Ненавижу люблю
18 ноября 2019 г. в 00:06
Он видит, как его снова прижимает к стене очередной парень. Как он затягивает его в очередной страстный поцелуй, на который он отвечает, но сложно сказать охотно ли или просто, чтобы позлить, как это и происходит обычно. Как это и получается у него лучше всего и чаще всего.
Чангюн не замечает, как в следующее мгновение руки его снова сжимаются в кулаки, после в очередной раз сдирают кожу на костяшках пальцев о ближайшую стену. Кожу? Громко сказано, ведь она на тех местах едва ли осталась, и заменили ее глубокие шрамы, а в некоторых местах теперь уже снова кровоточащие раны.
Когда Им был подростком, он часто видел людей, которые подобным образом выплескивали агрессию. Например, своего отца после очередной ссоры с матерью, пьяного соседа, которого не хотела пускать домой жена, что, кстати, наверняка была не лучше. С такими людьми он и жил тогда. Ему часто приходилось видеть подобное, будучи и ребенком, и подростком, и даже сейчас, когда он довольно взрослый человек, подобное ему встречается, тут же напоминая о неприятном детстве. В голове всегда крутился вопрос: "как так можно? Это же больно. Зачем делать себе больно?". Но сейчас подобное вовсе в голове его не крутится. Сейчас есть мысли лишь о том, что Чангюн предпочел бы постоянно чувствовать эту физическую боль, чем ту душевную, что он изо дня в день заставлял чувствовать.
Юноша сплевывает на землю, в очередной не чувствуя своей левой руки и не имея возможности больше согнуть пальцы, и разворачивается резко, из-за чего низ его пальто подлетает, а после слышатся лишь глухие шаги. В воздухе все ещё витает аромат какого-то дешёвого, но достаточно приятного одеколона, а вдалеке силуэт превращается лишь в одно чёрное пятно.
Белоснежный снег окрашивается в некоторых местах в красный, впитывая заодно и эмоции буквально только что стоящего здесь парня. Такие эмоции, от которых снег мог бы и окраситься в черный.
Злость заполняет каждую клеточку его тела, не позволяя вдохнуть полной грудью.
Кихен со злостью отпихивает этого настырного молодого человека, которого и видел то едва ли второй раз, кривясь так, будто сейчас его заставили выпить чай с сахаром, что априори казалось отвратительным для него, получая в свою сторону лишь вопросительные взгляды. У Има в голове проскочила верная мысль, ведь Ю делает подобное исключительно для того, чтобы злить. Чтобы видеть, как струйки крови в очередной раз стекают вниз по пальцам, таким прекрасным, длинным и завораживающим пальцам уже обессиленной ладони, чтобы видеть этот напряжённо удаляющийся силуэт, чтобы проходить потом в том же месте, где недавно проходил он, и ловить едва различимые нотки этого самого одеколона, что витал в воздухе. Кихену нравится все это. Нравится эта ревность и взгляд, что смотрит на него с таким диким желанием, и нравится то, что Чангюн не решается подойти ближе, когда они остаются наедине. Ему нравится издеваться и мучать, мучаться самому от того, что не позволяет прикоснуться к себе или подойти ближе.
Кихен садист и мазохист в одном, но он понимает, что рано или поздно все эти игры ему не захочется больше терпеть, и рано или поздно он все же бросится сам лично в объятия Има и попросит о том, что бы тот делал все, что ему угодно. Все, что захочет сам Чангюн, даже если это будет выходить за рамки приличия, за рамки разумного. Да за все возможные рамки в принципе.
Рано или поздно все встанет на свои места, сделав жизни обоих счастливыми, но лишь по мнению Кихена.
Чангюн не видит ничего перед собой, кроме тьмы, что застилает глаза полностью от переполняющей его ярости, скрывая вид на дорогу. Фонари светят ярко, а снег от этого блестит ослепляюще, но это вовсе никак не помогает видеть больше. Не помогает и яркий свет фар от стремительно приближающейся к Иму машины, что пытается вразумить юношу своим громким сигналом, но все это бесполезно. Бесполезно абсолютно все, ведь Им Чангюн стоит посреди дороги, уже видя перед собой эту самую машину, но понимая, что сдвинуться с места он просто не сможет, да и не успеет даже покинуть эту проклятую дорогу, если начнет двигаться прямо сейчас.
Это конец. Спасибо, Ю Кихен.
На всю улицу раздается громкий свист колес, шины которых, кажется, были даже не зимними, а после и глухой удар тела о металл капота машины. Если бы сейчас не была зима, и дорога не была бы такой замёрзшей то, возможно, машина бы успела затормозить чуть раньше, чем это произошло сейчас. Но она не успела, и именно поэтому сейчас окрашивается в красный теперь та дорога, под тонким слоем снега на которой виднеются белые полосы, нарисованные специально для пешеходов.
