Глава
16 ноября 2019 г. в 04:12
Чимин бездельничает уже несколько дней подряд на пару с мелкими, лишь иногда отвлекаясь на танцевальные тренировки и очень увлекательное занятие, целью которого служит побесить и поотвлекать старших от написания нового альбома, однако, иногда вливаясь в общую рабочую атмосферу и даже внося свой маленький, согревающий душу, вклад, но Шуга-хён не был бы собой, если бы с переменным постоянством невзначай (он правда так считает?) не напоминал Чимину о том, что пишет песни он так же, как Джин-хён танцует — то есть может, но сомнительно. Во всей картине обиженно топающий к выходу Пак видит один плюс — Юнги приобретает себе врага в лице Сокджина и плевать, что всего на пару минут.
Мелкие снова рубятся в какую-то игру, название которой Чимин давно забыл, и Пак решает не отвлекать их — мало ли, когда снова начнется вся эта нервотрепка с выступлениями, пусть каждый отдыхает как умеет. Вот только Паку делать совершенно нечего, а, будучи до ужаса тактильным и общительным, он не знает куда себя заныкать. Утром Хосоку пришлось проштудировать с ним чуть ли не половину имеющихся в ассортименте танцевальных номеров, после чего Чон все-таки убежал к старшим, образуя исторически сложившееся трио писак Ким-Мин-Чон. Поэтому Паку ничего не осталось, кроме как уныло присоединиться к мельтешащему на кухне Джину в умилительном, до розовых соплей, и таком же розовом фартучке, и принялся готовить ужин на всех мемберов, хотя не факт, что хёны вообще выберутся из студии.
Кухонная идиллия прерывается истошным криком. Чимин чертыхается, проехавшись ножом в миллиметре от пальца, и тихонько проклинает шумных макнэ, один из которых через несколько секунд, шумно топая и издавая звуки сомнительного происхождения, вошёл на кухню и навалился на спину моющего посуду Пака. Джин тут же одарил его замечанием, которое тот отточенно пропустил мимо ушей и начал обиженно дышать Чимину прямо в ухо. Чимин вообще не уверен, возможно ли обиженно дышать, но Ким занимался именно этим, терпеливо и удивительно молчаливо дожидаясь, когда старший закончит со своей ролью посудомойки и обратит на него внимание.
— Ну? Что? — спрашивает Пак со смешинками в голосе, разворачиваясь в чужих руках и давая им сомкнуть свое тело в объятиях. Ким нависает над ним, упирается своим лбом в чужой и смешно надувает губы.
— Этот мелкий, — обиженно бурчит он, будто это все объясняет. — Я сегодня ни разу не выиграл, — и до визжания где-то в подкорке сознания мило трётся своим носом о его.
— Ну-ну, — Чимин не сдерживает смешок, принимая на себя вид заботливой мамочки. — Он же наш золотой макнэ, — и гладит ладонью гладкую щёчку.
Вообще Чимин сам не понимает, когда их с Тэхёном отношения стали такими близкими. Может быть дело было в том, что они подружились ещё до того, как попали в Big Hit. Но сам Чимин неосознанно подметил за собой, что, изначально испытывая особый трепет к Чонгуку — макнэ как-никак, его грех не потискать, — все-таки постепенно переключил щемящую, бурлящую в каждой клеточке нежность на второго по младшенству участника. И может быть дело было в том, что именно Тэхён брал на себя роль обнимательной подушки, когда макнэ с завидным постоянством обцеловывал Паком все стены. Сейчас он уже не разберётся, да и не считает таким уж необходимым.
Тэхён урчит и ластится, с видимой благодарностью реагируя на приятно запутавшиеся в локонах мягкие пальчики, сам поглаживает по спине, расслабляя временами отдающие болью мышцы.
— Не здесь! — ворчит Джин, полностью заканчивая со своими кухонными обязанностями. — Валите тискаться в другом месте.
