Правда или действие

      — Правда или действие?       — Мне не до этого, Кокичи, — Саихара осматривался, водил руками по стене, время от времени постукивая.       — Ну да, конечно, пялиться и лапать стены в тишине гораздо интереснее, — Оума надул губы, но тут же растянул их в своей фирменной якобы невинной ухмылке. — Правда или действие?       Кокичи видел лишь затылок Шуичи, но точно был уверен, что тот закатил глаза, от чего ухмылка на лице назойливого паренька стала чуть шире.       — Правда.       — Так-так-так, — Оума шумно стукая обувью об деревянный пол, шагая взад-вперед, не спуская глаз с детектива. Хотелось услышать шумные выдохи или увидеть напряженные плечи, которые выдавали бы его раздражение, но Шуичи был до безобразия спокоен. — Зачем ты каждую ночь сюда меня приволакиваешь?       — О чем ты вообще? — плавно проведя рукой по стене, абсолютно ровным голосом спросил Саихара. — Если бы я и промышлял чем-то подобным, то в качестве своего спутника предпочел бы точно не тебя.       — Это грубо, милый Саихара, — протянул Кокичи, прокрутившись на пятках.       — Ну, ты же хотел правду, такие правила.       Каждую ночь они оба оказывались здесь. В странной томно освещенной комнате, декорированной явно человеком со специфичными вкусами: широкая кровать, окруженная нелепой детской каруселью, обилие красного цвета, шелковые занавесы у стен.       — Правда или действие? — Кокичи не позволял тишине затянуться.       — Ты уже спрашивал, разве можно два раза подряд?       Почему он даже не оборачивается? Отвечает будто механически, а всем сознанием и телом погружен в свое дурацкое занятие по изучению загадочной комнаты. Ведь почему-то же они оба тут просыпаются каждую ночь, не помня, как сюда попали и с какой целью — должна быть причина. Детективы не могут жить без причин ко всему на свете.       — О, так ты вливаешься в игру, хочешь тоже спросить?       — Правда.       Кокичи усмехнулся:       — Зачем ты каждый раз стираешь мне память о том, что мы тут были? — он демонстративно обхватил свои плечи и сделал жалобный голос. — Вдруг ты творил со мной всякое, а потом стирал память, чтобы потом повторять снова и снова, любуясь моими свежими эмоциями, как гадко, милый Саихара! Но я, так и быть, прощу тебя…       — Что ты несешь? — нервно усмехнувшись, ответил Шуичи. — Как ты себе это представляешь? Я вообще-то тоже ничего не помню, пока не вернусь сюда. И это тоже загадка, которую я хочу разгадать.       Изучает-изучает, а очевидного заметить не может — оформление комнаты если и хранит какие-то тайны, то только интимного характера, что не совсем характерно для бункера, в котором школьники играют в игру на выживание. Кокичи уже на второй раз сообразил, что этой комнаты не существует, а великий детектив в погоне за своими глобальными тайнами даже не понимает, что ему просто снится сон.       — Правда или действие?       — Правда, — Саихара понял, что нет смысла сопротивляться и придется выбирать меньшее из двух зол, но таки выдохнул чуть громче, тем самым зажег огонь в фиолетовых глазах.       — Нет, действие, по правилам после двух правд по-любому идет действие! — Кокичи вытянул руку, ткнув пальцем Шуичи между лопаток, заставив того вздрогнуть — настолько сосредоточен был. — Что бы попросить?       Одновременно со злорадным смешком прозвучал еще более громкий выдох, и эта симфония эмоциональных знаков приятно уколола Кокичи в живот.       — Тебе самому не интересно разобраться?       — Нет, — ответил Оума, глядя в потолок.       Не особо хотелось, потому что вдруг разгадка разрушит эту замечательную традицию — оставаться наедине в этой подозрительной, но закрытой от внешнего мира комнате. Дверь в нее не была заперта, но стоило выйти за нее — они просыпались. Так что, благо, супердетектив теперь сам был заинтересован в том, чтобы не уходить, ведь память не сохраняется, за пределами комнаты, приходится все заново осознавать, когда возвращаешься сюда вновь.       Кокичи соврал, что у него тоже отшибает память до следующего возвращения. Сны он отлично запоминает, особенно такие — с Шуичи.       — Итак, действие, хм… — Кокичи рухнул спиной на кровать, которая оказалась еще мягче, чем он предполагал, затем приподнялся на тонущих в перине локтях. — Придумал! Обыщи меня.       