Эхо войны

Едва за детективом закрылась дверь, как Грэм снова снял маску. Для его непрерывно гудевшей головы она стала слишком тяжёлой. Он устало покосился на стопку бумаг, мирно покоившуюся возле его локтя. О возвращении к работе в таком состоянии не могло быть и речи: мысли путались, руки сильно дрожали. Карпентер чувствовал себя тяжело больным. До той степени, когда человек может только лежать под одеялом и молить Господа об облегчении своих страданий. Однако Грэм не мог позволить себе такой роскоши. Он упорно продолжал трудиться, пока ещё мог более-менее ровно писать. Его собственная подпись окончательно превратилась в неразборчивый зигзаг – и он перешёл на устные распоряжения. Язык начал заплетаться – он запретил заходить к нему кому-либо, кроме Бенджамина. Верный управляющий понимал его с полуслова. Молитвы теперь шептались сами собой, когда он оставался один. Карпентер отчётливо понимал, что вышел на тропу войны. Скользкий священник набрался дерзости и явился к нему один или два раза, принеся с собой несколько соблазнительных предложений о сотрудничестве в обмен на спокойный сон. У Грэма ещё хватило сил вежливо отшить его, а не прогнать взашей. Он не мог гарантировать, что при следующей встрече не снесёт ему голову выстрелом из дробовика. Или не кинется ему в ноги, умоляя о помощи. Не ясно, что вероятнее. Вдобавок ко всему, теперь придётся беспокоиться о детективе. Его «визит» нанёс секте ощутимый урон, однако одному человеку не под силу окончательно изничтожить такое порождение зла. Тем более за один заход. Что греха таить, Грэм опасался, что он пожелает закончить начатое, легко сопоставив факты. Мистер Рид, несмотря ни на что, был человеком сообразительным и наделённым острым чувством справедливости. Грэм бы сам с удовольствием избавился от них, но сперва попытался решить вопрос мирным путём. Откупиться от них, проще говоря. Как-никак, они оказали ему услугу. И располагались не где-нибудь, а в их старинной семейной церкви. Карпентер допустил ошибку, позволив себе быть мягким, потому что Церковь Искупления не собиралась отвечать ему той же любезностью. У них были на него большие планы, как оказалось. Только вот он их не разделял. Если Чарльз Рид окажется впутан в это дело, кто знает, чем оно для него закончится. Создание клонов – детская забава, трюк. Сектанты, обозлённые его выходкой (что именно детектив натворил в Церкви до конца выяснить так и не удалось, но святой отец посвятил немаленький абзац своего последнего дружелюбного письма ругани в его адрес), могут сотворить с ним вещи много ужаснее. Живое воображение Карпентера, подогретое каждодневными кошмарными видениями, рисовало далеко не радужные перспективы. Нет, Рид должен остаться в стороне. Это не его битва. И то, что Грэм создал себе такие проблемы – не его вина. «Надо сказать Бенджамину, чтобы проследил за ним. Придумал какое-нибудь объяснение, почему я не могу его принять,» – подумал Карпентер, подавляя очередной зевок. Неприятно было так гнать Чарльза от дверей, пусть даже максимально ненавязчиво. Грэм мог только надеяться, что детектив не сочтёт подобное за оскорбление. Поразмыслив минуту, он поспешил утешить себя мыслью, что попросит управляющего справляться о нуждах Рида и помогать ему по мере необходимости и возможностей. Бедняга Бенджамин, столько всего свалилось на его плечи. Он привык тяжело работать, но Карпентеру начинало казаться, что он злоупотребляет его терпением и верностью. Пожалуй, у них теперь было слишком много работы.