На улице все ещё ярко светят фонари, а снег все ещё ослепляюще ярко блестит, но на это уже никто не обращает внимание. Сейчас все собираются вокруг юноши, находящегося без сознания. Кто-то вызывает скорую, кто-то охает и качает головой, а отчаянный водитель пытается сделать так, чтобы он очнулся, что, естественно, совершенно невозможно.
Чангюн без сознания и, кажется, практически не дышит.
Кихен слышит этот оглушающий свист колес и в любом другом случае ему было бы совершенно все равно, ведь неприятные случаи с посторонними людьми его совершенно не трогают и не печалят, за что ранее его мать отчитывала даже, но сейчас что-то заставило Ю повернуть голову в ту сторону. Повернуть голову и начать желать убиться прямо на месте. Достать из кармана складной небольшой ножик и своими собственными руками вырезать себе сердце, крича до срыва голоса и захлебываясь под конец своей жизни своими же до одури солёными слезами. Но юноша все же находит в себе силы на практически несгибаемых ногах дойти до места происшествия, грубо распихивая прохожих и падая на колени перед Чангюном, определенно сбивая их в кровь, но сейчас это его мало волнует. Сейчас Кихена волнует лишь этот парень, вокруг головы которого виднеется уже приличных размеров кровавое пятно.
Наплевав на всю свою брезгливость и боязнь подцепить каких-нибудь микробов, Ю аккуратно берет Има за голову, перемещая ее на свои колени и убирая прилипшую ко лбу челку.
— Ох, Чани... Как же так вышло? Разве твоя мама не учила тебя смотреть по сторонам? Ах, точно... Готов поспорить, что твоя мать тебя не научила совершенно ничему, — Кихен смеётся громко, содрогаясь всем телом и невольно сжимая чужие волосы в кулак. Постепенно этот смех переходит в безудержные рыдания, превращаясь в истерику полностью. Никто не решается подойти, а где-то близко уже слышатся звуки сирены.
Кроме чужой крови на своих ладонях он не видит ничего, а сердце его бьётся также медленно, как и сердце Чангюна сейчас.
Скорая мчится со всей возможной скоростью, ведь состояние пациента критическое, его жизнь находится буквально в одном шаге от смерти. Каждая минута сейчас сокращается до секунд, а это значит, что времени действительно мало.
Кихена не пустили в машину скорой помощи, что совершенно его не удивило, ведь он - никто. Совершенно никто. По сути сейчас он должен просто махнуть на все это рукой и спокойно уйти домой, ведь ранее он только и делал, что причинял боль Иму, но Кихен просто не может оставить все это так, именно поэтому он и ловит ближайшую машину, называя адрес нужной больницы.
Белые стены давят на мозг своей белизной так сильно, заставляя разум покинуть тело.
Кихен ходит по коридору туда сюда, не прекращая прокручивать в своей голове мысли о том, какой же он всё-таки идиот. Все эти игры, все это издевательство над Чангюном. Все это было таким лишним и ненужным, отнимало время, а сейчас и вовсе все это довело до такой ситуации, из которой, возможно, уже не будет выхода. Возможно, Ю больше никогда не увидит того человека, которого действительно успел полюбить всем своим наполовину, кажется, гнилым сердцем.
Кихен ходит по коридору туда сюда, не прекращая прокручивать в своей голове мысли о том, какой же он всё-таки идиот. Юноша чуть ли не рвет на голове волосы от безысходности, ведь сейчас он здесь, а Чангюн там, и ничего Ю сделать не может. На руках уже засохла чужая кровь, которую он так и не потрудился смыть, которая даже виднелась в некоторых местах на лице Кихена. Ему совершенно не мерзко, не противно, потому что это кровь Има, а не кого-то другого. Только поэтому. И звучит это так, словно он совершенно лишился ума за эти несколько часов, что, возможно, так и есть на самом деле.
Забиться в угол и перегрызть себе вены, пачкая ослепительно белую рубашку ещё больше.
— Вы родственник Им Чангюна? — чуть грубоватый голос врача вырывает Ю из собственных мыслей, в которых он уже успел обвинить себя во всем и придумать за каждое обвинение наказание одно хуже другого. Мужчина хмуро смотрит на совсем поникшего парня, явно ожидая ответ как можно скорее, — простите?
— Ах, я... Я... Нет я не.. не родственник, нет, я друг. Я его лучший друг, да.. — Кихен неохотно поворачивается в сторону неприятного доктора и возвращает своему лицу все ту же высокомерность, с которой обычно он смотрел на Чангюна, — позвольте мне пройти в его палату, — он слегка хмурит брови, а в ответ получает кивок в сторону той двери, откуда вышел.
Руки его трясутся так, будто несколько недель Ю пил без остановки, а сейчас у него дикое похмелье. Он может все это сравнивать, потому что у него уже был подобный опыт. Кихен вёл поистине блядскую жизнь, портя её не только себе, но и всем тем, кто пытался в неё войти. Пережившему и так много дерьма Чангюну крайне не повезло.
Кихен отвратительный человек, в которого влюбился не менее отвратительный Им Чангюн.
