Тайная встреча

Озорной огонек догорающей свечи извивается в танце, бликует, отражается блеском в фиалковых глазах. Иона смотрит глубоко, почти безумно, мысли ее не здесь, а где-то выше, дальше, парящие в небе ночном и темном. Стены. Родные, знакомые, но давят почти убийственно. Образ смерти отца, как горький кошмар, омрачает счастье, пережитое здесь. Днём она не видит, не замечает, потому что есть вещи намного важнее и серьезнее. Волнения за драконов, Хака и Юна, ярость с привкусом тревоги из-за Сувона, находящегося на расстоянии вытянутой руки — занимают все мысли. Но только не ночью. Кровь на лезвии меча всплывает снова и снова, перечёркивает, затмевает собою все. Спать почти невозможно: стоит закрыть глаза, и кошмар предстанет перед ней почти явью, по которой нужно идти, наступать, как на лезвие; рвать плоть в кровавые ошмётки на голых ступнях. Тишина. Блики свечи немного отвлекают, успокаивают, и она смотрит, не двигаясь, как будто все ее существо сосредоточено в них. — Принцесса Иона, позвольте войти! В комнату кто-то робко стучит и девушка в голосе высоком, но мужском, узнает Мин-Су. — Входи. Юнец осторожно открывает дверь и поспешно проскальзывает внутрь, придерживая в руках поднос с горячей едой. В глазах его огонь, решимостью приправленный, потому что несёт миссию важную и ответственную — накормить Принцессу, что второй день почти не ест. Он идёт вперёд, и видит девушку, что сидит за столом, и мертвенно зрит на свечу. От ее измученного вида сердце в груди сжимается, болит, и тихо воет от безысходности. Юнец ставит поднос прямо перед ней, из которого льется ароматный пар с запахом свежего куриного супа. Она вдыхает, узнает любимое блюдо и невольно закрывает глаза. Тот самый суп, что неумело готовил отец, когда она болела. Папа… Она трясет головой, моргает часто-часто, судорожно воздух хватая. Губы немеют, руки и ноги отнимаются, она переводит взгляд, но снова и снова находит кровь и тело, что никогда не поднимется. — Принцесса, с вами все хорошо? Вы неважно себя чувствуете? Черные синяки под глазами, осунувшееся лицо, и пустой, усталый взгляд. Когда она спала? Девушка, тряхнув головой снова, поворачивается к Мин-Су и взор ее обретает ясность. — Все хорошо, — улыбается робко, даже немного виновато, потому что знает о своем виде, говорящем об обратном, — лучше скажи, как Джи-Ха и Киджа? Им ничего не угрожает? — Их жизни вне опасности. За ними присматривает Юн и лучшие лекари клана Неба. Мин-Су оживляется, когда видит беспокойство и интерес в фиалковых глазах. Так намного лучше. Девушка улыбается, взгляд становится на треть мягче, легче. — Хак… Как он? — принцесса чуть подаётся вперёд, наклоняясь в сторону Мин-Су. Помнится, недавно он пообещал узнать хоть что-нибудь. Громовой Зверь тревожит Иону не меньше, чем состояние драконов. Юнец чуть склоняет голову набок, задумывается на секунду, а после улыбается с небольшой хитринкой в глазах: — Я скажу сразу после того, как вы полностью съедите этот суп. Когда он этому научился? Иона почти ахает от неожиданности, и про себя возмущается, но через мгновение чувствует привкус стыда под языком. Мин-Су беспокоится о ней, и при чем не без причины. Она ведь действительно забыла о чувстве голода и почти перестала есть, потому что не хотела. Возможно, из-за этого тело неестественно слабое, а мысли, как свинец, тяжёлые? Кто знает. — Хорошо. Когда тарелка пустеет, девушка отодвигает от себя поднос и исподлобья смотрит на Мин-Су. Свою часть уговора она выполнила — теперь его очередь. И тут юнец опускает глаза в пол и виновато склоняет голову. — Принцесса, простите меня! Он складывает руки на животе, кланяется, и нервно сжимает край своей одежды, ожидая гнев, крики и возможно, удары, которые он заслужил, несомненно. — Я соврал. За эти два дня я видел Громового Зверя только издалека, также, как и вы. Соврал значит. Иона расстраивается, глядя на человека, что согнулся перед ней в донельзя низком поклоне, но злиться и винить его ни в чем не смеет. Во всяком случае, он сделал это из-за беспокойства о ней самой, без всякого злого умысла. — Тогда пообещай мне, что узнаешь. — она улыбается тепло, и он, глядя на нее, готов сделать что угодно, лишь бы не видеть снова те безжизненные глаза. — Обещаю. Чтобы узнать о месте, где прячут Громового Зверя, Мин-Су пришлось знатно попотеть. Несколько часов он пробегал, чтобы наконец выведать нужную информацию, а после какое-то время ждал, пока охраняющий мужчину караул начнет меняться. У него всего пять минут. Он идёт по темным закоулкам вдали от замка, и нервно сглатывает вставший посреди глотки ком. Страшно. Ветрено, темно, источником