rest in peace sweetie montana duke

Ричард с каждым днём все сильнее осознаёт, что эту лживую суку до глубины души [если она у него вообще есть] ненавидит. Рамирез к Монтане чувствует такую ненависть и ярость, что ее вполне бы хватило на то, чтобы этот мир испепелить. Огнём прямо из ада уничтожить, а затем оставшееся на атомы разобрать, и повторять это раз за разом, до тех пор, пока не надоест. А надоест такое занятие уж точно не скоро. Но ему это не сдалось. Он жаждет крови, жаждет уже долгие тридцать лет, причём не черт знает кого. Ему нужна ее кровь, ее крики боли. Ричард хочет слышать, как она просит прощенье, вымаливает остановиться, а затем захлёбывается в собственной крови. И так - бесконечно. Благо, времени у них полно. Она ведь - потерянный призрак, а он - любимчик самого Сатаны, который, между прочем, мог бы и посильнее постараться освободить Рамиреза от этих идиотов и их идиотских методов убийств. Ждут, что он однажды не воскреснет? Зря время теряют, спасители хуевы. Он все же находит шанс убить этих мерзких существ, что некогда были живыми людьми [а может, и не были. он-то внутри точно не живой, пускай мертвым тоже не назовешь]. Причём, как оказывается, в нужный момент. Сынишка Мистера Джинглса разыскивает правду о своём папаше? В нужный момент пожаловал. Рамирез убьёт его в первую очередь, пока он под рукой. Задача точно будет не из сложных. Наверняка такой же слабак, как и сам Джинглс и от одного вида крови плакать начнёт и в угол вжиматься. Обычная жертва, но ведь мотивы у Ричарда - такие необычные. [даже мысль про блядскую, ебучую Монтану пропадает, когда он выбегает с окровавленным ножом и видит Бобби] И все же, Дюк снова мешает, как мешала всегда. Сначала она свела его с ума, влюбила в себя, затем - нашла неподходящий момент для смерти, а после ещё и личный круг ада ему устроила, перерезая глотку раз за разом. Он ведь из-за неё стал сумасшедшим. Он ведь ради неё был готов кровью на стенах выписать имя ее, такое мерзкое, что сейчас даже произносить противно, когда она преграждает ему путь, давая шанс тому мелкому убежать. Дура. Идиотка. Себе же хуже делает. Она изменилась за весь этот период [и дело вовсе не в внешности, все такая же блядская одежда и лицо такое, что напоминает шалаву фригидную]. У Монтаны глаза подобрели, как будто она теперь не убивает каждого встречного, не находит радости в крови на собственных руках. Неужели нашла любовь? О, как прискорбно. Ещё недавно она в этом ему клялась. — Ну здравствуй, милая. Скучала по мне? — Дюк в этот момент чувствует, как по коже мурашки пробегают. Голос у Ричарда такой зловещий, что сразу становится ясно - уже не убежать, а в глазах дьяволы пляшут, а возможно, где-то внутри спрятан и сам Сатана. Ей хочется отойти подальше, закричать, бежать до бесконечности, но вместо этого она лишь дальше заграждает ему путь, со страхом вглядываясь в чёрные, как ночь, глаза. Она боится и он чувствует этот страх настолько, что едва не испытывает гребанный оргазм. Как мило. Готова подвергнуть себя мукам ради того, чтобы выполнить какое-то обещание. Ричард взахлёб смеётся и переворачивает в руке кинжал, с которого пару капель тёмной крови на землю падает и делает шаги к Монтане, заставляя ту вжаться в стену, произнося дрожащим голосом «нет, не смей подходить». Думает, что его остановит? Глупая Дюк. Его руки смыкаются на ее шее, тонкой, холодной, призрачной, перекрывая доступ к кислороду. Она наотмашь бьет его по рукам, пытается достать нож, что в кармане, старается быть храброй, а в итоге у неё получается только хрипеть и широко и без того огромные глаза от страха открывать. Вскоре на ее шее появляются следы от ладонь. Сначала красные, затем все более синие и синие, напоминающие ужасные синяки. Рамирезу это точно нравится, и не будь она такой лживой и мерзкой сучкой, от которой противно, он бы взял ее прямо сейчас. Нет, не взял. Изнасиловал бы, причём сначала - наточенным остриём ножа. Ему хочется убить ее помучительнее, заставить страдать подольше, но вместо этого он отпускает ее шею, давая сделать несколько глубоких вдохов. Монтана не успевает даже закричать, позвать на помощь, прежде чем Ричард сжимает ее шею пуще прежнего, и на этот раз уже целует, прокусывая ее сухие губы до крови и чувствуя, как капли алой жидкости стекают по подбородку, а Монтана даже застонать от боли не может, только и всхлипывает, задыхаясь. Ричард целует мягче, заботливо слизывает соленую [и в то же время, такую сладкую] кровь и в тот же момент вставляет нож в грудь, прямо в сердце, проворачивая и насквозь его протыкая. В ее глазах застывает боль, а губы расходятся в крике. Милая, милая Монтана. Все ещё думает, что ей кто-то поможет? Зря. Он обижен. Он ущемлён. Она всегда делала все, чтобы он почувствовал себя слабаком, сумасшедшим. Его называют настоящим злом, но все началось из-за неё. И пускай он клялся, что не посмеет убить ее, он не сдержит обещание. Монтана, между прочим, тоже обещала любить вечно. Рамирез отстраняется, наблюдает, как Монтана по стенке сползает и за рукоять ножа держится, а затем он резко сжимает руку и наблюдает, как она застывает, испуганно подняв глаза. Ещё секунда - и ее душа начинает сжигаться, в затем пеплом по всему Рэдвуду разноситься. Проходит момент, и от неё и следа не остаётся - только его блядский окровавленный кинжал, что секунду назад в ее сердце воткнут был, выпадает, как напоминание. Ричард уверен в том, что Дюк больше не существует, ведь он чувствует это. Он сжёг ее душу; он не убил ее, нет, он сделал даже хуже. Он молчит, затем поднимает кинжал и коротко выдыхает, поднося его к губам, слизывая капельки ее крови оттуда. Кровь Монтаны была необычайная. Она напоминала яд, кислоту, разбавленную с безкалорийной кока-колой. Ее кровь навеки осталась на его руках и Рамирез точно не хочет смывать ее оттуда. И никогда не сделает это. Появляется идея испепелить самого себя, когда наконец приходит осознания, что этой блядской, раздражающей Монтаны Дюк больше не существует. А затем Ричард осознаёт, что сраный Сатана не позволит этого сделать. И становится как-то неприятно, будто под поезд кинули и проехались пару раз. Но Рамирез все же отходит. У него - миссия, цель. А Монтана была обычной блядской шлюхой с такой же помадой на губах и глазами такими, как будто нюхала она секунду назад. Лагерь Рэдвуд остаётся где-то вдали. Ричард почти что уходит, прежде чем оборачивается, всего на секунду, и произносит каким-то трепетным, ебучим нежным голосом: — Покойся с миром, милая Монтана Дюк.