Videotape

К тому времени как стало ясно, что что-то не так, Жнецы уже атаковали Палавен, а у него не осталось времени на размышления. И только когда Шепард, словно ставший явью мираж, возникла перед ним на Менае, вся тяжесть его положения свалилась ему на плечи, и Гаррус испугался того, что может случиться. Пусть он и не был рядом с матерью, пока ухудшалось ее состояние, но он видел ее на последней стадии синдрома Корпалиса, и это рвало его сердце на кусочки. Она не могла вспомнить своих детей, не помнила, что ела незадолго после того, как медсестра забирала поднос. Она умерла в одиночестве, в окружении семьи. Не такого будущего он хотел для себя или Шепард. Из чистого эгоизма Гаррус предложил продолжить их подающие надежды отношения, начатые в те времена, когда Шепард еще работала на Цербер, и, о чудо, она согласилась. На протяжении нескольких последующих месяцев он настаивал на том, чтобы фиксировать все: их разговоры в ее каюте; проведенное в увольнительных время с Лиарой и Тали; их встречу на верхушке Президиума, когда она сказала, что любит его, тем самым волнуя и, в то же время, разбивая его сердце. Когда он в первый раз попросил разрешения снять видео, она посмотрела на него как-то странно, но с удовольствием согласилась и даже начала делать свои собственные. Хотя о них он до недавнего времени понятия не имел. Много раз он хотел сказать ей о том, что происходит, но все никак не находилось подходящего момента. В перерывах между Жнецами, переговорами о заключении мирных договоров и потерей друзей Гаррус думал, что она не должна нести еще и эту ношу. Эгоист в нем хотел притворяться как можно дольше, чтобы у них могло быть будущее без больниц. Будущее, в котором был бы дом и дети. А потом она умерла, и для слов стало уже слишком поздно. Немало времени после совершения аварийной посадки на далекой лесной планете Гаррус провел за просмотром тех самых видео. Шепард наклоняется, оказываясь в кадре, и с легкой улыбкой на губах целует его мандибулу. Они вдвоем, свесив ноги над озером Президиума, не обсуждают, для разнообразия, ничего важного. Всегда она, всё сводится к Шепард, и, Духи, как же он по ней скучал. Он нашел сделанное ею видео через неделю после крушения Нормандии, наверно дня за четыре до того, как она снова была готова взлететь. На Шепард была ее толстовка с эмблемой N7. Распущенные волосы обрамляли лицо темно-рыжими прядями. Свет в ее каюте был приглушен и казалось, будто он слышит на заднем плане храп — его собственный. Голос Шепард тихий, камера небрежно зажата в руке, а волосы все так же спадают ей на глаза. Гаррус неосознанно потянулся, чтобы убрать их, и издал резкий звук, когда его сердце снова разбилось. — Гаррус, я… я просто хотела записать это для тебя, чтобы иметь возможность сказать, не путаясь в словах. Не знаю, почему мне так сложно просто сказать это тебе, но… В общем, поехали. — Она сделала глубокий вдох и улыбнулась. — Когда я нашла тебя на Омеге, я даже передать не могу, как мне хотелось просто подбежать и обнять тебя. После проекта Лазарь, во время работы на Цербер, мне было тяжело найти смысл хоть в чем-то. Все изменилось с того момента, как я умерла, и я словно… дрейфовала, не имея места, куда можно было бы пришвартоваться. Улыбка ее стала чуть шире, и он увидел блестящие в ее глазах слезы. — А потом появился ты — большой и надежный, как всегда. И я знала, что все будет хорошо. Думаю, именно тогда я и начала влюбляться в тебя. — Шепард, — выдохнул он сквозь растущий в горле ком и легко коснулся пальцами лица на экране — единственное, что ему осталось от нее. — Я просто хотела сказать тебе, в случае, если мне больше не предоставиться такой возможности, что ты значишь для меня больше, чем что-либо. Понимание того, что ты здесь, снова сражаешься рядом, дает мне силы делать это. Быть коммандер Шепард, символом восстания, который так всем необходим. Слеза, наконец-то, скатилась по щеке, и она взглянула за пределы камеры, туда, где все еще спало его прошлое «я». А