Под кожей моей

Нет заклятий, что могут помочь мне — Ты живёшь под кожей моей. Тысячи масок, прекрасных моментов — Всё, что ты спрятал под кожей моей. Ты споёшь, и всё загорится, Слепыми огнями, освещая дорогу к тебе. И всё моё тело станет как карта, И мы наконец-то вернёмся домой. Но нет заклятий, что смогут помочь мне — Ты навсегда под кожей моей Ведь ты навсегда под кожей моей.

Анафема без труда догадалась, в чем было дело: местами сильно потрепанные, лишенные перьев крылья Габриэль были красноречивее любых слов. Она едва держалась на ногах, опираясь о дверной косяк, и тяжело дышала. Каждый новый вздох, как чувствовала ведьма, давался ей с большим трудом, чем предыдущий. Обычно безукоризненный брючный костюм сейчас представлял жалкое зрелище. Не иначе Габриэль карабкалась из самой преисподней в слабой надежде уцелеть. — Этого не было в предсказаниях, — произнесла Анафема с недоумением. Она и подумать не могла, что столь могущественное существо может обратиться не к кому-нибудь, а к ней — но Габриэль, похоже, не испытывала никаких колебаний, добираясь до её уединенного жилища. Сдув с мокрого лба прядь рыжеватых волос, она хрипло сказала: — Меня нужно подлатать. — Это я вижу, — ведьма сложила на груди руки, критически осматривая её с ног до головы. — У вас в порядке вещей навязывать другим свою волю? Несмотря на сильную боль во всем теле, воспоминания о недавнем злоключении и смертельную усталость, Габриэль нашла в себе силы, чтобы улыбнуться. Анафема, как-никак, была права. Большинство ангелов воспринимали людей как нечто гораздо менее совершенное — что уж было говорить об архангелах, серафимах и прочих! Что до самой Габриэль, она долгое время придерживалась схожего мнения и не испытывала сострадания к тем, кто был обречен на гибель. А Анафема, кроме всего прочего, была еще и ведьмой. Раньше Габриэль, может быть, и не подумала бы просить её помощи, но сейчас у нее не было другого выхода. — Просишь меня унизиться перед тобой? — голос у нее был свистящий и явно звучал путем титанических усилий. — Или хочешь заработать бесплатную путевку до Рая? Анафема усмехнулась. — Это что-то вроде навязчивой идеи — все эти разговоры об истинном блаженстве и беспечном существовании на Небесах. Утешай этим кого-нибудь другого, Габриэль, — но женщина все же пропустила её внутрь. — Оставь мне мой Ад. Габриэль не стала осматриваться, хотя ей было любопытно, как Анафема обустроилась. Последний раз они виделись не при самых благоприятных обстоятельствах. Тогда Габриэль едва взглянула на ведьму, решив про себя, что не стоит она уж слишком пристального внимания. У нее тогда были проблемы посерьезнее. Теперь же, спустя некоторое время, Анафема первой всплыла в её памяти, и Габриэль не могла объяснить почему. Должно быть, она просто проявила слабость, поторопилась — а, возможно, была уверена, что ведьма не откажет в помощи. Лежа на диване, Габриэль вяло наблюдала за тем, как женщина перебирает какие-то склянки, сосредоточенно нахмурившись. Приходилось ли ей уже врачевать кого-либо посредством магии? Насколько было известно самой Габриэль, с книгой своей родственницы Анафема не расставалась и знания черпала именно оттуда. С тех пор многое должно было измениться. — Мне нужно будет погрузить тебя в сон, — сказала Анафема, не отрываясь от своего занятия, — иначе весь обряд исцеления пройдет впустую. Габриэль смогла только кивнуть. Что ж, это будет совсем не трудно, учитывая её состояние. Ведьма отобрала необходимые предметы и встала, намереваясь приблизиться к ней. В приглушенном свете волосы её казались еще темнее, чем были на самом деле. Перед Габриэль невольно возникли образы колдуний, виденных ею раньше, задолго до рождения Анафемы. Все они были совершенно разные, но что-то объединяло их, некое внутреннее пламя, не свойственное обычным людям. Можно было наивно полагать, что современные ведьмы давно утратили