Часть 1
15 ноября 2019 г. в 20:45
— К тебе или ко мне? — Хангёль стоял перед сложным выбором: либо он соглашается на эту авантюру, но теряет драгоценное время на дорогу до чьего-либо дома, либо он выдаёт собственное предложение, потому что тянуть дальше не было никаких моральных и физических сил, когда перед ним стоял этот дьяволёнок с горящим взглядом и вызовом в своих абсолютно черных и нечитаемых глазах.
— Ой, да к чёрту!
— Такого варианта не… — Усок не успел договорить, потому что Хангёль сократил и без того небольшое расстояние между ними и, нетерпеливо запустив пальцы в волосы молодого человека, притянул его к себе, чтобы поцеловать.
Этот поцелуй мог растянуться надолго, если бы не прохожие, недовольные тем, что эта разгорячённая парочка расположилась ровно по центру тротуара. Усок нехотя оторвался от губ Гёля, усмехнувшись тому в каком немом обалдевании тот находился, и медленно облизнулся, добивая такой картиной своего спутника. Поцелуй был хорош, оба это прочувствовали, а то, что за ним должно было последовать могло стать вообще незабываемым.
— Ты прав, к чёрту! Я не собираюсь больше терять ни минуты. Тут недалеко есть отель. — Усок проговорил это в полураскрытый рот молодого человека, чувствуя его дрожь, а потом, прежде чем схватить его за руку и потащить в нужном направлении, провёл своим языком по пухлым и таким манящим губам Хангёля.
Усок не соврал, отель был через квартал от клуба, из которого они оба вынырнули в суматошный внешний мир, на который обоим сейчас было категорически наплевать, остались лишь двое, что не видели сейчас никого другого вокруг. Они почти бежали, сгорая от нетерпения, предвкушая как никто не будет им мешать. Усок вёл Хангёля за собой, держа его за руку, переплетя их пальцы вместе, большим поглаживая ладошку молодого человека и постоянно оборачиваясь назад, чтобы полюбоваться своей потрясающей удачей.
Хангёль не был его добычей, хотя бы потому, что с самого начала как тот зашёл в клуб, то обратил на Усока внимание. Усок практически вибрировал от волнения под пристальным взглядом, раздевающим, оценивающим, представляющим что-то совершенно очевидное… Что-то, от мыслей о чём Усок плотно сжимал челюсть и дышал рвано.
Хангёль пил коктейль за коктейлем, но как-то бездумно, словно те не имели ни вкуса, ни градуса. Усок же не мог притронуться к своему бокалу, потому что был опьянён лишь своими мыслями и желаниями. Ему не требовалось расслаблять себя алкоголем, его желание бурлило бесстрашием прямо в крови, кипевшей под взглядом молодого человека, не решавшегося подойти слишком долго. Усок же понял, что ждать дальше совершенно бессмысленно, ему нужен был этот парень. Сейчас, всегда…
Они не расцепили рук даже в фойе отеля, не смущаясь взглядов молодых, но строгих на вид девчонок на ресепшене, которые пытались подавить во взглядах любопытство и может даже немного разочарования — молодые люди перед ними были страсть как хороши, но очевидно совершенно недоступны.
Номер на двоих? Да, на сутки, пожалуйста. Оплата картой или наличными? Завтрак включен. Нам будет не до него. Вот ваша ключ-карта. Пятый этаж, лифт налево.
В лифте Хангёль словно бы очнулся ото сна и, притянув к себе Усока за руку, которая всё ещё была переплетена пальцами с его, приник к его губам, прижав молодого человека к стене, выбив из его лёгких немного воздуха этим резким толчком. Усок, раззадоренный такими переменами, разорвал их поцелуй и рассмеялся, запрокинув голову назад, переполненный эмоциями. Гёль моментально воспользовался открывшейся возможностью и приник губами к шее Усока, заставив того резко оборвать свой смех и задышать особенно нервно. Когда влажная дорожка из поцелуев добралась до ключиц молодого человека, двери лифта распахнулись, но даже возможное наличие людей на этаже не смогло заставить этих двоих оторваться друг от друга.