***

Детектив покинул кабинет, но уходить из особняка не спешил. Благо, оставшиеся подручные Карпентера уже знали его в лицо и с предложениями начистить морду или окунуться в канаву не лезли. Хотя гангстеры явно переживали не лучшие для себя времена. Проходя к лестнице, Рид слышал, как один из них жаловался другому: ну какая, к чёрту, благотворительность? Действительно. Чарльз готов был недоумевать вместе с ними. Откуда только взялась в Грэме эта тяга облегчить страдания всех страждущих, которых он мог и не мог охватить взглядом одинокого глаза? Его отца сложно было назвать сильно религиозным человеком. Да что там, просто добавить к его имени прилагательное «добрый» язык не поворачивался. И даже на благородного бандита он не был похож. Не самый обаятельный старик из тех, которых Риду приходилось видеть. Тем не менее, его сын будто пришёл откуда-то из другого мира. При беглом взгляде трудно было уловить хотя бы внешнее сходство между ними, только мучительно сопоставляя черту за чертой можно было получить какой-то результат. И его благородные порывы – определённо не заслуга Брутуса. Тот разве что научил своего единственного отпрыска радикально решать проблемы. Иначе у того не возникло бы идеи убрать прежнего главу семейства и поставить на его место бестолковую куклу из плоти. Солдаты так не поступают. По сути, Брутуса Карпентера можно было обвинить во всех бедах, случившихся теперь, но для этого Чарльзу необходимо было заиметь полный список оных. Остановившись в холле, он обвёл внимательным взглядом пространство дома, отмечая, что изменилось с последнего его визита сюда. Зеркала. Любые: большие, маленькие, – они исчезли со стен, из шкафов. Пропал даже маленький портсигар, раньше лежавший на столе. Его пустая створка хранила пожелтевшее от просыпавшегося табака зеркальце – оно тоже оказалось сметено неведомой рукой. Дверцы кухонного шкафа зияли провалами вместо стекла. Всё, что могло хоть как-то отражать окружающий мир, исчезло с глаз долой. Лазать по чужому дому без разрешения хозяина – дурной тон и удел воров. А также обеспокоенных благополучием этого самого хозяина людей, для которых он пытается делать хорошую мину при плохой игре. Интересно, Карпентер убрал все зеркала, чтобы не видеть, насколько несчастный у него сейчас взгляд? Или с чистой совестью игнорировать синяки под глазами, до того тёмные, словно их сажей нанесли? Поводов для шуток тут было мало, но Чарльз силился хоть как-то себя успокоить. Беглый осмотр дома никаких дополнительных странностей не выявил, и детектив наметил себе следующую цель: спальню хозяина. Возле её двери, по счастью, никого не было, и он смог беспрепятственно проникнуть внутрь. Здесь царил жуткий беспорядок. Весь пол был уставлен свечными огарками, фитили которых утонули в собственном воске, прогорев до упора. Постель оказалась не застелена, одеяло сбито небрежным комом у края. Судя по всему, здесь никто не спал уже несколько дней. Жаль, у Грэма не было привычки вести дневник, это могло бы что-нибудь прояснить, а проникнуть в его мысли Чарльз возможности не имел. Среди всего прочего, спальня осталась единственной комнатой с зеркалом. Остатками зеркала. Тяжёлая рама ощетинилась крупными осколками, покрытыми сетью трещин. Один или два куска стекла выпали и валялись теперь на полу. Туалетный столик был покрыт тонким слоем пыли, его давно не касалась тряпка. В целом, вид у комнаты был… нежилой. – Странно, что их до сих пор не убрали, – пробормотал Рид, наклоняясь и изучая осколки на полу внимательным взглядом. – Они боятся сюда заходить или им просто запретили? Останки зеркала ехидно блеснули, но ничего умного детективу не сказали. Больше материальных улик здесь не осталось. Тёмная рама разбитого зеркала выглядела особенно зловеще, выделяясь на фоне общего убранства спальни: брошенной сейчас, но когда-то всё же уютной. Закрыв на мгновение глаза, детектив перевёл взгляд на бронзовый овал. Оно сделало это само собой. Длинная трещина со множеством изломов перечеркнула отражение лица, искажённого страхом. Что это было? Перепад давления из-за смены температур, некачественное стекло? Трудно сказать. Выглядело так, будто кто-то постучал с другой стороны. Чёрная паутина стремительно покрыла прежде гладкую поверхность, и Грэм, вскрикнув, рухнул на пол, хватаясь за голову. Большего зеркало не сохранило. Помотав головой, прогоняя остаточные образы, Чарльз задумчиво сложил руки вместе, соединив кончики пальцев. Он не смог рассмотреть, что именно так напугало Карпентера, но если он так долго не был в собственной спальне, то ничего удивительного, что у него такой болезненный вид. Бедняга просто не спит. В воспоминании он был одет так, словно как раз собирался лечь. Лунатизм? Кошмары? Галлюцинации? Вряд ли последнее, Рид за свою жизнь повидал сумасшедших, и Грэм не походил и на самого безобидного из них. Безумие не тронуло его раньше, с чего этому случаться теперь?.. Изучив расположение огарков, опасливо потрогав осколки и без особой надежды ткнув пальцем размётанную постель, детектив пришёл к выводу: надо дождаться ночи. Только посмотрев своими глазами, удастся понять, что именно не так с мистером Карпентером. Расспросы не принесут пользы, рабочие и управляющий тоже, скорее всего, знают немного и не имеют возможности прозреть истину. Для нужд шпионов тут имелся просторный одёжный шкаф. Раз комнату не посещают, он послужит надёжным укрытием… Только бы Бенджамин не отправился искать гостя, который вошёл и не вышел.

***

Никто так и не потревожил Чарльза. Он мирно просидел в шкафу до тех пор, пока за окном не стемнело, а из коридора не донёсся бой часов, возвестивших, что на дворе уже первый час после полуночи – время, когда все нормальные рабочие люди уходят спать. Рид, впрочем, предпочёл подождать до двух. Для надёжности. С тех пор, как началась его карьера частного детектива, его и шкаф соединили узы крепкой мужской дружбы. Трудно найти более надёжное укрытие в чьём-то доме, если только там нет сундука или подвала. Но на сундук могут сесть, а вот на шкаф – нет. Чарльз в совершенстве овладел искусством пряток, умудряясь скрываться даже от тех, кому вдруг приспичивало покопаться в вещах. Срабатывало то, что мозг человека – штука однозадачная. Пока занят поисками нужной рубашки, не заметишь, что где-то под старым пледом и халатами скрывается нечто лишнее. Раз или два у Рида случались приступы клаустрофобии, но, благодаря его невероятному везению, без последствий. Глухая ночь. В спальню до сих пор никто не зашёл. Шаги в доме стихли. Приоткрыв дверцу, детектив осторожно выглянул – никого. Мягкий ковёр поглотил его шаги, пока он крался к выходу из комнаты. Доски пола были милостивы и не издали ни единого скрипа, чуть прогибаясь под ногами Чарльза, пробиравшегося к кабинету, держа ушки на макушке. Никто не встретился ему по пути. Дверь кабинета была приоткрыта, из щели пробивался неровный свет. Пробравшись к ней, Рид убедился, что она достаточно широка, чтобы он мог спокойно заглянуть в кабинет без страха быть замеченным. По крайне мере, сразу. От увиденного у него неприятно похолодел живот. Грэм был там не один.