О ком ты думаешь в постели

      Эдди не влюблён в Ричи Тозиера.       Это глупо, невозможно, неправильно — по крайней мере, так считают все. Он более чем уверен, что его мама кастрировала бы его, если бы узнала, чему его научил Ричи, и он уж точно не хочет знать, что бы она сделала, если бы догадалась...       Но он не знает, поэтому проблемы нет.       Нет никаких проблем.       Помимо того, что его лучший друг продолжает появляться в его снах.       Сначала они размытые, лишь вспышки картинок — рука Ричи на его плечах, его голова на груди Ричи, ухмылка парня, когда он слишком громко смеётся... Эдди почти не думает об этих снах, пока не понимает, что ни один из его остальных друзей не снится ему также.       ...проблемы нет.       Пока сны не меняются, когда он взрослеет, когда шутки Ричи про члены становятся всё чаще и чаще и тело Эдди начинает реагировать на каждое слово, на малейший намёк, которого, там, возможно, и не было вовсе.       Стоило им пойти в старшую школу, как роль Ричи в его снах немного... меняется. Эдди начинает просыпаться со стояком, сгорая от унижения и стыда.       Мама застала его в первый раз, когда он решил принять ледяной душ в два часа ночи после очередных американских горок из возбуждения, смущения, страсти, отвращения к себе и так по кругу. Он точно не хочет, чтобы у неё появился повод поднять эту тему вновь.       Поэтому, делая всё возможное, чтобы игнорировать голос в голове, так любезно подсказывающий, что о нём говорят эти сны, и то, как он видит своего лучшего друга, Эдди идёт дальше, совершая логичный для любого парня-подростка шаг в подобной ситуации.       Одной ночью он просыпается, сбитый с толку. Эдди рано лёг спать, потому что Ричи написал, что, наверное, не сможет прийти к нему с ночёвкой, и обычно его очень сложно разбудить, если ему ничего не снится.       Затем он вспоминает.       Эдди проснулся из-за сна, и из-за этого самого сна его член сейчас буквально пульсирует, медленно, но верно наливаясь кровью.       Тяжело вздохнув, Эдди переворачивается на спину и высвобождает себя из плена одеяла, спихивая его за пределы кровати. Всё его тело горит, и кожа слегка покрылась потом несмотря на то что он едва ли проснулся — сгорая изнутри, задыхаясь и ловя ртом воздух.       Опуская руку, чтобы поправить перекрутившиеся шорты, он кусает губы, подавляя стон — единственного прикосновения достаточно, чтобы у него начала ехать крыша. Эдди ненавидит себя за это, ненавидит то, что просыпается, представляя руки Ричи на своём теле...       Он не может остановиться. Он знает, Господи, он пытался.       Он даже не может остановить себя, прежде чем толкнуться бёдрами в собственную ладонь, пусть его изначальные намерения и были невинными.       Парень проводит минуту, лежа на кровати с наполовину раскрытыми ногами и второй рукой поверх глаз, перед тем, как поддаётся. Разве у него есть выбор, когда малейшее движение вспышкой возбуждения пробегает по спине, жаром разливаясь в пояснице и пересчитывая позвонки?       Эдди кусает губы, осторожно раздвигая ноги, и наконец касается своего члена.       Блять, теперь он уже точно не уснёт — пути назад нет.       Прошло не так много времени с тех пор, как это вошло в его рутину, но это не значит, что ему легче или он не чувствует стыд и отвращение, глубоко внутри.       Что, если его мама услышит? Что, если Ричи узнает? Что, если кто-либо из их друзей узнает?       Он не хочет знать, что бы они сделали, если бы узнали. Что ж, возможно, он хочет узнать, что сделал бы Ричи... Его руки намного больше, чем у Эдди, в конце концов, и могли бы сделать столько всего, он уверен...       Когда парень понимает, к чему ведёт его эта цепочка мыслей, далёкая от дружеской — между нами ничего нет, просто друзья, мы всего лишь друзья — перед глазами всплывают руки Ричи на его теле, и он сглатывает стон, жмурясь изо всех сил.       Для него в Аду есть отдельный котёл.       У него получается стянуть с себя шорты далеко не с первого раза, и, когда они наконец свисают с одной из его лодыжек, он забывает про них, вместо этого снимая боксёры настолько, чтобы можно было свободно обхватить стояк ладонью.       Первое прикосновение вырывает из горла Эдди хриплый стон, едва заглушенный ладонью поверх его рта. Спина парня прогибается, и он неосознанно всхлипывает, постепенно наращивая темп опасливыми, колеблющимися движениями, но этого достаточно.       