Номер был просторным, но никто даже не подумал рассмотреть его получше. А зачем? Хангёль затащил Усока внутрь и, затягивая в очередной сумасшедший поцелуй, прижал его к двери, начав нетерпеливое исследование разгорячённого тела молодого человека, с губ которого сорвался хриплый стон стоило лишь рукам Гёля пробраться под его рубашку. Он мечтал об этом весь вечер, представляя себе как будет раздевать это желанное тело, сжимать его в своих руках, выцеловывать на нём узор своего желания.
Когда там в клубе Усок подошёл к нему, Хангёль вздохнул от облегчения, потому что боялся не решиться, боялся упустить эту возможность, он просто боялся. И когда перед ним остановился молодой человек, Гёль просто улыбнулся. Не зазывно, не пошло, а действительно искренне, так, что со стороны его лицо словно озарилось.
— Я, если честно, не придумал никакого повода, чтобы подойти и познакомиться. — Усок сел напротив, не прерывая зрительного контакта, заставляя Хангёля покрываться испариной от волнения от близости молодого человека.
— Как бы драматично это не звучало, но мне кажется, я бы умер, если бы ты этого не сделал…
Усок хотел было спросить, а почему же он не подошёл сам, но не успел, Гёль просто наклонился и поцеловал его. Без каких-либо предупреждений или долгих хождений вокруг да около, просто наклонился и поцеловал, словно проверяя какую-то свою догадку. После чего откинулся на спинку своего стула с довольной улыбкой, пока сам Усок пытался утихомирить своё совершенно обезумевшее от этого поцелуя сердце.
Сейчас же, прижатый к двери номера, Усок собирал все свои чувства воедино, пока, не прерывая пыток губами, Хангёль вытягивал рубашку молодого человека из брюк и нетерпеливо расстёгивал пуговицы на ней. Когда снизу оставалось ещё несколько пуговиц, Гёль нетерпеливо дёрнул полы рубашки в стороны, совершенно не обратив внимания на мимолётную вспышку гнева на красивом лице напротив, просто потому что она потонула в новой волне эмоций, когда поцелуи спустились ниже, на оголившийся живот. Усок вжимал голову в дверь позади себя, стараясь с силой зажмуриться и не смотреть на то, как молодой человек перед ним опустился на колени и, сжимая своими сильными руками его бока, языком доводил его до дрожи.
Усок не смог сдержать вздох разочарования, когда Гёль оторвался от него и поднялся на ноги, плотоядно улыбаясь, что заставило дыхание сбиться, просто от представления о том, чем же этот дьявол в обличье человека ещё собирается его пытать. Долго ждать не пришлось, потому что Хангёль, отбросив какие-либо нежности, грубо развернул Усока лицом к двери, прижав его к ней, и сам вжался в опешившего молодого человека всем телом. Усок чувствовал возбуждение, которое охватило его спутника, отчего сам не смог сдержать нетерпеливый стон. Хангёль же запустил одну руку в волосы Усока, а второй аккуратно оттянул рубашку с его плеча, открывая себе молочную кожу, на которой так и хотелось оставить следы от своих зубов. Усок, не сдержавшись, прижался к Хангёлю и повёл бёдрами, выбив из молодого человека рваный хрип, после чего тот впился в нежную кожу между шеей и плечом, положив свои руки на бока Усока и притягивая его к себе всё ближе.
Хангёль чувствовал свою власть, доминируя над этим хрупким молодым человеком, что сейчас, казалось, принадлежал ему целиком и полностью. Он упивался ощущением этой нежной податливости в своих руках, он хотел растянуть его насколько возможно было долго. Но чего Хангёль совершенно не ожидал, так это того, что Усок каким-то непостижимым образом сможет освободиться от этого нахального захвата, развернётся лицом к Гёлю с вызовом в глазах и поцелует, прежде чем опустит руку на грудь молодого человека и с силой втолкнёт его внутрь номера. Хангёлю это определённо понравилось, не могло не понравиться, раз это делал Усок, а потому он с развязной усмешкой на лице сделал несколько шагов назад, словно приглашая молодого человека за собой, сняв при этом свою обтягивающую футболку и отбросив её в сторону. И не то что бы Усок не понимал, что под ней скрывается потрясающее натренированное тело, но сдержать предательский вздох, своей дрожью выдававший абсолютно все чувства, совершенно не был готов. Хангёль знал как действует один вид его обнажённого тела, но лишь в редких случаях ему было до этого дело. Сегодня ему было необходимо быть желанным, и он получал это сполна — Усок каждым взглядом, каждым вздохом дарил ему это чувство.