На этот раз Саихара выдернул себя из своего изучающего окружение транса и (наконец-то!) развернулся и направил недоумевающий взгляд на собеседника, к чьей непредсказуемости, кажется, невозможно привыкнуть:       — Чего?       — Обыщи меня, — Кокичи прищурил глаза, упиваясь этой совсем маленькой дозой долгожданных эмоций, которые тяжело вытянуть из собранного детектива. — Ты все еще не нашел ничего полезного, хотя уже тысячу раз рассмотрел, прощупал тут все. Кроме одного, — вновь широкая ухмылка украсила ехидное лицо.       — Боже, свалился же на мою голову именно ты, — Саихара отвел взгляд и начал вновь отворачиваться.       «Смотри на меня».       — Зачем бросаешься такими словами, милый Саихара, это меня ранит, — Кокичи сел в кровати, поджав ноги, и затряс кулаками перед собой, как расстроенный ребенок. — Я ведь помочь пытаюсь.       — Ты только отвлекаешь.       «Смотри на меня!»       — Ох, — голос Кокичи понизился неожиданно резко. — Не заставляй меня менять мнение, что с тобой интересно играть.       Шуичи, стоя вполоборота, таки перевел взгляд, спрятанный тенью кепки, однако он все равно ощущался физически, вызвав волну мурашек. Фраза Оумы зацепила его внимание, и теперь есть шанс снова ввести Саихару в транс, но объектом увлечения будет не комната, а собеседник. Аж дышать стало тяжелее, воздух выходит прерывисто, ноет в животе, но Кокичи определенно кажется это приятным.       — Господин детектив, держи в голове, с кем ты имеешь дело. Я лжец, а лжецы — априори хорошие актеры. Тебе не приходило в голову, почему именно я здесь с тобой и почему ты никак не можешь разгадать тайну этой комнаты, когда я рядом?       Саихара прикусил губу, сим действием одарив Кокичи разрядом, на секунду приятно сжавшим горло.       Оума встал, не в силах находиться так далеко от притягательных глаз и медленно, насколько мог себе позволить, направился к Шуичи, не переставая улыбаться.       — Что, если ответ не в комнате, а у меня? Вдруг я злодей, который играет роль жертвы обстоятельств, а на деле мне от тебя что-то нужно? Но ты никогда этого не узнаешь, если будешь все время так далеко.       Шаг, еще один. И вот Кокичи заглядывает снизу вверх в серые глаза, обычно такие стеклянные, затянутые серым туманом, но теперь в них что-то есть. Что-то бушующее, может, все еще раздражение, но даже если так, эти глаза прекраснее, когда в них есть хоть что-то, кроме этой унылой серости.       — В конце концов, это твое действие, милый Саихара, — Кокичи подмигнул, как будто бы не он только что грубо возложил на Шуичи груз сомнений и замешательства. — Играй по правилам, ты же не лжец.       — Я не понимаю, что ты от меня хочешь, — выдохнул детектив.       — О, ничего, давай помогу.       Становилось жарко и душно, хотя в столь просторной и обустроенной комнате вряд ли такое могло бы быть. От нагнетающей обстановки в голове проносились мысли, что если это сон, то можно позволить себе быть смелее, чем это разрешено негласными законами наяву. Тем более, Шуичи все равно все забудет. Возможно, это даже не их общий сон, как хотелось бы думать, а просто еженощная фантазия Кокичи, что, конечно, слегка угнетало, но зато полностью развязывало руки.       Оума взял в руки холодную ладонь Саихары, проведя по ней пальцами, предательски дрогнувшими. Прижал ее к своей щеке, не отводя взгляда, следя, как в серых глазах, глядевших на него в ответ, на смену недоумению приходит удивление, а затем смущение. И они оба, как испуганные придурки, боялись даже сглотнуть, дабы не выдать свое очевидное возбужденное и взбудораженное состояние.       Шуичи не отстранялся. Кокичи не понимал, нравится ему это или нет — не ясно, нужно ли перевести это все в игру или все же продолжать провоцировать на нечто, самому Оуме непонятное. Это оказалось куда сложнее. Прошло, наверное, порядка десяти секунд, а ладонь Шуичи все еще лежала на слегка побагровевшей щеке мальчика, обхваченная тонкими бледными пальцами.       Саихара смотрит на него, как тот и желал. И от этого взгляда начинают дрожать колени, потому Кокичи со всех сил вжимал ступни в пол, сдерживая улики своего волнения, которое в его роли совершенно не к месту.       