его, но одного взгляда на Анафему было достаточно, чтобы с уверенностью сказать: оно не потухло, а разгорелось с новой силой. Силой, которую и незаметно привела Габриэль к порогу женщины. Анафема села рядом с ней и положила на её лоб прохладную ладонь. Глаза её были закрыты, и она что-то шептала. Габриэль рассматривала лицо женщины до тех пор, пока не почувствовала, как тяжелая и неповоротливая сонливость укутывает её собой, отбирая у сознания. Это было странное, непривычное чувство, и поначалу Габриэль слабо сопротивлялась. Постепенно голос ведьмы становился громче, свет — все рассеяннее, и скоро она совсем потеряла связь с реальным миром, убаюканная Анафемой. Прикосновение её руки еще слегка горело на коже заснувшей Габриэль. Анафема не стала спрашивать, что случилось с Габриэль, потому что и так прекрасно знала причину. Апокалипсис, который должен был случиться по божественному предписанию, не состоялся, а в обязанности последней входило как раз обратное. Из рассказов Азирафаэля женщина поняла, что долг свой Габриэль исполняла аккуратно и по всем правилам, особо не задумываясь о возможных последствиях. Исполнительная работница, вот что была Габриэль. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Ведьма подозревала, что отныне она не в ладах со своим начальством. Лишний раз спрашивать, что она пережила, было бы неуместно. Анафема оставалась с ней все то время, что Габриэль была без сознания. Интересно, как это проходило у архангелов? Ведь это было необычное состояние для таких могущественных существ. Ведьма колдовала над ней до тех пор, пока дыхание Габриэль не приобрело более ровный тон — и вся она словно переменилась, выглядев куда лучше, чем когда Анафема встретила её у двери. Восстановить её сильно потрепанные крылья ведьма пока не могла, но была уверена, что Габриэль справится с этим и сама, когда чуть-чуть окрепнет и сможет исцеляться без посторонней помощи. Судя по всему, она вообще всё любила делать одна и ненавидела обращаться к кому-либо другому. Какое-то время назад Анафема почувствовала бы раздражение, но сейчас у нее не хватило бы духу выставить Габриэль за порог и предлагать во всем разбираться самой — хотя, как предполагала ведьма, та с легкостью предала бы её вечному огню, если бы получила на то соответствующее приказание. На узком диване было слишком мало места, и все же Анафема нашла способ прилечь рядом. Такое мощное колдовство сильно изматывало, однако ведьма после небольшой передышки возобновила его, положив руку на лоб Габриэль. Глаза слипались, и женщина всеми силами старалась бодрствовать, чтобы все её усилия не пропали даром. Волосы Габриэль щекотали её щеку — так близко они лежали друг от друга. «Пропитаюсь ли я Святым Духом с такого расстояния?» — с веселой усмешкой подумала Анафема. В таком положении она и заснула, положив голову на согнутую в локте руку, и Габриэль, проснувшаяся под утро, слегка вздрогнула, когда обнаружила ведьму рядом от себя. Она осторожно приподнялась и села. Дышать стало заметно легче; боль, до того мучавшая её, притупилась — только крылья все еще как будто горели. Похоже, это было действительно сильное колдовство. Габриэль взглянула на спящую Анафему. Удивительно, как она уместилась на самом краю и в столь неудобной позе умудрилась провалиться в сон. Габриэль аккуратно переступила через нее и пододвинула женщину ближе к спинке дивана, чтобы та не упала. Анафема только слегка зашевелилась, но не проснулась. Глядя на нее, Габриэль вспоминала окончание всей этой злополучной истории с Апокалипсисом. Победителями из нее, конечно, вышли те двое — а как же иначе, и сейчас наверняка были далеко отсюда, оставшись, что называется, на «своей стороне». Нельзя было не признать, как ловко они обвели как ангелов, так и демонов. Но больше всего Габриэль, разумеется, задевало то, что она сама не раскусила их и попала в смешное (а позднее и