Хангёль ещё немного прошёл спиной до кровати и сел на неё, откинувшись назад и расставив руки позади себя, словно открывшись в приглашении, которым не преминул воспользоваться Усок, преодолев расстояние между ними за какое-то мгновение и практически по-хозяйски оседлав Гёля, в этот момент на полном серьёзе решившем, что жизнь его вот-вот оборвётся от переполнявших его эмоций. Это было слишком горячо и дерзко, намного лучше того, что он даже мог себе вообразить, когда только увидел Усока и решил, что он его идеальное совпадение. Рубашка, что чуть пострадала от напора Хангёля, сейчас очень и очень соблазнительно открывала обзор на сухое и подтянутое тело Усока, которое по мнению Гёля скрывать было просто преступлением. Руки Гёля бесконтрольно потянулись к коже на животе молодого человека, а сам он с восхищением смотрел снизу вверх на разгорячённого Усока, что рвано дышал через приоткрытый рот. Хангёля сводили с ума его губы, он совершенно не мог оторвать от них своего взгляда, а Усок в свою очередь, почувствовав слабину, дразнился, то закусывая нижнюю губу, то проводя по ней языком.
Хангёль мог сколько угодно строить из себя неприступного и равнодушного парня, но один только стон, что мог сорваться с губ Усока, сразу же показывал насколько он возбуждён. Усок наслаждался своей властью столько, сколько мог себе это позволить, чуть толкнув Гёля на кровать, чтобы тот спиной коснулся простыней, а сам с явным наслаждением двигал своими бёдрами, в только ему известном ритме, заставляя молодого человека под ним задыхаться и сходить с ума, сжимая его ноги, которые почему-то всё ещё были в брюках, и прижимая ближе к себе.
Усок наклонился и, чуть закусив нижнюю губу, повёл кончиками своих пальцев по разгорячённой коже от самой шеи, стремясь вниз и не прерывая зрительный контакт. Ему до безумия нравилось то, как замер Хангёль и словно коршун следил за каждым движением, что вызывали у него рваные вздохи. Когда руки молодого человека добрались до пояса джинсов, Гёль не сдержался и подался торсом им навстречу, вызвав на лице Усока коварную улыбочку, которой он показывал, что сейчас всё именно в его власти, особенно сам Хангёль. Усок наклонился и поцеловал в приоткрытые губы свою жаркую фантазию, случившуюся наяву, и совсем уж нахально начал тереться ширинкой об ширинку, заставляя Гёля под собой сдавленно рычать ему в губы.
Не было ничего желаннее поцелуев с этим соблазнительным демоном для Усока, кроме одного — главного блюда на сегодняшнем пиру. И Усок был намерен полакомиться всласть, а потому его руки, когда он оторвался от пухлых и ещё больше покрасневших от неистовых поцелуев губ, всё же разрушили последнюю преграду между ними, всего лишь освободив одну единственную пуговичку из петли и аккуратно, словно бы это было самым эротичным действием в жизни, оттянув до конца молнию на джинсах.
Усок моментально вспыхнул как только понял, что Хангёль был без белья. Гёль же почувствовал как пропадает, когда заметил на щеках молодого человека румянец смущения, который тот хоть и пытался скрыть, но просто ещё не знал, что это совершенно невозможно под таким внимательным взглядом. Но пропасть, в которую он падал, не пугала его, он наслаждался своим падением, а потому, перехватив молодого человека сверху за бока, легко перекинул его на кровать на спину, а сам навис сверху — эта постельная битва ему очень нравилась, но он не сомневался в её исходе, хотя понимал, что Усок был из тех, кто не слезет с тебя живьём. Коварная ухмылка от этих мыслей расплылась на лице Хангёля перед тем, как он впился в припухшие от яростных поцелуев губы. Ответом ему был стон, потонувший в поцелуе и руки, что несдержанно пытались стянуть с него джинсы.