затем ее глаза встретились с ним настоящим, и он снова поразился тому, насколько красивой она была. — Я очень тебя люблю, Гаррус. Когда все это закончится… Думаю, я хотела бы выйти за тебя. Если ты захочешь, так и будет. — Она вздохнула и села чуть ровнее. Гаррус знал, что она почти закончила. — Если бы мне только хватило духа сказать тебе это лично. Однако, думаю, ты и так знаешь. — Да, Шепард, знаю, — ответил он, задаваясь вопросом, существует ли тот самый бар на небесах, и наблюдает ли она сейчас за ним оттуда. — Я лучше пойду, похоже, ты просыпаешься. Никогда не сомневайся и не забывай, что я люблю тебя, что бы ни произошло. — С последней улыбкой на губах видео оборвалось, снова оставляя Гарруса одного во мраке главной батареи. Этой ночью он впервые дал волю своей скорби по ней, по тому, что могло быть и по пустоте, что была теперь его будущим. Никогда не забывай… Это стало его проклятием. Забыть все и, в конце концов, забыть ее… Он не мог вынести этого. Пусть воспоминания и причиняли ему боль, однако это была желанная боль. Ведь она означала, что Шепард была реальной, и он до сих пор любит ее и помнит. Он дал себе обещание там, тогда, что будет смотреть эти видео каждый день, чтобы запечатлеть ее образ глубоко в своем сознании. Потому что он не желал забывать. Им наконец-то удалось починить и поднять Нормандию, и Гаррус вернулся на Палавен, чтобы помочь с восстановлением. Он снова встретился с отцом и сестрой, однако с момента его возвращения Солана смотрела на него со странным выражением на лице. Он подозревал, что причиной тому было то, что целую минуту после высадки в сипритинском порту он был в полнейшем замешательстве от того, что какая-то молодая турианка обнимает его, пока не вспомнил, что это была его сестра. Он всеми силами пытался скрыть свое состояние, однако все начало разваливаться вызывающими тревогу темпами, и это до смерти его пугало. Он пересматривал видео с ней каждый день — сразу после пробуждения и перед тем, как лечь спать, чтобы увидеть ее во сне. Было два утра, которые он, не смотря ни на что, помнил, когда проснувшись и потянувшись к ней, он задался вопросом, где же она может быть — ведь всегда спала дольше — пока не вспомнил, что она мертва. Эти два утра он пересматривал видео намного дольше, чем обычно, запоминая ее лицо, пытаясь ухватиться за ее слова: я люблю тебя, никогда не забывай, я люблю тебя. Было немало мелочей, дававших понять, как быстро он деградирует. Он мог оставить чашку с кофе, а десять минут спустя делал себе еще одну и наткнувшись на первую никак не мог вспомнить, когда же он успел ее приготовить. Кто-то говорил ему что-то сделать, после чего снова отыскивал его, чтобы поинтересоваться, почему он до сих пор не выполнил задание. Гаррус много улыбался и кивал, блуждая по собственной жизни, лишь на половину понимая, что происходит. Ему удавалось держать в секрете степень угасания рассудка, пока однажды, примерно через месяц после возвращения, он не ворвался в гостиную в поисках Шепард, ошеломив при этом своего отца и заставив находившуюся на кухне Солану выронить стакан. Ему нужно было найти Шепард чтобы сказать ей не лететь в Лондон. Он не знал почему, просто ей нельзя было туда отправляться, потому что должно было случиться что-то плохое. Челюсти отца были плотно сжаты, но глаза его переполняли потрясение и печаль, которых Гаррус никогда прежде не видел на его лице. Солана коснулась его руки и объяснила, что Шепард мертва — погибла в Лондоне, и накрывшее его цунами утраты было таким же ужасным, как и в первый раз. И он выл и рыдал, как сломленный человек, стоя на коленях на полу, до тех пор, пока не затекли ноги. Не было больниц, которые могли бы принять его, хотя Солана в любом случае не допустила бы подобного. Она не желала, чтобы ее брат зачах в каком-нибудь приюте, когда она сама могла о нем позаботиться. Даже кричала на старшего Вакариана несколько раз, пока он, наконец, не сдался. Институт Гелоса был практически полностью уничтожен