тяжелое) положение. Сказать, что им досталось, означало ничего не сказать — и Габриэль считала это несправедливым наказанием: она делала все предписанное и никогда не отступала от плана. Значит, Богиня всегда больше благоволила Азирафаэлю, раз позволила ему так легко уйти? Но почему? Чем он заслужил Её расположение больше самой Габриэль? Этот вопрос так и обречен был остаться неразрешимым: сам херувим наслаждался своим чудесным спасением, а Габриэль была в опале, сидя здесь, в доме ведьмы, которая, кстати, тоже боролась за людей, которые много столетий назад с радостью сожгли бы её. Все это звучало как бред, и сильнее всего Габриэль хотела очнуться от этого наваждения и существовать по-прежнему. И чтобы никаких недостающих перьев в крыльях не было, а заодно и с ними — глубокой обиды и тоски. Габриэль осталась ждать, когда Анафема проснется, и сразу при пробуждении сказала: — Я слышала, люди снимают стресс алкоголем. Женщина пригладила растрепавшиеся волосы и зевнула, не сразу отвечая на реплику Габриэль. Потом она кивнула. — Да, отчасти это помогает. Только потом все равно возвращаешься в действительность, — ведьма поднялась, — так что, не советую злоупотреблять. На лице Габриэль отразилось некое подобие ухмылки. Она полусидела-полулежала в кресле, стоящем напротив, и смотрела на Анафему, собирающие пузырьки обратно в стеклянный шкафчик. Габриэль никогда еще не наблюдала за кем-то так долго, как за ней, пытаясь решить для себя вопрос, что же в этих людях такого необыкновенного. Закончив с уборкой, Анафема села за старинное трюмо — расчесывать свои роскошные волосы. В зеркале её взгляд ненадолго столкнулся со взглядом Габриэль. — Хочешь попробовать? — спросила ведьма. Габриэль колебалась. Когда-то она гордо заявляла, что священный сосуд ни в коем случае нельзя осквернять, и по этой причине они долго спорили с Азирафаэлем на предмет принятия пищи. Было что-то, что в земном мире Габриэль привлекало. Например, брючные костюмы. Но многое другое казалось ей недоступным для понимания. Поэтому сейчас, когда Анафема предложила ей сделать то, что противоречило всем прошлым убеждениям Габриэль, она испытывала сомнения. Может ли ей, существу небесному, хоть чуть-чуть помочь то, чем обычно довольствуются смертные? — Боишься лишиться святости? — озвучила ведьма её мысли. Рука с гребнем продолжала ходить туда-сюда по волосам. — Серьезно, Габриэль. Ты готова свергнуть в геенну огненную половину земного шара и опасаешься, как бы спиртное не повредило твоему имиджу. — Тебе не понять, — отрезала Габриэль. — Никому из людей не понять. Анафема обернулась. Лицо её было более чем серьезно. Она пренебрежительно пожала плечами. — А ты уверена в этом? Когда-нибудь задумывалась, что в этом такого непонятного? Габриэль промолчала. Женщина, может, и хотела бы задать ей очередной вопрос, но она резко поднялась из кресла и заходила туда-сюда по комнате. Анафема увидела длинные неровные тени, которые отбрасывали крылья. Сейчас Габриэль больше всего напоминала несчастную птицу, летавшую выше всех, а теперь оказавшуюся взаперти. Ведь пути назад на Небо могло больше и не быть. О таких тонкостях Анафема ничего не знала. — Придется мне настаивать на том, чтобы ты выпила, — покачала головой ведьма. — Если это поможет? — Если поможет, — фыркнула Габриэль, — значит, я опустилась на самое дно. — Не будь так категорична. Анафема вытащила на свет два стакана и налила в каждый из них немного янтарного цвета жидкости, показавшейся Габриэль подозрительной. Она не сразу приняла стакан из рук женщины, но, увидев, что та пьет вполне спокойно, и сама сделала глоток. Габриэль не помнила, чтобы когда-нибудь пробовала алкоголь, или же это было очень давно. Её горьковатый привкус заставил её слегка поморщиться, и Анафема, заметив это, не смогла скрыть улыбку. Отпив немного, Габриэль какое-то время держала алкоголь во рту, стараясь распробовать, и