dont touch my skin (cause it may hurt my mind)

Когда дети рождаются — они всегда плачут и кричат. Говорят, такой инстинкт нужен для того, чтобы они научились дышать, но кто бы мог подумать, что некоторые плачут, видя собственную смерть, не успев увидеть жизнь. Райан Росс никогда не понимал, за что ему досталось худшее из всех возможных проклятий. Он мог видеть будущее. Он не осознавал это очень долго, лет до семи, пока впервые не пошел в школу. До этого он почти ни с кем не был знаком, а отец уделял ему недостаточно времени, чтобы заметить, как странно иногда мальчик наперед угадывает, когда зазвенит телефон и какая погода будет завтра, и малышу, соответственно, это тоже не казалось чем-то необычным. Периодически ему снились кошмары, где он видел собственную погибель или смерть своего отца в больнице, но старался забывать о них и жить, как ни в чем ни бывало, своей почти беззаботной детской жизнью. Но когда пришло время идти в первый класс, Райан понял, что то, что с ним происходит — не совсем норма. Все началось с такой безобидной мелочи — классная руководительница пожала его крохотную руку, как и другим первогодкам, и представилась как мисс Мэрилин Томпсон, и в ту самую минуту Росс сразу же увидел перед глазами свою учительницу, переходящую дорогу, а после мимолетной вспышки фар —распластавшуюся посреди улицы и истекающую кровью, пока зеваки ходят кругом и кричат что-то о скорой и полиции. Мальчик мгновенно заплакал, а когда мисс Томпсон спросила, в чем дело, беспокоится ли он о школе или новых друзьях, он сразил ее наповал, рассказав о том, что увидел. Учительница сказала, что это глупость, и Райану стоит смотреть меньше ужастиков. Тот сказал, что ни разу в жизни не смотрел телевизор, и женщина была шокирована еще больше, но попросила мальчика не переживать, ведь все это глупости. Сказала, что поговорит с Джорджем Россом старшим позже, а Райан сказал, что его папа не сможет придти во вторник, когда у нее будет окно, и оказался безукоризненно прав, хоть мисс Томпсон не указала дату и время. Еще полдня Райан провел подобным образом, ведь несколько одноклассников тоже решили с ним познакомиться и дружески пожать руку или дать пять, и каждый раз Росс точно видел, как они все, но уже порядком повзрослевшие (что помогало не понимать, были ли это его новоиспеченные приятели или нет, и тем самым снижало уровень стресса) умирали: кто сидя в кресле с седыми прядями, словив сердечный приступ; кто с пулей в виске в возрасте примерно девятнадцати лет, кто в мрачном переулке с иглой в вене. — Ого, — сказал он девочке Луизе, которая только что его обняла, чтобы он перестал плакать, но вызвав новую волну всхлипов. — Кажется, ты умрешь от рака легких, когда тебе будет четырнадцать. Мне жаль. Луиза подумала, что он странный. Как и остальные. Через три года в ДТП погибла учительница начальных классов, тридцатилетняя Мэрилин Клаудия Томпсон, а еще через четыре — вся школа собирала средства на лечение восьмиклассницы Луизы Паркс, но та все равно умерла от рака легких в скором времени. Кроме Райана об этом никто не помнил. Росс же помнил каждое из своих видений. К концу первой недели учебы Райан понял несколько вещей: 1) остальные дети не видят будущего; 2) когда он касается человека и узнает его имя — он сразу видит его смерть; 3) его способность абсолютно бесполезна и вредна; 4) все его боятся; 5) он боится сам себя. Что до третьего пункта, временами он сомневался: все кругом утверждали, что из ясновидения можно извлечь пользу вроде предотвращения катастроф, ответов на контрольных, предвидение повышения цен и так далее. И Райан соврет, если не скажет, что не пытался найти прок от своих способностей, но в скором времени осознал, насколько это пропащее дело: его предсказания, как выяснилось, включали в себя последствия его действий, и в этом был парадокс. Он пытался что-то изменить — все приходило к предвиденному как раз в связи с этим (однажды он узнал, что получит двойку по английскому, и усердно работал весь вечер, но на следующий день выяснилось, что учил он совершенно не ту тему, а ту, которую было нужно, он как раз отложил, чтобы выучить более сложную, за что получил два); если сидел, сложа руки — выходило то же самое. Что бы он ни делал — он не мог менять будущее, и в этом заключалось его проклятие, которое несведущие ошибочно принимают за дар. Он хотел пойти против этого, он мог поклясться. Все знают, что Райан все время посещал больную раком одноклассницу, сдал больше всех на лечение Луизы, при том, что его семья не имела такой возможности, но она все равно умерла. Тогда он потерял надежду насовсем. В средней школе все думали, что Райан был просто асоциальным подростком, не любящим людей. Это никогда не было правдой — ему нравилось общаться с другими. Ему не нравилось знать, как все, кого он узнает, умрут, так что парень предпочитал просто не знакомиться