вместе с большей частью саларианских исследований синдрома Корпалиса, так что, даже если они и были близки к созданию лекарства после сделанных Гаррусом пожертвований, то сейчас они уже ничего не могли поделать. Гаррус смирился со своей судьбой, и все же это пугало его. Даже когда исчезло все, он все еще цеплялся за свои воспоминания о Шепард. Иногда ему казалось, что он чувствует запах ее волос или же слышит, как она зовет его, так что теперь Солане приходилось запирать на ночь двери, чтобы посреди ночи он не бродил в одиночестве в попытке отыскать ее. Своего человека, свою половину, женщину, без которой он был потерян. Солана проснулась рано утром и начала перебирать видео, которые, по настоянию Гарруса, она должна была заставлять его смотреть. Сам он уже несколько раз забывал, и осознание своей ошибки всегда огорчало его. Боль, которую он испытывал, наблюдая за Шепард на экране, была ничем по сравнению с этим. Она открывала видео одно за другим, пытаясь найти то, которое он уже давно не пересматривал, и кадры, на которых ее брат выглядел таким счастливым, довольным и уверенным в себе, почти заставили ее снова расплакаться. Она много плакала в последнее время. Ближе к концу списка Солана наткнулась на одну запись — новую, с временной отметкой, говорящей, что сделана она была уже после окончания войны. Солана нажала на воспроизведение и увидела в кадре сидящего с опущенной головой Гарруса. Он вздохнул. — Солана, если ты смотришь это, значит мне становиться хуже куда быстрее, чем я ожидал. Знаю, что многого прошу, ведь ты и без того уже достаточно сделала… Черт, хотел бы я, чтобы это было легче. — Взгляд его был ясным и осознанным, и это был он, он был там, и Солана вдруг осознала, как же она по нему скучала. Гаррус находился в соседней комнате, однако сейчас большую часть времени он был не в себе. В случайные моменты здравомыслия он называл ее по имени, и они некоторое время разговаривали, а потом он начинал расспрашивать о Шепард, интересоваться, где она. Солана давно уже перестала отвечать ему, потому что каждый раз, когда она рассказывала о случившемся, Гаррус снова и снова оплакивал ее, а у Соланы больше не было сил смотреть на это. — Я уже мало что могу вспомнить, но я помню тебя и мать с отцом, и Шепард. Но я чувствую, как все это ускользает, и больше просто не выдержу, как бы сильно не старался. — Он сжал кулаки и крепко зажмурил глаза. — Я не могу так жить. Не справедливо, что ты обязана ухаживать за мной, и я не хочу забывать. Пожалуйста… если наступит когда-нибудь такой день, когда я забуду ее, я не хочу больше жить. Это было бы слишком жестоко. — Он посмотрел в камеру, прямо ей в глаза. — Я пойму, если ты не сможешь этого сделать. Я люблю тебя, Сол, правда, даже если уже не говорю этого. Твой брат тебя любит. — Казалось, что он собирался сказать еще что-то, но не смог. А потом видео закончилось, оставляя Солану пялиться в пустой экран. В этот же день она отправилась в больницу и убедила одну из медсестер дать ей упаковку таблеток. Медсестра посмотрела на нее с дюжиной вопросов наготове, однако то, что она увидела в лице Соланы, заставило ее промолчать. Солана взяла таблетки и спрятала их, в последний раз окидывая взглядом этикетку прежде, чем захлопнуть дверцу шкафа чуть сильнее, чем было необходимо. Три дня спустя Гаррус, одетый лишь в черные мешковатые штаны, вышел из своей комнаты и с замешательством на лице уставился на Солану. — Кто вы? — Я твоя сестра, Гаррус. Солана. Помнишь? — Они уже проходили через подобное ранее. Его плечи расслабились, однако смятение так и не пропало с лица. — Нет. Я не… Я не помню. — Его дыхание ускорилось, он выглядел огорченным. — Эй, не беспокойся об этом. — Она подошла к нему и попыталась коснуться его плеча, но Гаррус резко отстранился, закрывая лицо рукой. — Хочешь посмотреть свои видео? — Мои что? — переспросил он, глядя на Солану сквозь пальцы, без единого намека на узнавание. — Твои видео, — повторила она, — О Шепард. — О ком? Зачем? Духи, не