Тупые фетиши тупого демона

      — У тебя должна быть причина. Понимаешь, обоснуй, мотив, мать твою, мотив гребаный есть у тебя? Тебе его надо придумать, потому что иначе все выходит неправильно, получается хуйня, и мне кажется, что это я тебя насилую.       В общем-то, так оно и есть.       Это Кроули его насилует.       Люцифер вздергивает брови. Смотрит, как на ебнутого. По правде говоря, в плане Кроули у него есть только два взгляда: «как ты заебал» и «ты ебанутый». Никакой из них не отражает реально его мысли.       Точно так же, как и человеческий облик не отражает его внутренностей. Внутренностей у него, вроде, вообще нет — Кроули имеет ввиду характер.       С виду аккуратненький такой, с иголочки одет, лицо, способное на две эмоции, стальное кредо высечено на лбу: «мне похуй и тебе советую». А на деле — засранец последний. Второсортный мудак из обычного бульварного романа. Прямо вот из массовки вырванный. Не то чтобы Кроули разбирался в бульварных романах, но что-то такое, наверное, в нем есть.       — Мотив, чтобы тебя выебать? Серьезно? Кроули, ты ебанулся, даром тебя в святой воде не сожгли.       Кроули морщится и заворачивается в одеяло полностью. Магическим образом появляется второе. Кроули стягивает и его.       — У тебя должен быть мотив, чтобы быть таким злоебучим мудаком, — Люцифер чудесит третье одеяло. Это стянуть не получается — кончик зажат в его руке. Кроули только шипит и раздосадованно пинает его локтем в ребра. Если у него есть ребра.       — Это я-то мудак злоебучий? Ты себя видел? Иди на хуй, вообще, и пусти меня, я пойду домой.       — Я тебя и не держу, между прочим.       Кроули только хмурится и поворачивается на другой бок.       — Ага, в этом и проблема. По тебе сразу видно, что ты ни одной книжки не прочитал.       — Читал, — кидает раздраженно (а может даже и обиженно) Люцифер и зажигает сигарету. Одеяло ему и вовсе не нужно — он выебывается больше. Чтобы Кроули позлить.       — И как она называлась? «Как укрепить семью каннибализмом и инцестом»?       — Не, что-то от Паланика.       — О, ну тогда ясно, почему ты такой.       — Какой?       — С философией «все, что не говно, то — кишки». Что из этого я, очень интересно?       — Надоедливый пиздюк, вот ты кто.       Кроули снова морщится. На самом деле, с его лица это выражение просто-напросто не слезает. Он ерзает, пялится в серую стену, на которой, кажется, даже обоев нет, потому что вряд ли Люцифер читал дизайнерские каталоги или вообще не брезговал обращаться за помощью к специалисту. У Сатаны тут не просто аскетично, а как в морге. Кроули ощущает себя трупом на сеансе препарирования. Все пялятся в его внутренне органы, а он даже прикрыться не может. Довольно стыдно, если честно.       — Ну так хули ты со мной таскаешься тогда?       — Я не таскаюсь. Ты смешной просто. Так что ты там про книги говорил?       Кроули не отвечает. Вообще Люциферу в принципе отвечать не хочется. Из вредности. Возомнил из себя черт знает кого ещё с самого-самого начала, а после несостоявшегося апокалипсиса совсем головой пошел. Кроули его не особо-то и винил, ему надо было для вида кого-нибудь наказать. Не Адама же пиздить, правильно. «Он ребенок» — пояснил тогда Люцифер. И сломал Кроули ещё одно ребро.       Однако, бить ему надоело быстро — Кроули к боли привык ещё пару тысяч лет назад, так что едва его возможно было удивить стеклом в глотке. Когда ты неубиваемый все методы пыток спустя сотое повторение становятся скучными и неинтересными. Люциферу надоело раньше.       Он пытался повлиять через Азирафеля, но вот в чем проблема — в их реальности Сатаны больше не существовало, и Кроули быстро раскусил, что это все просто иллюзии внутри его башки и в реальном мире максимальная опасность для Азирафеля — это пролитое на страниц книги какао.       — Давай, блять, говори, хули молчишь. Начал — продолжай, — Люцифер больно пихает локтем меж лопаток и Кроули подскакивает от резкого движения и сваливается на холодный пол. Холодный до того, что на нем воду замораживать можно.       — Мудила, — шипит Кроули сквозь зубы, забирается обратно. Вроде ад же, а холод дикий. Все темно, глухо и нихрена непонятно.       Сатана хватает его за щиколотку и тащит на себя. Кроули хватается одной рукой за простынь и просто съерзывает её, когда рывком его подтягивают так близко, что Кроули просто перекидывает ногу через чужие бедра.       — Что ты хочешь? — Кроули опирается на локти и смотрит. Хмуро, зло, недовольно.       — Расскажи мне про книги.       — Я говорил о том, что в книгах, когда кого-то насилуют, то их насилуют либо от чистой любви, либо от чистой злости. Должны не отпускать из темницы, а потом обнимать.       — Зачем обнимать? — лицо Сатаны вытягивается.       — Чтобы люди подрочили на стокгольмский синдром.       — Фу.       — Ага.       