— Не бурчи, хён, ты мешаешь, — отвечает Ким-младший и отрывается от Чимина, чтобы показать хёну язык — так, для пущей убедительности. В ответ Джин очень по-старчески ворчит себе под нос и удаляется наверняка с целью связаться с оторванными от мира сего творческими личностями. Тэхён провожает широкую спину взглядом и снова одаривает старшего всем своим вниманием, принимая до ужаса преданный вид.
— Всё? Успокоился? — спрашивает Чимин, уже чувствуя неловкость вкупе с дискомфортом в находящихся в одном положении мышцах.
— Нет, — упрямится Тэхён и притягивает тело теснее к себе, будто желая слиться с ним воедино.
— И что же мне сделать? — играючи спрашивает Чимин, возобновляя движение пальцами в шевелюре шатена.
— Как насчёт поцелуя? — свойственно себе совершенно не задумываясь, отвечает Тэхён и смешно выпячивает губы уточкой.
— Что? — Пак смеётся, ни на секунду не воспринимая слова друга серьёзно, на что тот хмурится, но на лице его читается чистой воды лисья хитрость.
— Ты же мой соулмейт! Где мои законные поцелуи утром, днем и вечером? — его голос звучит так искренне возмущённо, что Чимин по непонятным причинам смущается, будто действительно задолжал ему эти поцелуи, и легонько бьёт ладонью по красивому лицу.
— Йааа, о чём ты?
— Ладно, согласен только на утренние и вечерние, — улыбка на лице Тэхёна мягкая и успокаивающая, от былой хитрости во взгляде не осталось и следа, и Чимин теряется в ощущениях, не зная, что ответить.
Тэхён, кажется, даже не ждёт ответа. Он бережно обхватывает своей ладонью чужую, буквально только что шлепнувшую его по лицу, и приближается непозволительно, без разрешения и предупреждения. Так, что Чимин чувствует губами чужое тёплое дыхание, отдающее мятным привкусом жвачки, бегает взглядом по лицу, пытаясь понять, чего Тэхён этим добивается и что на него нашло. Но ещё тяжелее ему понять самого себя — почему он всё ещё не шелохнулся, давая сомнительное согласие на эту авантюру, почему сердце так быстро бьётся — в пределах фансервиса они уже бывали довольно близко друг к другу, — почему поджимает покалывающие губы, способный только контролировать себя, чтобы призывно (только в глазах Тэхёна, что вы) не обвести их языком.
Когда Тэхён, смотря на него из полуопущенных век, сжимает ладонь крепче и тянется вперёд, Чимин напрягается, не чувствуя собственного пульса, и почему-то зажмуривается, отдалённо улавливая свой судорожный вдох.
И его спасает (или проклинает) вошедший от скуки Чонгук и силком утаскивает отскочившего к столу Тэхёна на реванш, зная наверняка, что снова победит.
Сердце Чимина вспоминает, что должно циркулировать кровь по организму, и Пак сваливает ощущение тяжести в нем на это.
И кончиками пальцев касается обоженных чужим коротким прикосновением губ.
Оставшийся вечер Чимин сидит в собственной комнате, по инерции листая новости в твиттере. За стенами общежития иногда слышатся возгласы младших, и Чимин, улавливая особенно громкие восклицания Кима, проклинает его на чем свет стоит, неосознанно распуская в сердце бутоны обиды и негодования, царапающие внутренности своими острыми шипами. Почему, пока сам-себе-на-уме-Тэхён развлекается, не испытывая за свой поступок сожаления, Чимин складывается на кровати эмбрионом, стараясь собрать какофонию эмоций и разложить все по полочкам — так, как было всегда, как было спокойно и умиротворенно. Но Тэхён волной, маленькой, но оказавшейся ударной, разбросал все его мысли, выпотрошил чувства, оставив валяться запутавшимся в этих клубках котёнком.
Это так нечестно.