— Чангюн, ты ведь не слышишь меня сейчас, верно, — глаза Ю расширяются до таких размеров, о которых даже и подумать не приходилось, а на лице его снова виднеется сумасшедшая улыбка, — выглядишь сейчас ещё более уродливо, чем обычно, — следом слышится смех, но более тихий, чем недавно, ведь парень понимает, что его все же могут и выгнать, — странно, что ты жив, потому что я думал, что ты сдохнешь ещё на той дороге, — голова Има перебинтованная полностью, как и его глаза, а в некоторых местах даже виднелись небольшие кровавые пятна, — какой же ты всё-таки идиот. Я ненавижу тебя, ты знаешь...
Чангюн все слышит и ненавидит в ответ.
— Ты... — со стороны больного слышится вырывающийся из горла хрип, — какого хуя ты здесь, грёбаный мудила... — Чангюн с трудом выговаривает эти слова, ведь каждый звук отдается в голове с ещё большей болью. Вообще удивительно, что очнулся он так быстро, но это, видимо, из-за присутствия человека, которого Им любил ненавидел всей своей душой.
— Ты так быстро очнулся, — Кихен снова смеётся. Снова так мерзко и язвительно, хочется заткнуть уши и выгнать его в коридор, истошно вопя.
Просто, черт возьми, заткнись.
— Неужели соскучился по мне, малыш? Хочешь хён посидит у твоей постели и подержит тебя за руку? — Чангюн не может видеть выражение лица старшего, ведь на глазах его все ещё бинты, но он определенно знает, что именно сейчас можно увидеть.
— Ты врешь.
— О чем ты?
— Ты не ненавидишь меня, — Им давно хотел сказать эти слова, ведь то, насколько старательно притворяется Кихен, скрывая свои чувства, заметит даже слепой. Кихен влюблен в Чангюна и он знает об этом. Он знал об этом давно, просто не предоставлялось подходящей возможности поговорить об этом, а сейчас старшему просто некуда сбегать.
— Что за херня. Я ненавижу тебя, самовлюблённый ребенок, — на последних двух словах голос юноши начинает дрожать, а сам он не замечает, как начинает подходить к кушетке ближе, — ты испортил мне всю жизнь. Твои взгляды, твое существование. Из-за тебя я хотел стать лучше, я хотел перестать веселиться... Я наслаждался жизнью раньше, а теперь думаю лишь о том, как бы позлить тебя, как заставить любить меня! Ты испортил мне жизнь, и я действительно ненавижу тебя! — щеки полыхают от злости, ладони сжаты в кулаки, а по щекам текут слезы.
Кихен не ненавидит, но не хочет проигрывать.
— Не строй из себя уличного пса, в то время пока сам ты лишь обделенный вниманием кот, — говорить Чангюну все ещё трудно, отчего делает он это крайне тихо. Он пытается донести до Ю нужные мысли, чтобы услышать нужные слова, — хорошо, что я больше тебя не вижу, ведь сейчас, думаю, уродливо выглядишь именно ты.
Кихен смотрит на макушку Има, на которой виднеются черные волосы, торчащие в тех местах, которые не были скрыты бинтом. Кихен всегда хотел дотронуться до этих волос. Кихен всегда хотел потрогать Чангюна где-нибудь ещё. Кихен всегда хотел, что бы сам Им трогал его везде.
Это не чистая и светлая любовь, а скорее животная. Грубая и жёсткая. Хочется кричать о том, как все же Ю ненавидит Чангюна, но после хочется целовать его, прикусывая губы его до крови, после облизывая их, но не успевая проглотить кровь со своей же слюной, делая поцелуй неприятно мокрым. Грязным и до безумия развратным.
— Чертов придурок, как же я тебя ненавижу. Блять! Ненавижу и люблю одновременно. Какого черта ты пришел и испортил мне все?! — Кихен падает на колени перед постелью юноши, со всей своей силой цепляясь за чужую ладонь, вскрывая не совсем короткими ногтями недавно зажившие старые раны. Слышится шипение с чужих уст, но руку Чангюн не убирает, лишь сжимает ее в ответ.
— Ты мог сказать мне это раньше, идиот, и, возможно, я смог бы и дальше любоваться твоим стрёмным ебалом, — Чангюн не паникует из-за того, что не видит сейчас и, скорее всего, не сможет видеть больше никогда, ведь знает, что теперь они будут с Кихеном. Что тот не позволит, что бы Им чувствовал себя некомфортно, а на остальное все равно.
Чангюну не надо видеть, чтобы знать, что именно сейчас чувствует Кихен. Тот зол? Рад чему-то? Возбуждён или взбудоражен? Все эмоции можно понять через слова, дыхание, тон. Как бы Ю не старался контролировать себя в такие моменты, все равно даже самая маленькая деталь могла выдать его. А Им замечает абсолютно все детали.
Чангюн замечает абсолютно все детали, и видит, не смотря, больше, чем тот, кто может смотреть. Он видит, что будущее не будет таким дерьмовым, каким было прошлое.