто, несмотря на личную неприязнь к Даниэле, так что не Рикардо нарушать атмосферу торжественности.       «Ты тот самый идиот Джотто?». Рикардо действительно не считает это смешным, чья угодно фраза может оказаться похожей на ту, которую он сам сказал чёрт знает как давно.       …Окажись они внезапно родственниками по крови, то кем бы Даниэла ему пришлась?              Внешний советник Вонголы умирает через день после церемонии наследования, и обе половины кольца до назначения нового остаются у Даниэлы. Она честно разделяет их, убирает вторую часть в шкатулку к остальным атрибутным…       Рикардо помнит, как Терцо попал в пространство кольца, даже когда то было разделено — Алауди не отдал ему вторую половину, таким образом утверждая влиятельность образованного CEDEF — и потому не сильно удивляется, когда подобное случается и с Даниэлой. Зато удивляется Джотто, первого случая не заставший; возможно, это из-за близости половинок колец, думает он, или просто из-за его выделения Даниэлы на фоне всех других.       Но именно Джотто и оказывается доволен возможностью ещё раз поговорить с первой женщиной, вставшей во главе Вонголы. Кроме него показываться Даниэле во второй раз не желает никто… Впрочем, у всё того же Рикардо Джотто даже не спрашивает, хочет он выйти к ней или нет, Джотто просто тянет его за собой.       — Вы оба, в каком-то смысле, стали героями и живыми легендами, — говорит Даниэла.       Джотто непонятно цыкает языком, отлично помня, какими словами его называли под самый конец. «Герой» — точно не одно из них.       Рикардо усмехается, проглатывая ехидное «Даже я?». В конце концов, он неплохо осведомлён, каким его прославило время. Или, если точнее, как его время ославило, стараниями Терцо и Кватро, а может, и чьими-то ещё словами, — будучи пленником кольца, фактами не сильно-то разживёшься. И тем отвратительнее было слышать от Квинто заявление, что стал его кумиром и примером для подражания.       — Лично я предпочёл бы остаться просто человеком, — максимально нейтрально заключает Рикардо.       — Да ладно тебе! — улыбается Джотто. — Мир любит героев.       — Ага, мёртвых. А при жизни они либо мало кому приятны, либо виджиланте.       Джотто смотрит на него с недовольством, почти с обидой, Рикардо давно его этим не жалил, в основном цепляясь к тем, кто пришёл позже и наворотил дел, окончательно похоронив первоначальную суть Вонголы.       Даниэла пока ещё чистый лист. Девочка с материковой Италии, встреченная Фабио на улицах Рандаццо и предпочетшая его своим родителям. Девушка, перенявшая идеологию Джотто спустя десятилетия после его ухода, но действующая с такой решительностью и прямотой, будто волю унаследовала от Рикардо. Женщина, в чьи руки приходится передавать полное крови наследие, называя Оттава, — при живом Сеттимо, что случается впервые со времён становления Вонголы мафиозной семьёй.       — Sancta Maria, ora pro nobis peccatoribus, — произносит Джотто, прежде чем исчезнуть.       Ему по большей мере противны новые боссы, те раз за разом обманывают его ожидания, как было с первоначально обнадёжившим Симорой…       Поверить в очередного нового человека, не зная, во что превратит его завтрашний день, немного страшно, даже если сам вроде бы хотел узнать его получше. С Джотто всегда так, сначала сделает, а потом подумает и в случае худшего пожалеет; и если при жизни его могли уберечь от этого или помочь пережить последствия друзья, то сейчас этого не сделает никто. Даже Рикардо. Особенно он.       — …Nunc, et in hora mortis nostrae, — по старой привычке подхватывает Рикардо и уходит следом.       Даниэла остаётся наедине со своими мыслями и надобностью возвращаться в реальность.       — Amen, — со вздохом заканчивает она и закрывает глаза, чернотой перекрывая безграничную синь.       Больше в пространство кольца, нося на пальце лишь одну половину из двух, она не попадает. Вплоть до того самого момента, как приходит её время стать его частью наравне с остальными.              Внутри кольца нет времени, и единственное, что хоть как-то заполняет пустоту и тишину, — это редкие разговоры.       Чаще всего говорят Джотто и Рикардо, между собой, с тем мистическим пониманием, какое бывает только между старыми, многое пережившими плечом к плечу друзьями и боевыми товарищами. Фабио, присоединившийся к призракам прошлого, посматривает в их сторону с удивлением, — непередаваемым изумлением — чем, похоже, знатно веселит всех остальных, уже привыкших к во всех смыслах невозможной картине. Кроме Симоры, Симора смотрит на Фабио холодно, но не зло, здесь нет места обидам из жизни, да и смысла лишний раз их вспоминать тоже нет…       Хотя Джотто и Рикардо, словно бы нарочно, раз за разом вспоминают былое, Вонголу, какой её кроме них не видел никто, и людей, которых кроме них мог знать разве что Терцо, — того же Алауди, например, он точно знал. Да только именно Терцо в такие моменты исчезает самым первым, не разделяя приятную ностальгию своих предшественников.       — Заметь, Рикардо, впервые после нас Вонгола перешла из рук в руки как переданное наследие, а не через захват власти, — с улыбкой произносит Джотто, неожиданно сменяя в разговоре прошлое на настоящее. — Быть может, не всё ещё потеряно.       «Впервые после вас?», — хочет переспросить Фабио, но всё-таки молчит, неуместным кажется встревать в чужой разговор.       — Я поверю в чудо, только если оно повторится, Джотто, — фыркает Рикардо. — Пару раз. А лучше сразу трижды.              …У Даниэлы подрастает сын, а где-то на другом конце света, в Японии, играет свадьбу Савада Ецуна.