Чимин обращается в слух, улавливая за стеной знакомый басистый голос, чьего обладателя Джин отправляет снабженцем застрявших в студии мемберов. Когда раздаётся хлопок входной двери, Чимин все-таки выбирается из своего убежища, чтобы запихать в себя съестного и снова спрятаться. На вопрос Джина о его самочувствии Пак убеждает его, что все нормально, и на всякий случай шутит о том, что не стоило отправлять Тэхёна — еда до мемберов может просто не дойти.
— Будь спокоен, — отвечает на это Джин. — Там слишком много овощей, как бы не пришлось силком впихивать их ему в рот.
Чимин оставляет в воздухе висеть натянутый смешок, при упоминании о рте Кима снова впадая в какой-то транс, растягивающий секундное воспоминание этого… — это ведь был поцелуй, да? — на долгие, кажущиеся вечностью, минуты, и все существо Чимина вопит об этом воспоминании: губы горят, как тогда, кончики пальцев подрагивают, и Чимин сам начинает беситься со своей реакции, поэтому, когда уже накладывает себе риса с тушенными овощами и говядиной, не срывается низким стартом, когда входная дверь снова хлопает, впуская того, кого видеть не хочется и хочется одновременно.
Чимин со звоном кладёт тарелку на стол, обозначая своё здесь присутствие, и шаркающий, опять пребывающий в астрале и не обращающий ни на кого внимания Тэхён от неожиданности вздрагивает, безошибочно находя взглядом виновника. Расплывается в тупой улыбке, сбивая с Чимина всю уверенность и настрой на серьёзный разговор, и приближается, открывает крышки посуды, и ворчит под нос своё «фу, опять овощи», будто не знает, что нёс своим хёнам, и это в какой-то степени забавляет. Чимин фыркает, убеждая себя, что не он один тут нервничает, и с сожалением зарождает в себе мысль, что, раз Тэхён что-то чувствует по этому поводу, то, наверное, этот жест был не от балды? Или?
— Ешь, — приказывает Чимин, когда Ви закрывает крышкой сковороду.
— Да я че-то не голоден, — пыхтит Тэхён и ерошит волосы на затылке.
— Я сказал ешь, — повторяет Чимин строже, с той интонацией, когда перечить ему не стоит, и самолично достаёт столовые приборы, накладывая еду и взглядом приказывая сесть за стол. Тэхён слушается, и Чимин черпает из этого уверенность. Он кладёт щедрую порцию перед парнем и принимается невозмутимо жевать, пока тот привередливо копошится палочками, выбирая из овощей кусочки мяса.
— Ты такой привередливый, — устало озвучивает мысль Пак, но в голосе его сквозит та нежность, что всегда присутствует, когда он говорит о Тэхёне.
— Я не привередливый. Я — избирательный! — чавкающе выдаёт Тэхён, и Чимин не может сдержать улыбку и тянущуюся с целью потрепать чужие волосы руку. Когда он понимает это, остановиться — значит проиграть самому себе, и он неуверенно ныряет в жёсткие от вечных окрашиваний пряди, заботливо массажируя ногтями кожу головы. Тэхён шумно проглатывает разжеванную еду и лукаво поглядывает из-под чёлки. Чимин, ощущая смущение, отрывается от своего занятия и пытается вернуться к поглощению ужина, мысленно уже смирившись, что об инциденте они говорить не будут — может быть, так даже лучше. Он отпускает эту ситуацию, снова сваливает всё на странности Тэхёна и решает, что ничего страшно волнующего не произошло — они всё те же, и отношения у них всё те же. И это главное.
Тэхён продолжает обделять вниманием овощи, и в какой-то момент Чимин смиряется и с этим. Всего на один вечер, только сегодня. Он хватает палочками несколько кусочков мяса со своей тарелки и тянется к младшему, который, уловив щедрый жест, тут же широко раскрывает рот и заглатывает еду как голодное животное, щурясь от удовольствия и с набитым ртом благодаря. Чимин снова испытывает лёгкость и беззаботность, подкармливает любимого друга и сам с усмешкой принимает из чужих рук порции овощей.