сегодня. Пожалуйста, только не сегодня. — Потому что ты сам просил меня показывать их тебе. Он все еще не понимал, зачем ему это делать, но он больше вообще ни в чем не был уверен. Турианка с голубыми метками на лице, казалось, хотела ему помочь, и какая-то его часть говорила ему, что он может ей доверять. — Ладно, — согласился он и сел на диван. Когда она включила видео, то самое, в котором поздней ночью Шепард признавалась в своих чувствах, Гаррус смотрел его с абсолютно пустым выражением лица. Солана искала хоть малейший признак того, что он узнает женщину на экране, однако Гаррус смотрел так, словно это были обычны выпуск новостей или что-то вроде того. Солана вышла из комнаты, чтобы достать из шкафчика таблетки и взять стакан воды. — Гаррус, время принимать лекарства, — тихо произнесла она, и Гаррус без лишних вопросов послушался. « — После проекта Лазарь, во время работы на Цербер, мне было тяжело найти смысл хоть в чем-то. Все изменилось с того момента, как я умерла, и я словно… дрейфовала, не имея места, куда можно было бы пришвартоваться.» — проговорила Шепард тихим, металлическим голосом, доносившимся из динамиков. — Она красивая, — отметил Гаррус, склоняя голову на бок. — Кто это? — Просто кто-то, кого ты повстречал очень давно, — ответила Солана, пытаясь не дать голосу дрогнуть. — Время принимать лекарства. И он снова послушался, глотая простые белые таблетки. Солана ненавидела себя за то что делает, но находила некоторое утешение в том, что это он попросил ее. Он попросил об этой последней крупице достоинства, и она просто не могла у него это отобрать. Не после того, через что ему довелось пройти. « — Я очень тебя люблю, Гаррус. Когда все это закончится… Думаю, я хотела бы выйти за тебя. Если ты захочешь, так и будет.» — продолжила Шепард, и во взгляде Гарруса снова отразилась неуверенность. — Как хорошо я ее знал? Она только что сказала, что хочет выйти за меня замуж. — Вы были близкими друзьями. Вот, прими таблетки. — И он принял. Духи, помогите ей, он снова их принял. « — Никогда не сомневайся и не забывай, что я люблю тебя, что бы ни произошло.» Хотя это обещание у него, похоже, сдержать не получилось. Солана молча протянула ему еще две таблетки, и он некоторое время смотрел на них, прежде чем отправить их в рот. Гаррус взял стакан с водой и поднял на Солану полный печали взгляд. Это снова был он, но она не знала, как долго это продлится. Гаррус медленно поднялся и сжал ее в объятиях, а у нее подкосились ноги под тяжестью собственного горя. — Все хорошо, Сол, все хорошо, — прошептал он, и она зарыдала ему в плечо, беспомощно причитая о тяжких испытаниях, на которые обрекла их судьба. Он отстранился и протянул трясущуюся ладонь. — Время принимать лекарства. Она дала ему еще две таблетки, и от понимания, что в данный момент он осознает что делает, каким-то образом становилось только хуже. — Мне так жаль. — Это не твоя вина, — прошептала она. — Не моя, но мне все равно жаль. — Он коснулся ладонью ее щеки и прижался своим лбом к ее. — Думаю, таблетки начинают действовать, я засыпаю. — Гаррус посмотрел ей в глаза и Солана взглянула в ответ, как губка впитывая этот момент его здравомыслия. — Я люблю тебя, Сол. Она понимала, что до конца своих дней должна будет жить со своим решением, однако от знания того, что он ни в чем ее не винил становилось немного легче. Гаррус взял баночку, вытряхнул из нее еще пять таблеток и быстро принял их прежде, чем успел даже подумать об этом. Солана отвела его обратно в спальню, и он лег на кровать, закрыв глаза. Она сидела рядом, пока он погружался в сон, держала его руку в момент, когда мышцы свело судорогой в последний раз, а дыхание замедлилось, после чего остановилось. Его последние мысли, прежде чем туман полностью окутал его, были о красивой рыжеволосой девушке с зелеными глазами, которую он встретил давным давно, когда они еще были молодыми, и перед ними был целый мир. Духи, как же он скучал по ней… Если бы он только мог вспомнить ее имя.