с новыми людьми, чтобы уберечь себя от новых ужасных сновидений о смерти всех, кто его окружает. Все равно остальных уберечь не в его силах — пусть спасет хотя бы себя. В его способности было одно исключение: он не видел собственной смерти. Вернее, видел много раз, но все время разную, а, соответственно, ни одна из них не настоящая. Это единственное, что менялось в его жизни и собиралось стать сюрпризом. И также Райан не видел важных событий своей жизни и их подробностей: он мог предсказать мелочи вроде оценки, но не ее причину; мог узнать в деталях, как пройдут похороны его отца, но не то, будет ли он на них присутствовать. Вероятно, часть его собственного будущего все еще в его руках, но когда ты настолько тесно знаком со старухой Судьбой, понимаешь, что ничего от тебя не зависит, все предопределено, просто тебе повезло знать не обо всем и какая-то часть жизни может показаться тебе твоей. Но Райан знал, что это лишь иллюзия выбора и непредсказуемости. Лишь иллюзия. Глупая, бессмысленная и злая. Больше всего на свете Райан желал никогда не знать такой жизни. *** Что же, похороны прошли именно так, как и должны были, Райан убедился в этом вчера самолично. Его старик совершенно точно разлагается сейчас в двух метрах под землей, хотя кто угодно мог сказать, что ходя по ней он уже сочился гнилью отовсюду, как в буквальном, так и в переносном смысле. И, разумеется, он почти ничего не завещал сыну: ничего и не осталось, все безнадежно пропито. Райану досталось только двадцать баксов и двадцать сломанных лет жизни. Даже последнюю заначку виски этот алкоголик забрал с собой в могилу. Последнее время из-за того, что все семейное имущество тратилось на поддержание какого-то подобия жизни в старшем Россе, парню зачастую приходилось ночевать в больнице. Медсестры и лечащие врачи, с которыми Райан уже был на «ты», поначалу думали, что он оставался из желания провести последние месяцы вместе с отцом, но со временем поняли, что ему было просто некуда пойти больше, что вся зарплата уходила на медикаменты и подобную дребедень, дававшую Джорджу протянуть еще немного дольше, и кофе, помогавший держаться самому Райану на ногах подольше, чтобы зарабатывать достаточно. Сестра Маргарет, довольно приятная немного пухлая женщина, которой светит умереть во сне через десятки лет, старалась помогать парню, — предоставляла ночлег, могла поделить с ним свой обед, тайком за символическую плату лечила от всяких пустяков, — входя в его положение, но теперь, когда старший Росс навсегда выписался, даже она не была в праве позволять Райану ночевать в больнице, и ему надо было как-то вертеться. Он подумал, что если теперь все его деньги перестанут утекать на отсрочку неотвратимого, он сможет, наконец-то, пожить. Начать стоит с малого: квартира. Райан не был привыкшим к роскоши, ему таковой и не хотелось, так что он был согласен на самые базовые условия, какие можно было получить на зарплату редактора в местной газете (работа не пыльная и не требующая постоянного прямого контакта с людьми, так что она вполне устраивала). Когда он отыскал объявление о том, что кто-то ищет соседа для постоянной аренды однокомнатной квартиры с кроватью, диваном, кухней и ванной за вполне скромную сумму, если делить ее надвое, был вполне доволен. В принципе, соседство с каким-то парнем он вполне мог пережить ради таких условий, тем более, он мог его не касаться. Они созвонились, и в скором времени Райан паковал свое небогатое имущество, перебывавшее частями в офисе, частями в больнице, и въехал. Все действительно было таким, каким было описано: диван в крохотной кухне, такая же маленькая спальня с одноместной кроватью, хоть и довольно побитой жизнью, ржавая ванная, ну и прочие атрибуты «богатой» жизни вроде обшарпанных стен, потрескавшейся на потолке штукатурки, держащейся на честном слове плитки и с трудом открывающихся шкафчиков и комодов, которые, на удивление и счастье, были. Единственное, чего пока не хватало — новый сосед. Но через час или полтора ожиданий он тоже явился. — Привет, — произнес кто-то с порога, достав Райана из его мыслей. — Я Брендон, а ты Райан, верно? Полагаю, теперь мы соседи. Брендон с энтузиазмом протянул новому знакомому руку, но тот лишь неловко кивнул в знак приветствия, что немного смутило парня, хоть он и постарался не подать виду. Он был весьма красивым: на вид несколько младше Росса, у него густые блестящие каштановые волосы, мягкие черты лица, непропорционально большой лоб, пухлые губы, жизнерадостные глубокие карие глаза и подтянутое стройное тело. Он не был таким высоким и худым как Райан, возможно, даже немного подкачан. Россу сразу стало не по себе, что, возможно, сейчас его новый сосед считает его на своем фоне каким-то чучелом с этими телосложением прутика, неопрятной прической, глубокими тенями под глазами и впавшими донельзя щеками. — Приятно познакомиться, Брендон. Парень