— У нас ведь всё нормально? — неожиданно спрашивает Тэхён, когда Чимин моет посуду.
— Да, — подумав, уверенно отвечает.
— Это хорошо, — Чимин слышит, как Тэхён улыбается, а потом напрягается, когда к нему пристраиваются сзади, обвивая талию руками, и удобно упираются подбородком в плечо, до ужаса напоминая недавнюю сцену.
— Да, — повторяет Чимин, не в силах спрятать настороженность. — Ч-что ты опять делаешь? — спрашивает он, когда Ким никак не реагирует.
— Обнимаю тебя, — отвечает Тэхён с интонацией, будто у него спросили самую глупую вещь на свете. Чимин выключает воду, вытирая руки о футболку, и разворачивается в чужих руках.
Ему нравится этот преданный тёплый взгляд, с которым Тэхён смотрит на него, нравится до мурашек, и Чимин сам не может контролировать это.
— У нас ведь всё нормально? — переспрашивает Чимин и крепко сжимает пальцами футболку на плечах шатена, оказываясь снова близко-близко, лицом к лицу.
— Да, — отвечает Тэхён шёпотом. От этого звука по спине ползут мурашки, преодолевая объятия, и движутся волной вниз.
— Хорошо.
И Чимин борется внутри с противным скребущим желанием, облизывает губы снова и снова, невольно акцентируя внимание Тэхёна на них, и сам скользит взглядом с глаз к губам — интересной формы, мягким, с вишневым оттенком, а ещё хочется снова убедиться в том, что они действительно такие горячие, какими помнит их Чимин, буквально обдающие жаром.
Поэтому он не понимает, в какой момент тянется вперёд самостоятельно, неловко врезаясь в чужие сухие губы, с обветрившейся плёнкой, которую хочется облизывать, пока губы не станут естественно мягкими.
Пугаясь собственных мыслей, до Чимина доходит, что именно он делает, с кем делает, и он отрывается от чужих губ, все ещё сухих, не способный поднять на их обладателя взгляд.
— Это твой поцелуй на ночь, — говорит Чимин опешившему Киму и, расцепляя слабые объятия, бежит в свою комнату, чтобы проораться в подушку и заснуть через несколько часов терзаний.
А Тэхён проводит по нижней губе большим пальцем, облизывается, не подозревая, что это хотел сделать Чимин, а потом губы невольно расползаются в широкой улыбке.
Тэхён бредёт в комнату с этими пресловутыми бабочками — не только в животе, — они будто заполнили всё его существо, оставляя своим копошением лихорадочную приятную дрожь. Не может стереть с лица эту дурацкую улыбку — он всегда улыбается, но сейчас так, что улыбка касается не только его лица, но и самого сердца. Он как школьница трепещет от воспоминаний, чувствует лёгкость во всём теле, с весельем вспоминая ошалевшее лицо пришедшего в чувства Пака.
Тэхён думает, что не будет давить на него, чтобы тот сам пришёл к осознанию того, что может чувствовать к нему.
Но он так только думает.
Потому что следующим утром, встав удивительно рано, впервые за долгое время он отправляется не в комнату к макнэ с намерением насладиться его заспанным видом и побесить, а прямиком к Чимину, как и ожидалось, всё ещё завернутому в одеяло и мило посапывающему в подушку.
— Хей, — говорит он негромко, приглаживая вставшие на голове вороньим гнездом волосы. Реакции не следует, и ему приходится повторить громче. — Хеееееей! — парень что-то недовольно бурчит во сне и переворачивается. — Чимин! Чиминни! Минни! Чим-Чимка! Малыш хёооон! — Чимин стонет громче и наугад замахивается с намерением вдарить хорошенько наглецу, но Тэхён вовремя перехватывает руку, переворачивая парня на спину и заставляя просыпаться.
— Господи, что тебе с утра пораньше нужно? — спрашивает он с самым жалобным видом.