Гёль не торопился, раздвинув своими ногами ноги молодого человека так, что он просто закинул их ему на спину, а сам, прижавшись оголённой пылающей кожей к коже, исследовал каждый участок тела, что извивалось под ним. Просунув руки под спину Усоку, Хангёль резко приподнялся вместе с ним, не разрывая поцелуев, но лишь для того, чтобы стянуть наконец эту давно ненужную рубашку, что оставалась на желанном теле, после чего оторвался от сладких губ, чуть надавив на плечо, опрокинул маленького дьяволёнка, что свёл его с ума окончательно, на спину и стал снимать с него и брюки — одежда этому великолепному телу была не нужна. Гёль почувствовал как горит его лицо от прилившей крови от волнения и восторга от открывшейся ему картины: Усок был непозволительно хорош с своёй наготе и возбуждении. Без какого-либо стеснения, открывшись перед другим, тонкими длинными пальцами он коснулся своего возбуждённого органа и, чуть закусив губу, но не сводя взгляда с Хангёля, провёл по нему вверх-вниз. Гёль не был уверен на сто процентов, но, кажется, он не сдержался и выругнулся, что подтверждал довольный смех Усока под ним, только ускорившего движения рукой после этого.
Хангёль дрожал всем телом, охваченный возбуждением от открывшейся ему картины. Он аккуратно опустил на пальцы молодого человека свои и, немного замедлив движение, начал вести рукой в своём ритме, жадно пожирая глазами Усока, что покусывал губы, прикрывал глаза и стонал так, что в аду вскипали котлы. Гёль же почти проклял того, кто создал это безумие в человеческом обличье, посланное порабощать одним только взглядом, одним только рваным вздохом, срывавшемся с губ, которые хотелось истерзать, безостановочно целуя. Хангёль выцеловывал себе спасение, надеясь, что останется жив, Усок же тянул за пояс джинсов, что ещё оставались на молодом человеке, подталкивая его к самому обрыву сумасшествия, в которое он собирался нырнуть добровольно.
Усок, не разрывая поцелуя, обхватил шею и плечи Гёля и, почти не прикладывая усилий, перекинул молодого человека на спину, оседлав его и выпрямившись с коварной улыбкой — нравилось ему смотреть на это прекрасное тело сверху вниз. Хангёль затаился, ожидая того, что же задумал молодой человек, а тот не заставил себя долго ждать и, наклонившись, стал прокладывать по накачанному телу дорожку из влажных горячих поцелуев, завороженно слушая рваное дыхание, срывавшееся с губ, каждый хриплый стон. Гёль даже представить себе не мог, что когда губы Усока коснутся его члена, весь воздух из его лёгких словно бы выбьет, а всё тело, разгорячённое ласками, словно окатит ледяной водой — Хангёлю показалось, что этот минет первый в его жизни, настолько пляска языка и губ свела его с ума. Он сжимал обеими руками простыни под собой, закусывал губы, пытаясь сдержать звериный рык, то ли от удовольствия, то ли от отчаяния — не могло быть так хорошо, не бывает такого всепоглощающего счастья от одних лишь касаний, всё это выдумки его воспалённого сознания, столкнувшегося наяву с живой фантазией, с мечтой, что воплотилась там, где и не ждал. Он смотрел во все глаза, но коснуться не решался, боялся сорваться, стать грубым, ведь Усок выглядел так, что невозможно было понять, где та грань нежности и грубой похоти, которую он вызывал своим видом, своим поведением, своим чёртовым языком…
Усок не хотел, чтобы всё закончилось слишком быстро, а потому сбавил обороты, но не остановился совсем, обильно смачивая член слюной, после чего поднялся и обратно забрался на Хангёля, который просто надеялся, что сердце его не остановится от полноты и яркости испытываемых чувств. Усок наклонился, прижимаясь всем телом к Гёлю, не сумевшему сдерживаться и дальше и не касаться желанного тела, и ворвался в очередной сумасводящий поцелуй, в который обоим хотелось стонать на пределе своих возможностей. Хангёль разочарованно выдохнул, когда Усок разорвал этот поцелуй, но руками на боках молодого человека он будто держался за что-то реальное, боясь провалиться в пучину собственных фантазий, борящихся с реальностью, потому что сам он уже не понимал насколько реально то, что с ним происходило. Усок, усмехнувшись от вида своего ошалевшего любовника, приподнялся, ёрзая на Хангёле, доводя его плавными движениями своих бёдер, невероятно кайфуя оттого, что молния на джинсах чуть царапает нежную кожу. Гёль готов был кончить только лишь от этих движений, но стоило Усоку поднести ко рту свои чёртовы идеальные пальцы и, высунув язык, смочить их слюной, чтобы после этого завести руку себе за спину, оставив Хангёля только лишь представлять происходящее, как желание умереть вдруг стало самым сильным за всю его жизнь — с этой картиной перед глазами, Усоком, что выгибался, прикрывал глаза, стонал, Гёль просто не мог справиться.