света служит лишь небольшой факел, что освещает плохо и рискует выдать. Дальше только старые, холодные бараки, которые почти не используют. Подумать только! Они поселили бывшего генерала, такого сильного и уважаемого человека в столь ужасных условиях. Мин-Су сжимает кулаки, стараясь не закричать, придушить злость, утихомирить чувство несправедливости. И лишь дойдя до заветной цели, он откидывает эмоции и решительно стучит в ветхую дверь. В правильности своих поступков не сомневается даже на секунду. — Принцесса почти не спит. Ее мучают кошмары. Прошлой ночью я слышал, как она кричала во сне. Хак хмурится, опускает глаза и слушает молча. Ее страхи не удивляют, ведь каждый уголок дворца — это тупой нож, что расцарапывает корочку на едва зажитых ранах. — Простите, что говорю это, однако, думаю для вас это важно. — Мин-Су снова виновато склоняет голову. Зверь ничего не отвечает, только сухо кивает, стараясь смирить ярость, что вновь закипает внутри. Он знает, что ей не должна угрожать опасность, знает, что в соседней комнате бдит Джу-До, которого скорее всего назначили ее телохранителем. Они не станут убивать Принцессу после того, как показали на всю страну, Су-Вону она нужна. Зубы сцепились, издав почти хруст, челюсть свело, а пальцы напряжённо согнулись в кулаки тяжёлые, металлические. Помолвка, значит? Твой советник пытается спровоцировать меня, ублюдок? — Изначально у моего визита была другая цель. Принцесса просила узнать, как вы. Глаза расширяются от удивления, в груди разливается волна тепла. Даже в такой ситуации она… Он и сам хотел узнать, как Принцесса, да только его положение не позволяло даже спросить. Точнее, он спрашивал, но никто из солдат не отвечал. Однако, то светлое и теплое, что расцвело внутри на пару мгновений, тут же растворилось в темноте. Принцесса рядом с Су-Воном, не спит, не ест. Знакомые стены давят, сжимают в тисках настолько сильно, что он всем существом чувствует, как дрожат ее хрупкие плечи, как страх отнимает дыхание. — Господин Хак, вы побледнели, — Мин-Су склонил голову на бок, пытаясь унять беспокойство внутри, — ее жизни ничего не угрожает, но… она на грани истощения. — Спасибо, что зашёл, — тяжёлая рука опустилась на светлую голову, — и спасибо за твое беспокойство. Черной рысью он проскальзывает сквозь дома и постройки, обходит стороной охрану, подобно тёмному призраку. И пусть время патрулирования солдат отличается от того, когда он стоял во главе охраны, но подсчитать срок смены караульных и предугадать их маршрут не составило труда. Он не хотел приходить к Ионе, не хотел доставлять лишних проблем, потому что риск быть замеченным слишком велик. Лишь тайно молил Небо о том, чтобы это скорее закончилось. Нельзя идти к ней. Если его поймают — ей грозит опасность. Если его поймают, то решат, что он решил выкрасть Принцессу и сбежать. И это никогда не закончится. Ноги его идут сами. Сильный ветер бушует, свистит, разворачивает листья и ветви деревьев; швыряет ставни, хозяйственно пробирается в комнату и наводит свои порядки. Дуновение, и со стола падает чернильница, синие потоки которой изливаются по полу и чистой бумаге, что также рассыпалась. Иона вылезает из постели почти сразу, потому что сон в который раз проходит мимо, хотя она правда старается изо всех сил. Шаг. Ещё один. Она задерживается у окна и закрывает глаза, лицо под порывы холодного ветра подставив. Хочется, чтобы он подхватил и унес далеко-далеко ту темноту, что душит, свободно мешает вдохнуть. Как он? Злится или печалится? Держится из последних сил или излучает ужасающее спокойствие? Хочу увидеть его. Пальцы сминают бордовую ткань, а сердце истлевает в тоске, тонет в наползающем мраке. Она закрывает глаза в попытке успокоиться и шмыгает носом, потому что ветер холодный, сильный, пробирающий до косточек. Слух улавливает тихий скрип где-то далеко, но она не оборачивается, потому что уши ее не слушают. — Отойдите от окна, а то заболеете. Сердце срывается вниз, в пятках сжимается, а после подскакивает и клокочет где-то под горлом. Она оборачивается, мелко дрожит, как водная рябь на ветру, а ноги и руки, поддавшись волнению, отнимаются. Кажется, что знакомый голос ей чудится. — Хак! Зажимает ладонями рот, чтобы не всхлипнуть; колени содрогаются, тяжелеют и беспощадно тянут вниз, но она держится. Обещала не плакать, твердо стоять, обещала голову не опускать, быть сильнее. Но увидев его, слезы текут сами. Тёплая, широкая ладонь касается макушки, а вторая накрывает щеку, влажную от слез, и зарывается в алые вихры. В движениях лёгких, почти невесомых, чувствуется неожиданная нежность, внезапная ласковость. Он