— Мой утренний поцелуй, — Тэхён нагло тыкает пальцем в свою нижнюю выпяченную губу. — По-це-луй.
Сонный Чимин издаёт какой-то страдающий звук и заученным движением зарывается в пряди, притягивая к себе. Он чмокает его, и Тэхён не даёт сразу же отстраниться, мягко придавливая к кровати. Он улыбается, неловко и очень приятно соприкасаясь только губами, но так плотно, и Тэхён с наслаждением понимает, насколько они у Чимина мягкие и полные, просто созданные для поцелуев — не таких целомудренных и детских, и в момент, когда он уже хочет исправить это, парень под ним приходит в себя, окончательно просыпаясь, и с выражением полного офигевания на лице отстраняет за плечи.
— Доброе утро, — Тэхён улыбается, будто ничего необычного не произошло, и этот поцелуй — просто обыденность.
— Утро, — повторяет Чимин, судорожно схватившийся за ткань на плечах парня.
И начинается новый день. И если сначала Чимин чувствует себя откровенно сковано, то потом забивает на это с высокой колокольни, ибо Тэхён ведёт себя совершенно естественно. Всё так же вешается на Гука, потом собачится с ним же по пустякам, приползает к Чимину, чтобы подержать того в своих объятиях или они вместе с Гуком, разработав изощренные варианты издевательств, задевающие преимущественно его размеры, какое-то время донимают Пака, пока тот, растеряв под двойным неугомонным натиском контроль над эмоциями, не начинает бегать за ними по всему общежитию, швыряя в эту парочку все попадающие под руку объекты, которые с натяжкой можно назвать снарядами. Ему весело и спокойно, а ещё он чувствует себя отдохнувшим, чтобы плодотворно вернуться к активной концертной деятельности, и в порыве этих чувств Чимин утаскивает Чонгука в репетиционную комнату, где они в течение пары часов оттачивают движения или просто дурачатся.
Вечером, когда за окнами нет и намёка на солнечный свет, Джин волочет всех трёх хёнов в общежитие. Те выглядят уставшими, но довольными, и Чимин уступает им очередь в ванну, откуда как раз выходит проигнорировавший возрастную иерархию Тэхён. Он не потрудился одеться, поэтому откровенно притягивает взгляд к каплям воды, стекающим по шее к кромке домашних штанов.
— Идёшь спать? — усмехается Ким, перетягивая взгляд с нечетких очертаний пресса к глазами.
— Жду своей очереди в ванну! — ругается Чимин, вызывая этим фирменную квадратную улыбку.
— А я говорил тебе, что надо было со мной идти, — хитренько говорит Тэхён. Чимин хохлится и по старой привычке надувает губы, отворачиваясь, но его перехватывают со спины, прижимая к голому торсу. — Эй. А я вот спать иду, — шепчет на ухо, заставляя кожу Пака покрываться гусиной кожей. — Знаешь, что это значит? — он с намёком снова оттягивает губу.
Ну конечно Чимин знает. Знал бы даже просто по хитрому прищуру, но не может определиться, чтобы остаться в гармонии с самим собой, следует ему строить дурака или…
Это «или» мягко обхватывает его за подбородок, разворачивая лицом и решая сразу за двоих. Чимин держит зрительный контакт ровно до того момента, как их губы соприкасаются. Он невольно прикрывает глаза и слабо шевелит губами, разрешая приоткрыть их, мазнуть слюной, но не раскрыть полностью, чтобы появилась возможность пройтись языком по ряду зубов и сплестись с чужим в безудержном танце, как сплетение их рук в DNA. Чимин представляет себе этот поцелуй и жарко выдыхает, практически проигрывая самому себе, когда слышит:
— ЧТО ЗА НАХРЕН?!
Они отскакивают друг от друга как ошпаренные. В другом конце гостиной стоит по максимуму охреневший Хосок, на крик которого лениво выползают Намджун с Чонгуком.