Детектив поднял свободную руку и неожиданно для заигравшегося друга положил ее на грудь Кокичи. Только сейчас Оума осознал, как сильно, неприлично сильно и громко бьется его сердце, и в этот самый момент Саихара удостоверился, что ему не кажется — сердце своим стуком вот-вот сломает ребра несчастному лжецу.       — Ты волнуешься?       — Смеешься? — Кокичи медленно выдохнул. — Обыскивать будешь? — поражаясь своей наглости (а такое бывает редко — примерно никогда), он, все еще прижимая холодную ладонь к своей щеке, второй рукой накрыл руку Шуичи, отводя ее себе за спину, тем самым заставив Саихару податься вперед, ближе, чтобы чувствовать дыхание друг друга.       Сложно держать ироничный и игривый взгляд, когда ты вот-вот взорвешься, да еще и смотришь на причину своего волнения снизу — захватить доминирование в таком положении крайне проблемно. Но отводить взгляд было бы преступлением против самого себя. Серые глаза вновь затуманены, но каким-то иным туманом — более мягким. Саихара еще никогда так на него не смотрел.       «Если отвернешься, разобьешь мне сердце».       Стоило этой мысли пронестись в голове, Кокичи окончательно разорвал метафорическую веревку, обвитую вокруг его запястий. Нельзя допустить даже возможность того, что все закончится, не успев начаться. Руки мальчика сами потянулись к лицу детектива, взгляд переместился с глаз на губы. У Саихары не только глаза, но и губы очень красивые.       Пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться своим лицом до этих красивых губ. Они были холодные, как и руки, как и щеки, которые, черт возьми, должны были гореть алым пламенем. Что с тобой не так, милый Саихара?       Шуичи отстранился на полшага, чуть было не оставив трещину на сердце Кокичи, но, хвала небесам, через мгновение выяснилось, что это было от неожиданности, а не от неприязни. Руки Саихары по-прежнему касались мальчика — одна на спине, вторая на щеке.       Неподвижный, тихий и робкий поцелуй — просто прикосновение губами в несколько секунд. Но и его было достаточно, чтобы у Кокичи подкосились ноги и он больше не смог стоять на цыпочках — позорно рухнул бы на пол, как маленький побежденный мальчик.       Руки Шуичи на его теле вдруг стали ощущаться особо остро, будто давили, а поднять веки казалось чем-то непосильным: вдруг в серых глазах снова сменится оттенок тумана, но на этот раз в нем будет омерзение. Или, что еще хуже — безразличие.       Кокичи отошел на несколько шагов.       — Это не похоже на какую-то игру, — разрезал тишину голос Саихары.       — Я очень хороший актер, — улыбнулся Кокичи, набравшись смелости открыть глаза, но, к его радости или досаде, поймать взгляд Шуичи не удалось — он скрыл половину лица за проклятым козырьком проклятой кепки. — Я засчитываю действие.       — То есть, все-таки снова твои фокусы? Зачем? — голос Шуичи не был спокойным, но прочесть его эмоции, не видя глаз, не вышло.       — Тут скучно, каждую ночь одно и то же, а так хоть разнообразие, — Оума снова сложил руки на затылке в свойственной себе беззаботной позе, продолжая вжимать ноги в пол.       «Посмотри на меня».       Словно услышав кричавшие мысли Кокичи, Шуичи поднял козырек.       — Нет, не фокусы, — выпалил Кокичи, словно сорвавшись. — Не фокусы, не игра, не обман, Саихара. Я…       Нужно продолжить фразу. Сказать самое главное, не отводя взгляда. Но как же тяжело скинуть амплуа лжеца, выйти из роли и говорить свои настоящие мысли. Возможно, Оума больше так и не умеет.       — Это правда, ты ведь все понял? Это правда, слышишь!       И Кокичи выбежал за дверь, оставив комнату в мире грез.       Хотелось оставаться спокойным и непринужденным, как обычно. Ведь по правилам этой загадочной комнаты, вне сна Шуичи обычно не помнил даже того, что когда-либо находился в ней. По обычаю, разумеется, Кокичи нацепил тысячи масок, которые планировал менять с привычной периодичностью, но все же осекался каждый раз, когда встречался взглядами с Шуичи, который смотрел на него теперь иначе — так же, как тогда в комнате, когда приподнял козырек и показал свои глаза, тем самым заставив Оуму принять финальное решение в том, какой путь выбрать. Живот ныл от волнения. Значит ли, что у них были все же общие сны и, более того, последний Саихара даже запомнил?..       Больше они туда не возвращались. Они разгадали предназначение тайной комнаты. Можно переходить на следующий этап, когда наберутся смелости.