Волчья сказка

Волк слушал внимательно. Кажется, такой прекрасной Ночи сказок Дом ещё не знал. Серый хищник замирал всем естеством вместе со старыми здешними стенами. Замирал от восхищения. Стервятник говорил мерно, сплетая повествование, как мулине на пяльцах (если только Волк правильно помнил, что делают с пяльцами и что такое мулине). И даже когда голос Старой Птицы немного прервался, Тень поддержал брата. Чтобы хоть как-то сдержать прилив нежности к старым друзьям, Волк отвлёкся на то, чтобы потянуться в темноте, нашарить какой-никакой стакан, а также случайную бутылку. Сразу наливать и пить не стал - отвинтил крышку, принюхался. Подумал. Самое то. Бутылку он передал Рыжему, который пока что-то затих, а сам погрузился в сказку Ведьмы. Он, бывало, часто думал о том, как чаровница могла бы рассказывать сказки. Если бы произносила больше двух-трёх предложений (по крайней мере, в его адрес). То, что она рассказала, Волк сохранил в памяти и дал себе ответственное задание подумать об этом на трезвую голову. Оно того точно стоило. Он слышал неловкое, смущённое восхищение Красавицы. Тот наверняка алел в темноте и, как всегда, старался ничего особенно не трогать. Ничего, и за птенцами есть кому присмотреть. Когда хищник совсем уже было приготовился рассказывать собственную историю, комнату ввалился Мертвец. Сперва хотелось возмутиться, мол, какого дьявола орёшь, когда у людей сакральное мероприятие и вообще ритуал, но Мертвец не был бы собой, поведи он себя как-то иначе. И Волк даже почувствовал тепло, потому что всё было как всегда. И вместе с тем совершенно по-другому. Он не стал подниматься или садиться, так и остался валяться, в одной руке держа стакан, а в другой - крысиную лапу. Голос его из-за этого звучал ниже, чем обычно, но так даже лучше. Добавляет театральности. - Давным-давно, за самым краем известного мира, стоял древний город. Высоки были его стены, бездонны подвалы. Город был окружён древним лесом, полным тайн и опасностей. И жил в том городе храбрый рыцарь в крепких доспехах. Ничто не могло пробить эту броню. Да только жило в костях у рыцаря древнее проклятие, и не давало ему покоя по ночам. Грызло, терзало, выпускало когти. Каждый раз после заката, когда рыцарь хотел отдохнуть от трудов праведных, выскакивал перед ним безжалостный зверь, и не страшны были зверю ни броня, ни грозный меч. И не ведал храбрый рыцарь, кто же проклял его столь безжалостно, и не знал, способно ли хоть что-то облегчить его страдания. Долго ли, коротко ли, а жизнь в том городе на краю мира продолжалась. Шла она своим чередом, днём рыцарь выполнял свои обязанности, оборонял город от врагов и пировал, а ночью сражался со зверем. Но однажды решила судьба посмеяться над рыцарем. Только шутка вышла злая. Как-то ночью, когда зверь вновь одержал верх, рыцарю очень захотелось сдаться. Впервые в жизни. Сдаться и позволить перегрызть себе горло, переломать хребет. Тогда верные друзья отнесли бы его в холодный каменный склеп, укрыли саваном и проводили бы на вечный сон скорбным терпким вином и белыми цветам. И когда рыцарь уже готов был бросить на землю порубанный щит, в тёмной келье вдруг засиял свет. Тёплый, ласковее, чем безжалостный свет солнца. И тогда... вот тогда рыцарь увидел ангела. Воин света даже не посмотрел на злобного зверя, а того уже и след простыл. Тогда ангел подошёл к рыцарю и возложил свои руки ему на плечи. Как по волшебству, колючая и злобная зараза отступала. А ангел всё не хотел уходить. Он приходил каждую ночь, изгонял настырного зверя, исцелял рыцаря. И более всего на свете рыцарь страшился, что однажды ангел не придёт. На этот моменте Волк прервался, обнаружив, что у него пересохло во рту, а руки дрожат. Глоток кактусовой бормотухи, щелчок зажигалки, терпкий дым. И можно продолжать. - И тогда рыцарь задумал попросить ангела сделать для него ещё кое-что. Жил в таинственном городе могучий чародей. Кое-кто поговаривал, что он был ещё и вервольфом, но, впрочем, чего никто не видел, того и не было. Рыцарь не любил его, а он не любил рыцаря. И оба думали, что в городе будет куда спокойнее, если один уйдёт. Только у чародея не было ангела. Тогда рыцарь впервые решился заговорить с воином света. А тот ничего не отвечал, только свет от его рук и глаз становился всё тусклее, тусклее. Тогда рыцарь повторил свою просьбу на другую ночь. И на следующую после той. Ангел не отвечал. А божественный свет постепенно иссякал. Стирался в жалкую пыль, сходил на нет. Не умел рыцарь с ангелами говорить. Не ведал, что беду на себя накликал. И одним хмурым утром рыцарь не сошёл к традиционному молению. Когда за ним пришли, он не дышал. Зато злой зверь не победил. А там уже история для нового круга. Закончив говорить, Волк закрыл глаза, хоть это и не было нужно в такой темноте. Подышал глубоко, мерно. Залпом опрокинул в себя оставшееся в стакане пойло и закурил новую сигарету. Могильные цветы и камень маячили где-то на периферии сознания.