— Что произошло? — спрашивает лидер, с интересом оглядывая присутствующих. Чимин чувствует, как сердце теряется где-то в желудке, и не может вымолвить и слова, безудержно краснея.
— Ч-что произошло? — повторяет эмоциональный хён, тыкая в младших указательным пальцем.
— Это… Мы… — Чимин пытается придумать что-нибудь вразумительное, сам не понимая до конца что, собственно, происходит и как характеризовать их с Тэхёном отношения.
— Что такое, хён? — беззаботно спрашивает Ви, ввергая Чона на пару с Паком в ступор. — Это мой поцелуй на ночь, — и подмигивает, окончательно выбивая друзей из реальности. Чимин пристыжено прикрывает глаза, а в голове только безнадёжное «идиот».
— Не понял, — честно признается Джун после нескольких секунд тишины. Чонгук согласно кивает.
— Чего вы? — собирая все актёрское мастерство, спрашивает Тэ. — Поцелуй утром, поцелуй перед сном, — шатен поочерёдно загибает два пальца на руке. — Дневного поцелуя я не добился, — обиженно бурчит он.
— Тэхён, ты… — только и получается выдавить из себя Чимину. Продолжение застревает ещё на стадии развития мысли.
— Чёрт вас дери, вы встречаетесь? — спрашивает Хосок. — Просто честно, вы же знаете, что мы всегда вас примем, все дела. — Тэхён открывает рот, намереваясь что-то сказать, но Чимин перебивает его, страшно боясь того, что могло вылететь из этого вредоносного рта.
— Нет! — выходит громче и отчаянее, чем должно для правды. Тэхён косится на него трудноопределимо — Чимин, краем глаза наблюдающий за ним, правда не может понять, что его взгляд означает. — Мы не встречаемся, — тише добавляет он.
— Эм, да, — соглашается Ви. — Это дружеские поцелуи. Вы что, никогда так не делаете? — спрашивает он удивительно искренне.
— Что? — Намджун отчаянно пытается понять ситуацию. — Эм. Дружеские поцелуи? В лобик?
— В губы! В гу-бы! — отвечает Хоби. Чимин начинает конкретно уставать от этого разговора. Не хватает только, чтобы пришли Джин с Шугой, чтобы в полном составе BTS обсудить тему дружеских поцелуев в губы. И если насчёт Шуги можно не переживать — ему будет слишком лень даже просто встать с кровати, то когда именно Джин выйдет из ванны — вопрос открытый.
— Ого, — в итоге выдыхает макнэ. — Тэхён и Чимин? — он напрочь игнорирует уважительное обращение, но никто не обращает внимания.
— И… — подозрительно начинает Джун, — многих ты можешь по-дружески поцеловать?
— Ну хочешь тебя поцелую? — весело спрашивает Ви, и старшего Кима даже передергивает.
Чимин удивлённо поворачивается к нему, не веря собственным ушам. Почему-то осознание того, что эти поцелуи ничего глубокого в себе не несут и могли достаться любому, причиняет боль. Пак стискивает зубы то ли от злости, то ли от обиды и с удивлением отмечает наворачивающуюся перед глазами мутную пелену. Ему только расплакаться тут не хватало. Он слышит, что мемберы продолжают мусолить эту тему, но уже не вслушивается в слова, желая просто уйти, наконец, в комнату и поспать.
— Так, ладно, — прерывает всех лидер. — Это ваше личное дело, просто не травмируйте никому психику, а то Хоби ещё долго отходить будет, — он по-доброму усмехается, треплет Чона по волосам и удаляется в комнату. Чимин берёт с него пример — пожелав всем доброй ночи, отправляется прямиком в свою спальню, чтобы сразу же, не раздеваясь, завалиться на кровать.
Уже в ворохе одеяла он позволяет нескольким скупым слезинкам затеряться в покрывале, не принимая причин, по которым они вообще появились. Он думает о том, что является собственником, и слышать подобное ему неприятно, или что просто задета его многострадальная гордость. Он не собирается принимать, что, возможно, — только возможно! — у него есть какие-то недружеские чувства к Тэхёну.