лишь затем проглотила. Привкус только усилился и ощущался на языке слегка кисло. Анафема внимательно наблюдала за ней. — Это странно, — произнесла Габриэль. — И тебе это нравится? — Иногда, — женщина повертела стакан в руке. — Помогает справиться с болью или заснуть. Еще люди употребляют его, чтобы развеселиться. Позволить себе пару часов беззаботности. — Ты не похожа на ту, кто ищет таких легких путей, — заметила Габриэль и опустилась в кресло. Ведьма улыбнулась, но ничего не сказала. С её подачи Габриэль сделала еще пару небольших глотков, стараясь не торопиться и понять, в чем же их целительная сила. Она смотрела, как алкоголь повлияет на Анафему, но ничего существенного не заметила — разве что глаза ведьмы теперь блестели чуть ярче, чем до того. — Стало легче? — спросила Анафема, когда Габриэль расправилась со своей порцией. — Нет, — честно призналась та. — Слабое утешение вы изобрели, не находишь? — Лучше не думать об этом, чтобы не стало совсем тошно, — ведьма тоже допила спиртное и поставила стакан на стол. — Универсальной панацеи от всех душевных недугов не существует. Хотя, говорят, религия в этих случаях приходит на помощь. — Людям — может быть. Я вижу и знаю гораздо больше, чем хотелось бы, — Габриэль заметно померкла лицом. — И, как бы ни была сильна моя любовь, я не могу понять. Сколько времени вам требуется, чтобы забыть? — слегка наивно спросила она у Анафемы. Ведьма долго смотрела на нее и молчала, повергая Габриэль в недоумение: разве это такой сложный вопрос? Человеку отпущено так мало, неужели же он не может рассчитать свою жизнь хотя бы примерно? Вот, например, настало время излечиться — и Габриэль все еще очень плохо знала людей. — Я не знаю. Кто-то никогда не забывает. Часто это не зависит от нас самих, — теперь Анафема смотрела куда-то сквозь Габриэль. — Века прошли с тех пор, как Агнесса была сожжена. А я здесь, вышедшая из её рода, знающая, какими немилосердные люди на самом деле и как быстро забывают они добро, сделанное им. Спроси, сколько дней, недель или лет мне дать, чтобы забыть о казни Агнессы, чтобы простить людям то, что они сделали. Все, чем я могла почтить её память, это следовать указаниям в книге. Но я никогда, никогда не смогу забыть по-настоящему. — И что бы ты сказала насчет меня? — спросила Габриэль. — Что у тебя есть еще шанс все исправить. — Но я ничего не разрушала, — горячо возразила та. — Моя верность Богине всегда была превыше всего остального, и я ни в чем не отступала от Её повелений. Она сама допустила, чтобы Азирафаэлю удалось уйти, и чтобы Апокалипсис не случился — ведь все случается по Её воле. Но покарать Она решила не кого-то, а меня, презрев то возвышенное чувство, которое я к Ней питаю. Разве Азирафаэль когда-нибудь любил Её столь же сильно? — голос Габриэль сделался злым; он дрожал. — Разве отвечал на Её благосклонность и щедрость тем же? Он всегда был озабочен только собой и своей недостойной связью с Кроули. И все-таки Богиня выбрала его, и одарила его всем, чем только смогла, оставив мне одни страдания и муки. Израненные крылья слегка встрепенулись, но тут же легли обратно, словно резко ослабев. Анафема приблизилась к ней и взяла её лицо в свои руки, чтобы заглянуть в глаза. Габриэль не плакала, но ведьма чувствовала, что глубоко внутри она кричит. — Должно быть, Она ждет, когда ты вернешься, — тихо произнесла Анафема, стараясь, чтобы ее голос звучал успокаивающе, — вернешься к Ней. И думает то же: ты скрылась, позволила ведьме помочь себе. Кроули хотя бы когда-то принадлежал к Небу, а что я? Тебе нужно попытаться отпустить это и попытать счастья. — Я давно уже не знаю, что такое счастье, Анафема, — Габриэль впервые обратилась к ней по имени, — и вряд ли когда-нибудь снова узнаю. Раз так, какой смысл его добиваться? — Если ты еще любишь Её, ты постараешься, — возразила ведьма. — Если на это способен обычный человек, почему