Это едва ли достаточно.       Он осторожно сжимает пальцы поверх члена и откидывает голову на подушки, толкаясь в собственную руку и кусая губы до боли, отрешённо удивляясь, почему не последовал металлический вкус.       Это плохо — он понимает, но блять, ему не сложно заткнуть чертовски навязчивый голос в своей голове.       С дрожью выдыхая, Эдди проводит большим пальцем по головке, стыдясь количества выделенной его членом смазки — ни у кого не должен вставать так сильно от мысли об их друге. Но вот он здесь, стремясь за собственной ладонью поверх своего стояка.       Думая о своём лучшем друге между его бёдер, касающемся его, наблюдающем за ним, говорящем ему...       Чёрт, как бы он говорил с ним...       С губ слетает задушенный всхлип, когда Эдди сильнее толкается бёдрами, едва ли заглушая себя в этот раз. Чёртов рот Ричи не закрывается ни при каких обстоятельствах, и он слышал, как из него вырывались все эти грязные слова, вещи, от которых лицо Эдди наливалось краской несмотря на то что они были направлены совсем не ему.       Ему достаточно лишь представить, что Ричи сказал бы сейчас, что велел бы ему сделать...       Блять...       От одной лишь мысли его кожа покрывается мурашками, а тело сводит истомой.       Парень подавляет стон, сильнее сжимая пальцы на пульсирующем члене, пока не срывается на всхлипы, прогибаясь на кровати, навстречу прикосновению.       Он слышал, как люди описывали, что геи делают друг с другом. Чёрт возьми, Ричи тоже об этом говорил, отшучиваясь и подначивая Эдди попробовать. Бог ему свидетель, он не собирается пробовать... это. По крайней мере, не в ближайшее время, уж точно не сейчас.       Но, думает он, если бы Ричи сейчас был здесь, если бы Ричи сказал ему попробовать, всё могло бы быть по-другому. Возможно...       Возможно тогда ему бы не составило труда потянуться за смазкой, спрятанной глубоко в тумбочке рядом с кроватью, просто на всякий случай, выдавить немного на пальцы и проникнуть ими внутрь, раскрыть себя под взглядом Ричи.       Раскрыть себя для Ричи.       Чёрт, чёрт побери.       Эдди задыхается, ловя ртом воздух, и мечется по постели. Простыни прилипают к покрывшейся испариной спине, но ему плевать, впервые в жизни, потому что всё, о чём он может сейчас думать, это руки Ричи, его блядские пальцы, длинные, умелые, безмятежно перебирающие струны гитары с едва заметными мозолями на фалангах, которые наверняка могут достать до всех нужных мест...       Ещё одно прикосновение к чувствительной головке дрожью пробирает его тело, и бёдра парня инстинктивно сжимаются от остроты ощущения. Эдди молод, у него совсем нет опыта, и он всё ещё новичок во всех этих делах, но Боже, как он хочет, желает, жаждет.       Знает, что это неправильно, но всё равно нуждается в Ричи рядом, прямо сейчас, над ним, вокруг него, внутри него.       Сорвавшийся с губ от одной лишь мысли высокий стон застаёт его врасплох, но уже поздно, нельзя забрать его обратно, пусть лицо парня и приобретает пунцовый оттенок стыда, смешанного с унижением. Он отчаянно жаждет член своего лучшего друга, понимая, что Ричи возненавидел бы его, если бы только узнал...       А если — нет? Если бы он был здесь прямо сейчас, между его ног, с одной рукой на члене Эдди, другой — пальцами проникая внутрь него, с губами поверх его губ..?       Эдди погибает, не успевая даже вдохнуть спёртый воздух душной спальни в свихнувшиеся лёгкие, и стонет слишком громко, несмотря на тщетные попытки приглушить звуки ладонью, впиваясь во влажную от слюны кожу зубами. Пальцы покрываются спермой, пока картинки Ричи проносятся перед едва ли открытыми глазами — как парень кончает в его руку, на его кожу, внутри него...       Его трясёт, когда оглушающий оргазм медленно отпускает тело, и по щекам с каждым дрожащим вдохом текут непонятно чем вызванные слёзы. С дрожью выдыхая, он опускает руки на кровать, поддаваясь накрывшей с головой лёгкости и всё ещё чувствуя мелкую дрожь в кончиках пальцев.       Неосознанно поднимая руки, чтобы зарыться лицом в ладони, подальше от стыда и собственного осуждения, Эдди вздрагивает от липкости своих пальцев.       Дискомфорта и отвращения недостаточно, чтобы открыть глаза и встретиться с последствиями лицом к лицу.       Как он вообще сможет завтра смотреть в глаза... — Твою мать... Эдс?