Гитара

На площади выступали музыканты. Мигель обернулся: отец и мать были заняты покупателями, бабулита отчитывала дворнягу (наверное, она снова стащила со стола во дворе что-то вкусное), и, в общем, это было самое подходящее время, чтобы сбежать. Мигель вписался в толпу, как маленькая яркая рыбка: быстро и точно, поднырнул под чьим-то локтем, отпрыгнул в сторону от телеги с фруктами и выбрался из шумной толпы совсем рядом с музыкантами. Ими оказались странные ребята — чернявый бледный мужчина вместе с красивой и слишком обнажённой девушкой предлагали сыграть зевакам в кости, а третий — светловолосый и какой-то немного не от мира сего — наигрывал на старой гитаре бодрый мотивчик. У Мигеля пальцы заныли, так хотелось тоже!.. Про этих ребят он слышал многое. Они появились в городе неделю назад и, несмотря на откровенное жульничество, никто их не прогонял и не пытался наказать. Своими уловками, улыбками и весёлым нравом они пришлись по вкусу многим, а раз скоро праздник, то и не стоит омрачать его разборками и руганью. Пусть себе заработают немного деньжат и еды, если, конечно, сами буянить не начнут. А ещё у них был конь, на котором обожали кататься дети, и за это взрослые благодушно закрывали глаза на краплёные кости и лишние карты в рукавах. Но Мигель, конечно, смотрел только на гитару. — Хочешь? — Светлый заметил его интерес и прервал зажигательную мелодию на середине ноты. — Не бойся, подойди! — Мне… бабушка не разрешает. — Совесть всё-таки проснулась, мешая опрометью броситься к щедрому взрослому и принять его предложение. Мигель даже глаза зажмурил, чтобы гитара не вводила в искушение. — Но очень, очень хочется! — Твоя бабуля ничего не узнает, — заговорщицким шёпотом пообещал светлый и практически сунул в руки Мигелю гитару. — Не бойся, я правда не скажу. В отличие от того раза, когда бабулита неожиданно появилась за спиной Мигеля и едва не прикончила музыканта, который покусился на «невинную деточку», сейчас всё было тихо. Только семья Ривера терпеть не могла музыкантов и певцов, остальные относились к этой профессии более чем благосклонно. Светлый мужчина многозначительно поиграл бровями, намекая, что гитару можно не только обнимать, как страстно любимую женщину, и Мигель решился. Сперва у него получилось совсем не так, как у Эрнесто де ла Крус, ну да он и не был пока великим музыкантом. Пальцы от напряжения сводило, ноты путались и струны жалобно гудели. Но под ободряющим взглядом доброжелательных голубых глаз Мигель расслабился и сыграл вполне прилично одну из своих любимых песен. — Что это? — поинтересовался светлый с улыбкой. — Сам придумал? — А?.. Да нет, нет! Это песня вот его! — Мигель ткнул пальцем в статую Эрнесто. — Он наш герой. — Правда? — Кажется, светлый прибыл совсем издалека и ничегошеньки не знал ни про Эрнесто, ни про колокол, который так трагически оборвал великую жизнь. — Не похож он на героя… Впрочем, не мне судить о твоём кумире. Странный мужчина хохотнул, но как-то невесело, а взгляд его, направленный на статую, был далёк от слепого обожания. — Уверен, ты сможешь сам написать не менее замечательную песню, — сменил он вдруг тему. — Главное, прислушайся к тому, что говорит твоё сердце. Да, Эрнесто де ла Крус тоже так говорил, хотелось гордо сказать Мигелю, но он почему-то молча кивнул и отдал гитару хозяину. Инструмент нагрелся от человеческого тепла и был очень приятным на ощупь, хотя Мигель мог поклясться, что, когда брал его, он был ледяным, словно со дна горного ручья. — Мигель, что ты там застрял! — Мигель вздрогнул и лишь когда светлый ответил: «Иду, Тулио, минуту!», выдохнул: не бабулита. — Вас тоже зовут Мигель? — Ага, популярное имечко во все времена, не правда ли? — усмехнулся второй Мигель, отряхнул красную рубаху, которую было уже не спасти, и побежал вслед за друзьями. Он был странным, ну, насколько тут вообще можно найти адекватных людей. Отчего-то у Мигеля возникло чувство, будто этот Мигель мог знать Эрнесто де ла Круса или каким-то образом попасть к нему, но это было невозможно — мёртвые возвращаются только один раз в году, а сейчас день и вообще: Мигель, кем бы он ни был, выглядел слишком живым. Скорее всего, у него просто слишком богатое воображение.