не способна ты? Габриэль молчала. Анафема убрала с её лица мешающую прядь волос и села обратно. Она не готова была признаться, что сама едва понимала, о чем говорит. Еще никогда Анафема по-настоящему не любила — во всяком случае, не так самоотверженно, как Габриэль. Ей пока было недоступно понимание того, какая буря разыгрывалась в душе последней, стоило ей вспомнить о своих поруганных чувствах. Ведьма сочувствовала ей, но не понимала: ей казалось, что все еще можно исправить. Разве могуществу архангелов были пределы в такой тонкой сфере? Оказывается, были, и довольно серьезные. Габриэль и сама не представляла, как с этим справляться. Она даже не знала, чем заглушить сердечную боль. Советы и слова Анафемы утешали её мало, пусть она и испытывала к женщине благодарность. Сейчас Габриэль напрочь растеряла всю свою уверенность, в которой обычно никогда не испытывала недостатка. — Стоит ли мне уподобиться Азирафаэлю, — её голос дрогнул при произнесении этого имени, — и постараться жить иначе — так, как никогда раньше? Ты гадаешь на картах? — Карты часто ошибаются. Я не слишком им доверяю. Габриэль едва слышно вздохнула. Цель её существования казалась слишком туманной. Идти ей было некуда. Абсурд. Она, так успешно управлявшаяся со своими поручениями долгие тысячелетия, как будто потеряла хватку. И все из-за чувств и собственной оплошности, достойной неосторожности смертного создания, не её. Габриэль ощущала себя так, будто была проклятой. Это чувство в чем-то роднило её с Анафемой — с той только разницей, что ведьма гордилась этим, а Габриэль приходила в отчаянии от одной мысли. Невозможно, нет, только не с ней. Она не допускает ошибок. И не допустила бы, оказавшись Богиня на её стороне, а не на стороне Азирафаэля. Подумать только, он ведь и не догадывается, какую рану невольно нанес Габриэль. Другие сказали бы, что она получила по заслугам, но сама Габриэль была убеждена, что справедливость давно оставила как Небеса, так и Землю. А, может, её никогда и не существовало, и она лишь тешила себя этим пресловутым «воздастся». Что ж, воздалось. Но совсем не так, как Габриэль того ожидала. Анафема, видя её растерянность, тревожилась. Но что она могла поделать? Не существовало заклятия, способного помочь Габриэль. Да и любому, кто был хоть в чем-то с ней схож. Все, что ведьма могла, это сидеть напротив и — молчать. Она скоро поняла, что слова делают только больнее, а крылья опускаются ниже. — Если я смогу как-нибудь тебя отблагодарить, я сделаю это, — со всей серьезностью сказала Габриэль. — Пусть я и бесполезна сейчас. Ведьма покачала головой. — Не беспокойся об этом. Тебе сейчас нужно подумать о многом другом. Если хочешь, можешь пока остаться у меня, — добавила она, когда заметила, что Габриэль собирается вставать. — Не могу же я вечно стеснять тебя, — горько усмехнулась та. — Постараюсь последовать твоим указаниям. В случае чего я знаю, где тебя найти. — Звучит угрожающе, — улыбнулась Анафема. Оставшись одна, она долго и внимательно разглядывала обугленное перо, оставшееся на кресле. Интересно, может ли оно послужить составляющим для какого-нибудь нового зелья? Скажем, такого, которое облегчает душу от страданий. Будь оно так, в следующий раз Анафеме будет чем удивить Габриэль. Она ничуть в этом не сомневалась. Теплый ветер развевал её волосы. Повернув лицо в восточную сторону, Габриэль восторженно наблюдала за тем, как нежное светило робко поднимается из-за горизонта. Вокруг нее собрались её братья и сестры, старшие и младшие, и тоже следили за тем, как день постепенно вступает в свои права. Краем глаза Габриэль видела стоящего поодаль Азирафаэля. Тогда их отношения еще не были исполнены горечи и взаимной враждебности. Счастливые времена, когда все было легко! И любить ближнего своего — в том числе. — Доброе утро, Богиня, — шепчет Габриэль. И улыбается, когда ветер начинает дуть сильнее.