дружелюбно улыбнулся и сел рядом с новым соседом на диване, но Райан резко отсел несколько дальше, вызвав у шатена новую волну смущения и некоего недовольства на лице. — Я тебе противен или что? — спросил он напрямую. — Нет, извини, — попытался отвертеться Райан. — Просто… не люблю прикосновений. Ни с кем. — Вообще? — удивился Брендон, не имея, как ни странно, ни доли скепсиса, или по крайней мере отлично его скрывая. — Не жмешь руки, не обнимаешься, не даешь пять там? — Не-а. — Ну, ладно, окей, тогда прости, что, типа, врывался в твое личное пространство. Райан махнул рукой, мол, не беда, он привык, и дальше еще около минуты парни сидели в тишине, пока ее снова не нарушил Брендон: — Расскажи что-то о себе. — М, что, к примеру? — Не знаю, может, о своей семье? Удачно нашел тему. — Ну, моя мать бросила меня, когда я не умел говорить, а отец умер на прошлой неделе, — спокойно ответил Райан, будто говорил о том, что был дождь, в то время как Брендон заметно побелел. — Черт, прости, я… — Да пустяки, забей. А у тебя что? — Ну, у меня два брата и две сестры, а я самый младший, — он говорил слегка неловко, будто ему было стыдно, что он поднял эту тему и что у него была живая семья. Теперь говорить не хотелось ему, и поэтому еще несколько минут они сидели в гнетущем молчании. В этот раз его разрезал Райан: — Ты где хочешь спать? На кровати или диване? — Эм, ну, не знаю. — Он опять смутился и немного покраснел, как ребенок. — Если можно, то, наверное, выберу кровать. — Можно, — спокойно пожал плечами Росс, словно его вообще не интересовало, где будет спать он сам. В принципе, так и было: все равно ему будет особо некогда, если он хочет потянуть аренду и еще что-то есть хоть иногда. — Ладно, Брендон, я пойду в душ и лягу спать, постарайся не шуметь особо, мне на работу завтра рано, хорошо? — Без проблем, — мгновенно откликнулся парень из спальни, в которой обстраивался. — А ты где работаешь? — В редакции местной газеты, а ты? — Я вообще учусь в колледже сейчас, но подрабатываю в музыкальном магазине в паре кварталов отсюда. — Действительно? — приятно удивился Райан. Здорово, что парниша тоже увлекался музыкой, возможно, они поладят. — Ага, можешь зайти как-нибудь, если будет время и желание. — Обязательно, — ответил Росс. — А учишься на кого? Слегка стесненно он ответил: — На кондитера. — Ого, — удивился снова старший. — Вау, так у меня иногда будут домашние сладости, с ума сойти, это очень круто. — Именно, — засмеялся Брендон. Возможно, этот парниша немного стеснялся себя и своих интересов, подметил Райан, это было немного глупо, как он считал, но не несносно. По крайней мере, он вполне приятный и будет, возможно, время от времени делать что-то интересное. *** — Давай установим некоторые правила, — обратился Росс к соседу перед тем, как лечь спать. Брендон кивнул и устремил внимательный взгляд на старшего, внимая его последующим словам. — Здесь не должно быть никаких студенческих вечеринок, по крайней мере, когда я дома, а если ты уже и в край загоришься этим, то предварительно обсудив это со мной и по окончании убираешь все сам либо со своими друзьями. Это раз. Второе, очень важное правило, я не хочу просыпаться по ночам от чужих стонов из-за стены вперемешку с твоими, так что даже, если ты и приведешь сюда кого-нибудь, постарайся приложить максимум усилий, чтобы мы с ней не пересеклись так или иначе. Третье, хоть я уже об этом и говорил: очень попытайся не касаться меня, что бы ни случилось. И последнее: не пользуйся моими личными вещами, у меня их не так много, это не должно быть сложным. Это все. Есть вопросы или претензии? — Да вроде бы нет, все справедливо. — А твои условия? Брендон вновь смутился, не желая ничего требовать, но Райан настоял. — Ну, ты тоже не пользуйся моими личными вещами, и если я буду готовить сладости, не ешь их, не спросив, — это может стоить мне стипендии. И, ну, не спи на моей кровати, когда я буду на вписках. — Понял, принял, — ответил Райан. — Что-то еще? — спросил он, глядя на как будто желающего договорить, но не уверенного, стоит ли, Брендона. Недолго помявшись, младший все же спросил: — Ты чем-то болен или что? Парень недоумевающе посмотрел на соседа. — Ну, то есть, — несмело продолжал Ури (как выяснилось, это была фамилия юного кондитера), — твоя нелюбовь к прикосновениям. У тебя травма какая-то, или болезнь кожи, или что? Извини, если тебе неприятно говорить и ты не хочешь, просто- — Мне неприятно говорить и я не хочу, — резко отчеканил Райан, твердо дав понять, что тема строго табуирована. Ему не хотелось, чтобы его сосед знал. Он либо посчитал бы Росса психом и не поверил, либо боялся бы его, как и все остальные. Пусть лучше думает, что у него бубонная чума, чем это. Что угодно лучше, чем это. Парни разошлись по своим местам, предвкушая еще месяцы совместной жизни, и почему-то обоим было в упор не по себе.