Кроули кивает. У Люцифера очень расплывчатое понятие этого «стокгольмского синдрома» — он наверняка думает, что это когда жертва начинает жалеть своего мучителя, а в конце они кормят друг друга с ложечки и мучитель обязательно перестает быть насильником. У него исчезают все психические болезни и фетиш на то, чтобы кого-то бить ногами.       Кроули знает об этом намного более подробно. Он смог бы защитить по этой теме диссертацию и все такое. Он знает, что насильник вовсе не будет потом кормить тебя печеньем и ходить по психотерапевтам, чтобы излечиться ради тебя. Хотя бы потому, что в аду нет никаких психотерапевтов, да и вообще «ну и гадость, Кроули, ты же знаешь о моих отношениях с врачами».       Ага, Кроули знает. Те ещё ублюдки: ни тут, ни там. И куда их потом при распределении девать? Вот и реинкарнируются из раза в раз, всем уже надоели. Те ещё борцы с естественным отбором.       — И у них есть мотив. А тебе — просто скучно.       — Ну и что?       — Ничего. Мог бы для вида меня силой подержать. Цепями приковать, что-нибудь такое. Не знаю.       Люцифер устало отмахивается и отворачивается, продолжая держать за щиколотку такой хваткой, что Кроули мог бы расцепить его пальцы силой мысли. Но он просто не хочет.       Из Кроули жертва, конечно, крайне хреновая. Его отпустили после седьмой пытки, потому что он перестал забавно кричать («мне за это не платят, а бета-режим закончился»), а у Люцифера кончилась фантазия.       Кроули пришел через неделю. Сам. Сказал с самым будничным лицом: «Сделай мне больно».       Вот так работает стокгольмский синдром. И никто не ходит ни по каким психотерапевтам. Хотя Кроули догадывается, что Азирафель обязательно попытается его к кому-нибудь затянуть, как только узнает где, с кем и как пропадет Кроули по вечерам.       И что он, интересно, ему скажет? «Добрый день, доктор, я трахаюсь с Сатаной, а ни Сатана, ни Азирафель этого не хочет»?       Самое ужасное, что Люцифер даже не строит из себя порядочного насильника.       Пока не скажешь «ударь меня» — никаких пощечин или шлепков. Люциферу это не нравится, он говорит про это «фу, какая-то дешевая порнографическая ересь, и ты ещё искуситель? Тебя бы с такими методами уволить давно пора». Кроули тогда выплюнул только: «сука, я с яблока начинал, ты бы яблоком даже птицу сбить не смог». И вот тогда он его ударил. Не так, как хотел Кроули, а кулаком, но лучше уж так.       Люцифер — это просто скучное депрессивное мудло, которому очень скучно и все надоело. Он думал повеселиться на апокалипсисе, устроить крутую вечеринку из человеческих кишок, а теперь вынужден опять сидеть и киснуть в этой прогнившей сырой коробке. Теперь ещё и одного демона с его припизженными фетишами с кинк.кома трахать приходится, потому что он слишком навязчивый.       Кроули очень, на самом деле, разочаровался. Он-то думал, что Сатана по-прежнему тот амбициозный парнишка с садистскими наклонностями и повышенной активностью. Ан, нет, теперь это типичный большой Босс (даже не большой папочка, черт его дери, Кроули пытался его так называть, даже у него язык не повернулся). Он теперь заебанный, уставший и в завязке от алкоголя, потому что не просто печень заполнила собой все тело, притеснив желудок (хотя бы потому, что у него нет печени) — его полноценно от него уже тошнит.       В общем, никакого ультранасилия, только лайтовые фетиши из «пятьдесят оттенков серого». Кроули грех жаловаться.       Он все-таки пытается снова:       — Сделай мне больно.       — Ай, не хочу. Давай лучше фильм посмотрим какой. Давно фильмов не видел.       Кроули устало выдыхает и все-таки встает, едва не прыгая по ледяному полу. Потом притаскивает собственной ноутбук, загружает «бешеные псы» и кутается в одеяло, чтоб согреть ноги.       Сатана просто уставший мужик, который хочет полежать на диване и не трахать никаких демонов с СДВГ.       — Это который с Тарантино?       — Ага. Ты что, знаешь его?       — Не, только что прочитал на обложке.       Кроули хмыкает и включает фильм. Хочет фильм — пускай будет фильм. Кроули закидывает свои ноги на его бедра, утыкается подбородком в какое-то странное по температуре плечо и пялится на заставку.       Кроули до сих пор не смирился, что Сатана — милостивый ленивый старый пердун, которому только на лицо лет сорок, потому что он себе выбрал такую оболочку когда-то по абсолютно глупой ошибке.       Кроули не жалуется.       Надо было срывать что-то по-интереснее апокалипсиса, а пока он наработал только на фильм и на тупой усталый гундеж Сатаны. И не то чтобы ему не нравилось.       Не стокгольмский это синдром, не стокгольмский.       — Точно не ударишь?       — Да отстань ты.       — Ну поцелуй хотя бы. Хоть что-то должно быть, чтобы я мог назвать себя хотя бы неполноценной, но жертвой стокгольмского синдрома.       — Как же ты и твои тупые фетиши меня заебали.       И все-таки целует, одним глазом пялясь на экран. Старый нудный ублюдок.       Ну хоть целуется неплохо.       Кроули думает, что в следующий раз притащит яблоко. Вдруг на Люцифера подействуют эти устаревшие штучки?