Хангёль не сдержался, опустил руки на упругие ягодицы и, сжимая их пальцами, оставляя следы, раздвинул, сам не решившись оторвать взгляд от демона, что не просто оседлал его тело, но и, казалось, его душу тоже. Усок проникал в себя пальцами, наслаждаясь больше видом этого большого почти парализованного балбеса, заставлявшего его одним своим щенячьим взглядом вытворять всё самое порочное, на что он только был способен, ему хотелось видеть это немое обожание в чужих глазах, именно в этих глазах, потому что сам он не знал, как иначе показать, что и он пропал, утонул в переполнивших его чувствах.
Он аккуратно вытащил пальцы, коснулся ими члена Хангёля, аж сжавшего челюсти от этого прикосновения, и, обхватив его, сделал несколько движений по всей длине, сам придвигаясь ближе к нему. Гёль чувствовал, что оставаться почти безучастным и таким отстранённым, пусть и ради того, чтобы остаться в живых, он больше не мог, стоило лишь Усоку начать насаживаться на член Хангёля, аккуратно, медленно, почти мучительно для обоих. Гёль забыл как дышать, но взгляда оторвать не мог, подмечая каждое движение, каждый взмах дрожащих ресниц, слушая переходящий на высокие ноты стон, а потом он сломался…
Жадно сжав кожу на бедрах Усока, Хангёль, не контролируя больше своих действий, надавил на них, подавая навстречу и резко входя в молодого человека на всю длину, заставляя того взвизгнуть, дёрнуться вперёд и, раскрыв глаза, смотреть на Гёля затуманенным, почти безумным взглядом, говорящим, что это именно то, чего он так ждал. И Хангёль хотел бы быть сдержаннее, но совершенно ничего не мог поделать с собой и тем желанием обладать, которое в нём проснулось в этих объятиях. Он крепче перехватил молодого человека за талию и с силой стал опускать его напряжённое, но совершенно безвольное тонкое тело на себя, врываясь в него и покидая, чтобы вновь и вновь вколачиваться, выбивая крики, срывавшиеся с губ, которые Хангёлю так хотелось целовать.
Гёль, не останавливаясь двигаться в Усоке, приподнялся с кровати так, что оба теперь сидели, а сам нашёл своими губами пухлые губы молодого человека, сцеловывая чересчур громкие стоны, граничащие с криками, но совсем не смущающими того, кто их издавал. Хангёля же заводило то, насколько громкий Усок, насколько податливый, насколько нежно он жался к Хангёлю, когда так жёстко тот его поглощал, порабощал, пытался сделать навсегда своим. Руки Гёля гуляли по влажному телу, исследовали, царапали, зубы его кусали нежные губы, пили нектар стонов прямо с них. Усок плавился в этих объятиях, забывал как дышать, срывался на крик от того, как глубоко и как идеально проникал в него Хангёль, как целовал его, как был нежен, когда был чертовски груб. Усоку хотелось плакать, возносясь на седьмое небо от удовольствия, что дарилось ими друг другу, ему казалось, что так и должно выглядеть счастье.