А поцелуи дружеские, — не получается проигнорировать эту громкую в своей горечи мысль.
Дверь в комнату приоткрывается, пуская внутрь тёмный, пока ещё безымянный силуэт, и Чимин щурится, чтобы понять кто и зачем к нему нагрянул. Окон в комнате нет, и единственным источником света является небольшой тусклый отсвет из коридора.
Чимин поднимается на локтях, когда кровать прогибается под чужим весом.
— Ты как? — тишину разрезает до чёртиков знакомый голос. Голос, который уже которую неделю льётся мелодичным потоком в наушниках Пака по ночам. Голос, заставляющий тело покрываться мурашками. Голос, который Чимин слышать не хочет. — Прости, что так вышло. Я виноват.
Я виноват, — передразнивает мысленно Чимин, кривляясь в лучших традициях Чонгука. Он собирает в лёгких воздух в надежде не растерять самообладание, продумывает в голове варианты нейтральных ответов, но Тэхён мягко и до урчания приятно поглаживает его по бокам, пересчитывая ребра, что со рта слетает:
— Пошёл вон.
Он не хотел говорить этого. Не хотел показывать того, что эта ситуация так сильно задевает его. И не гордость, хотя можно соврать Тэхёну, если врать себе уже не получается, а…
Сердце.
— А? — удивлённо восклицает Тэхён, замирая, но не отнимая рук от напряжённого тела. Чимин сам грубее, чем хотелось бы, сбрасывает с себя чужие конечности и показательно отворачивается к стене, чувствуя, что готов отдаться на растерзание эмоциям и что чёртов голос в следующий раз его подведёт. — Тебя настолько сильно задела эта ситуация? — от искреннего удивления в басистом голосе Чимин чувствует ядом распространяющуюся по венам ярость, животную, необузданную, как стихийное бедствие — оно должно смести всё на своём пути прежде, чем успокоиться, оставив за собой шлейф из разрушений. И что именно Чимин собирается разрушить, не знает и он сам.
— Ты! — он резко разворачивается, слепо врезаясь в широкую грудь, но не обращает на это внимания, тыкая сжатым кулачком в твёрдые мышцы. — Ты, со своими сраными дружескими поцелуями знаешь куда иди?! — как он и думал, голос начинает неконтролируемо дрожать, как не дрожит даже на выступлениях, и уходит все выше и выше в диапазоне. — Я не какая-то там обнимательно-поцелуйная игрушка, корот… Которую! — снова бьёт кулаком. — К которой можно прийти и обнимать-целовать, когда тебе этого захочется, и.! — Чимин жадно глотает воздух, вновь и вновь осыпая напряженную грудь ударами, вырываясь из хватки, когда его руки пытаются зафиксировать. Губы Тэхёна шевелятся, но Чимин не видит этого в темноте и сквозь навернувшиеся на глаза постыдные слезы, и не слышит того, что ему пытаются сказать. — Так что иди и целуйся с кем-нибудь другим, у тебя достаточно друзей!
-… Чимин! ЧИМИН! — повторяет Ким, а потом пугается, потому что колотящие его кулачки расслабляются, и весь Чимин сутулится, буквально растекается в его руках, визуально становясь ещё меньше, чем есть на самом деле. Парень на мгновение отстраняется, чтобы телефонным фонариком осветить комнату, и обхватывает старшего за предплечья; на мгновенье замирает, когда чувствует исходящую от парня крупную дрожь, и резким движением вскидывает его, чтобы одной рукой обхватить талию, не позволяя развернуться, а другой поднять за подбородок, встречаясь с поплывшим обиженным взглядом. — Господи, Чимин, ты…
У Чимина в голове много хаотичных мыслей, неспособных собраться в какую-нибудь логическую кучу. Он шмыгает, испытывая стыд и желание провалиться если не сквозь землю, прямо к ядру, то хотя бы через кровать. А в особенности противно от того, какой трепет испытывает все его существо от заботливых поглаживаний и встревоженного взгляда. Тэхён молчит до тех пор, пока Чимин не приводит дыхание в норму. Ви бережно утирает рукавом растянутой водолазки слезы с соплями и снова заглядывает в красное лицо.