становится так, что спиной закрывает окно и бушующий ветер; опускает голову ниже, прижимаясь к ней лбом. — Почему вы плачете? Неужели, я так ужасно выгляжу? Нежно, с благоговейным трепетом гладит по волосам, дышит тяжело, отрывисто, не зная, успокаивает ее или себя? Отпускает привычную шутку, надеясь, что Иона поднимет глаза, но она лишь накладывает свою руку поверх его, и судорожно сминает шершавые пальцы. Больно, горько, стыдно, в глазах жжет до поволоки. Она хочет быть его силой, сказать нужные слова, подбодрить, не дать взгляду его помутнеть, исказиться от гнева. Хочет извиниться за свое решение, что причиняет ему только боль, но коленки трясутся, язык немеет, а голос рассеивается, как дым. Сердце громового Зверя крошится на куски, когда слышит всхлипы, и чувствует, как подрагивают острые плечи. Хочет обнять ее, чтобы не дать им рассыпаться, но не успевает, потому что она прижимается к нему первой. Мужчина подается вперёд и маленькие ладошки обвиваются вокруг шеи, заставляя его существо трепетать. Принцесса так близко, что от ее близости кожа горит, плавится. Даже в такой момент он украдкой наслаждается и сгорает от счастья, потому что она сама тянется, сама обнимает, дышит отрывисто где-то под ухом, доверяя ему свои слезы. — Вы ужинали, Принцесса? — голос поддается не сразу. — Да. — А завтракали? Иона хочет что-то сказать, но соврать не решается. Только утыкается носом в твердое плечо и виновато вздыхает. Ей стыдно. — Прости. — Помните, что я говорил вам в тот день, когда мы вместе болели зимой ещё детьми? Она возится, чуть отстраняется, поднимает голову и заглядывает в его глаза. Волосы липкие, спутанные, веки опухшие, влажные; пушистые ресницы блестят, но слезы больше не капают. — Что? — в голосе интерес, а во взгляде вопрос. Зверь победно улыбается, потому что у него наконец получилось. Иона смотрит осознанно, все ее внимание сосредоточено в нём. — Если не будете есть, то станете ещё страшнее, чем сейчас, — отпускает шутейку, как выстрел, и беспощадно лохматит рыжие вихры. — Дурак! — принцесса почти вскрикивает, но Хак подаётся вперёд и вовремя накрывает ладонью ее рот, а другой рукой прижимает палец к губам. — Тише. — шепчет почти беззвучно, соприкоснувшись лбом с её. Так близко, что только рваное дыхание слышно, так близко, что ее смущение можно кожей почувствовать. Нельзя забываться, потому что Джу-До может услышать и ворваться в любой момент. Она осекается, краснеет, виновато глаза опускает и случайно кусает губы. — Прости. Хочется стоять так ещё и ещё, смотреть на ее лицо, касаться пушистых волос, вдыхать сладкий запах; отпускать ярость, что днём оголяет нервы и натягивает их в струны звенящие, почти надломленные. — Вы слишком много извиняетесь. Принцесса вновь наклонила голову и чуть шелохнулась, утирая кулачком уже липкие слезы. Хочется что-то сказать, но она забывает, что именно; хочется утонуть в его объятиях снова, но податься вперёд ещё раз она не решается. Слезы высыхают, а в груди что-то горько стонет, но ее сердце непоколебимо упрямится, ликует, по-настоящему радуется от присутствия человека, что для неё важнее самой себя. Зевок вырывается сам собой, и она ловит его ладошкой. — Ложитесь в постель, детское время давно закончилось. Хак протягивает руку, мягко гладит по кудрявым волосам, а она, прижав руки к груди, замирает. — Нет. — принцесса по-детски морщит нос, щурит глаза, и вся сжимается. — Почему? — Потому что ты уйдешь. Он тянется порывисто, неосознанно, и, подхватив девушку на руки, не сомневается в том, что поступил правильно. Слова ее подобны воде в жаркой пустыне, подобны ласке для побитой собаки — исцеляют каждую трещину, разносят по телу волну сладкой дымки. Принцесса успевает только судорожно схватить воздух, как Зверь усаживает ее в постель и садится напротив. — Я буду рядом, — говорит тихо, почти беззвучно, но она слышит отчётливо. Его рука покрывает маленькую ладошку, от чего немеют кончики пальцев, но принцесса послушно ложится. — Хак, все будет хорошо. Пальцы переплетаются сами собой. Он бы вечно смотрел, как мерно вздымается ее грудь, как улыбка рисует контуры на искусанных губах, и как маленькая ладошка сжимает мозоли на шероховатых пальцах. Маленькая, нежная, трепещущая в его руках. Она не помнила, как провалилась в глубокий, почти мертвенный сон. Уснула быстро, за считанные минуты, намного быстрее, чем обычно. Кошмары, что крались навстречу, сегодня явились не к ней. Когда тучи разойдутся, солнце начнет рассеивать мрак, а утро разольет алые краски на небосводе —он склонится и поцелует ее украдкой. Потому что нельзя безнаказанно повторять его имя во сне.