Хангёль чуть замедлился и, выйдя из Усока, обхватил его покрепче и перевернул, положив на кровать спиной, а сам, с сожалением разрывая касания, поднялся, чтобы избавиться от джинсов, сковывающих его движения и ранящих нежную кожу Усока, совершенно этого не замечающего. Он остановился, наслаждаясь видом лежащего перед ним дьявольского создания, в объятиях которого он увидел небеса, пока тот, раскинувшись перед ним, совсем нагой и беззащитный, как казалось Хангёлю ещё несколько мгновений назад, не расплылся в хищной улыбке, пока одна его рука не коснулась губ, а вторая не опустилась на член, дрязнясь, заигрывая, зазывая, двигаясь медленно. Усок нарывался, он хотел вытащить из Хангёля на свет весь тот огонь, что горел в нём, но был скрыт, он хотел обладать этим огнём полностью, быть лишь единственным, кто получил его всего без остатка.
Раздевшись, Гёль в тот же миг вернулся в такие нужные объятия, нависнув над Усоком, впившись в губы, словно и не было до этого никаких поцелуев, будто не давали, запрещали, только заманивали, а Хангёль наконец получил желаемое, пытаясь вобрать в себя все чувства без остатка. Он развёл ноги молодого человека, гладил руками кожу на груди, боках, бёдрах, сжимал её, впивался ногтями, хотел проникнуть под под неё, слиться в одно, рычал и стонал в чужие губы, погибая от одних лишь касаний.
С трудом разорвав поцелуй, Хангёль приподнялся и, проведя пальцами по всей длине ног Усока, закинул их себе на плечи, поцеловав по очереди изящные ступни. Всё в нём боролось за нежность к молодому человеку, но в следующее же мгновение совершенно безжалостно он вошёл в него, заставив скулить, задыхаться от невозможности перевести дыхание, брыкаться, хвататься руками за бёдра, что таранили его безостановочно. Гёль вжимал Усока в кровать, проникая всё глубже, выбивая крики наслаждения, то замедляясь, то наращивая темп, он не мог насытиться им, хотел большего, а Усок подавался навстречу, смотрел как на божество, посвящал каждый стон ему, умирал и воскресал, и всё ради него, ради них двоих.
Движения ускорились, Хангёль спустил ноги Усока по бокам от себя, помогая сцепить их за своей спиной, наклонился ближе, целовал нежно, сжимая бока руками, грубо притягивая ближе к себе, вколачиваясь, не сдерживая собственные стоны, рвущиеся из груди. Усок опустил руку на свой член, заставляя Гёля умирать от этой картины, и стал помогать себе добраться до вершины наслаждения, пока чужие руки не накрыли его собственные, вторя каждому движению, не останавливаясь при этом, проникая на всю длину. Хангёль чувствовал, что он близок к разрядке, но он не хотел её оттягивать, хотел насладиться ей, зная, что эта ночь на двоих только началась, а потому, чувствуя и напряжение Усока в своей руке, помогал ему добраться до пика, надеясь сделать это вместе. Усок уже почти хныкал, закинул руки свои за голову, зарылся в подушки, метался под Хангёлем словно в агонии, только раззадоривая того своим видом и своими совершенно убийственными стонами.
Усок замер на мгновение, приоткрылись губы, с которых сорвался хрип, а затем тело его, такое нежное, но крепкое, выгнулось навстречу Хангёлю, а сам молодой человек разрядился в чужую руку. Гёль подхватил его под спину, прижал к себе, срывая обессиленные стоны движениями внутри, целовал такое красивое лицо, чувствуя, как и он рассыпается на мелкие кусочки от наслаждения, накрывшего его с головой. Движения замедлились, а потом и вовсе прекратились, только лишь поцелуи невозможно было остановить, да касания рук, что гуляли по влажным от пота телам, продолжали удостоверяться в том, что всё произошедшее не иллюзия, что оба они реальны и не привиделись друг другу.
— Я в душ! — Усок высвободился из тёплых объятий нехотя, но всё же почти решительно. — Но не смей идти за мной, а то мы точно и не отдохнём и не помоемся.
— А что делать, если я хочу быть грязным и уставшим? — Хангёль коснулся руки Усока, пытаясь не выпустить из своих пальцев чужие, такие тонкие и изящные. — Главное, чтобы рядом с тобой…