— А теперь давай заново, — мягко просит Тэхён, продолжая кончиками пальцев выводить незамысловатые узоры от подбородка к уху. Пак поджимает губы и отводит взгляд к боковой еле освещенной стене. — Ладно, — успокаивает себя после ответного молчания. — Во-первых, ты не. Как ты сказал? Поцелуйная кукла? — Тэ игнорирует колкий взгляд из-под чёлки и продолжает. — Так вот, ты не она, — Чимин порывается что-то ответить на это, но младший прижимает к мокрым губам палец, призывая заткнуться. — Это во-первых. Во-вторых, нет никаких дружеских поцелуев, — Ким старается сохранять спокойствие, потому что пустить слезы в ответ — последнее, что он хочет сделать в подобной ситуации. Его слегка потряхивает от волнения, но осознание причины бурной реакции Пака заставляет внутренности сжиматься в трепетном ожидании.
— Нет? Утром, ночью, а днем не добился, — выплевывет Чимин и хочет добавить это гадостное «так спроси у кого ещё, вдруг добьёшься».
— Нет, Чимин. Никаких дружеских поцелуев. Никогда.
И в доказательство опрокидывает парня на спину, нависая над ним, стойко переносит неслабый удар, но подавляет чужое сопротивление, наваливаясь сверху и остервенело, не свойственно себе, припадая к припухшим мокрым губам, собирая своими соленую влагу, а после прикусывая до чужого скулежа и железного привкуса во рту. Он отстраняется от слабого всхлипа, утонувшего в поцелуе, и с сожалением взирает на плоды своего нетерпения. Смотреть на такого Чимина — с опухшими от слёз глазами и неестественно красными губами со следами чужих зубов — не то, каким он хочет его видеть. Он бы купал его во внимании и заботе, мечтал оберегать и быть тем, кто всегда утешит, а не тем, из-за кого придётся утешать. Но он здесь, обхватывает тонкие запястья длинными пальцами, не давая вырваться.
— Это, — Тэхён делает над собой усилие, чтобы удержать всю влагу в глазах, — не был дружеский поцелуй, — он чувствует, как конечности начинают подрагивать, и освобождает обмякшего парня от хватки, проводя ладонью по щеке. Чимин смотрит снизу вверх распахнутыми глазами и громко сглатывает. — И это, — Тэхён наклоняется, давая время оттолкнуть себя, но в итоге тянется дальше, накрывая истерзанные губы так, как хотелось — мягко и тягуче, аккуратно проводя языком между верхней и нижней губой, будто извиняясь за причинённую боль, а потом толкается глубже, раскрывая, и проглатывает слетевший стон, от которого все внутри переворачивается. Чимин снова дрожит, обхватывает его шею руками, прижимая так крепко, как только может, дышит заложенным носом через раз, и Тэхён нехотя отрывается, обрывая интимную ниточку слюны и заглядывая в открывшиеся светящиеся в отблеске фонарика глаза. — Тоже не дружеский, — заканчивает Тэхён, прижимаясь своим лбом к чужому. Чимин смотрит на него несколько долгих секунд, бегает взглядом по всему лицу и улыбается как-то робко и до ужаса обнадеживающе.
— А этот? — спрашивает он с придыханием и тянет Кима вниз, прижимаясь губами и тут же отстраняясь, как они делали прежде. Тэхён счастливо улыбается и отвечает:
— Это самый недружеский поцелуй.
Разрядившийся телефон издаёт последний плаксивый звук, и комната вновь погружается во мрак. Тэхён чувствует, как Чимин сплетает их руки и языки.
И Тэхён знает, что сейчас сплетаются их жизни.