Друзья по падению

Артур Шедвиг

      В день, когда её не стало, над Торонто впервые за долгое время взошло яркое солнце, но глядя на него, я мог думать лишь о том, что даже это небесное светило не было настолько ярким, как её искренняя улыбка.       Мне всегда нравилось смотреть на то, как она улыбается, каждый раз совершенно по-разному, в зависимости от ситуации. Больше всего меня привлекала её озорная улыбка. Она зарождалась в глазах, где, как будто, появлялись маленькие искорки, которые освещали всё лицо; уголки губ медленно начинали подниматься вверх, а затем окрывался ряд ровных белоснежных зубов.       Теперь любая её улыбка казалась особенной. Ведь больше не будет никакой.       В день, когда её не стало, я проснулся ещё до рассвета от звонка телефона, а потом никак не мог уснуть. Да и кто уснёт после такой новости? Её не стало. Как не стало и частички меня.       В день, когда её не стало, я встречал рассвет на озере, рядом с которым мы когда-то, будто в другой жизни, занимались сексом в машине, а на утро она сбежала от меня, оставив в салоне лишь лёгкий аромат манго. Теперь этот запах, который я по началу так ненавидел, со временем исчезнет. И от него не останется совершенно ничего. Ничего.       В день, когда её не стало, я так четко ощущал её присутсиве за спиной, что мне не нужно было оборачиваться, чтобы знать: она стоит там и вместе со мной встречает рассвет, поэтому я просто приподнял уголок рта. Это было довольно иронично. Рассвет моей новой жизни. Без неё. И, прежде чем молча сесть в машину, навсегда оставив все воспоминания позади, я прошептал едва слышное «прощай, детка».       В день, когда её не стало, в центральном участке полиции Торонто объявили траур. Отовсюду на меня смотрели её фотографии. Она не так долго проработала здесь, но я был уверен, что абсолютно каждый успел влюбиться в неё. Нет, не в том смысле, в котором был влюблён я, но каждый, абсолютно каждый, мог рассказать какую-нибудь историю, которая их связывала. Я не был удивлён. Она всегда считала, что не может быть частью большого общества, но на самом деле всегда влюбляла окружающих с первого взгляда.       В день, когда её не стало, я видел, как её отец, сидя на земле рядом с больницей, закрыв лицо руками, плачет и тихо шепчет, что это не может быть правдой. Я хотел подойти и успокоить его, но потом понял, что вина за её смерть лежит на мне. Это из-за меня она получила такую огромную дозу наркотика. Если бы я нашёл её немного раньше…       В день, когда её не стало, я понял, что могу изменить в этой жизни всё. Кроме одного. Её больше нет.       Боже, я даже не могу до конца осознать, что это действительно так.       Её больше нет.       Нет.       Нет.       В день, когда её не стало, я внезапно задумался: а существовало ли всё это?       Существовал ли мягкий шёлк её волос с запахом манго, который я так любил пропускать сквозь пальцы, существовали ли длинные ноги, узкие плечи, тонкий стан. Разве всё это существовало? Три родинки под грудью, выстроенные в линию. Разве мои руки касались её округлой груди, скользили по изгибам её тела?       Ничего этого больше нет…       Я проснулся в двенадцатом часу дня от надоедливого звонка телефона, резко сел в кровати и тяжело задышал от осознания.       Сон.       Всего лишь сон.       Поморщившись от внезапно возникшей головной боли, я нащупал на прикроватной тумбе телефон и, убедившись что это Кевин, ответил.       — Чего тебе? — сипло спросил я, откидываясь обратно на подушки, и не глядя отыскал вчерашнюю недопитую бутылку виски.       — Шедвиг, ты грёбанный мудак, — без каких-либо приветствий произнёс друг. Я поморщился.       — Скажешь мне что-нибудь новое или я могу класть трубку? — уточнил, после чего поднёс горлышко бутылки к губам и сделал глоток.       — Я буду через пару минут и скажу тебе всё в лицо… — едва ли не прорычал Кевин, но я уже сбросил вызов и откинул телефон подальше.       И так прекрасно знаю, что он собирается сказать. Вновь сделал пару глотков из бутылки. Несколько капель потекли по щекам на чёрные простыни. Да, пить лёжа определённо не удобно, но так не хочется вставать.       Я повернул голову в сторону и увидел, что она лежит рядом и беззвучно смеётся. Эти проклятые воспоминания едва ли не преследовали меня на каждом шагу. А может это не до конца исчезнувший побочный эффект воздействия «Альфы». Я не знал ответа, но понимал, что в этих настолько реальных воспоминаниях, от которых хочется сдохнуть, точно замешан наркотик Адама.       Мы сидим на этой долбанной кровати и играем в «Я никогда не…». Она, смеясь, рассказывает о своей жизни с Кираном в Лондоне, а я с каждым словом всё сильнее и сильнее ненавижу этого мудака. Моё воображение рисует картины того, что могло быть, если бы она училась со мной в Академии, и в голове всё выглядит настолько идеально, что я едва могу расслышать её следующий вопрос.       Через пару минут я услышал как в двери провернулся ключ и заранее поморщился.       — Уже даже не встречаешь меня? — раздался голос Кевина со стороны двери. Я всё же решил приподняться на локте и посмотреть ему в лицо. — Ты что, начал пить в полдень?       — Полдень, полночь, какая разница? — безразлично спросил я, пожимая плечами и вновь откинулся на кровать. Действительно, какая разница?       — Ты вообще себя видел? — голос Кевина звучал прям над ухом. В следующую секунду я почувствовал как он стащил меня с кровати и куда-то потянул. — Выглядишь жалко.       — Отъебись, — пробормотал я и мотыльнул рукой, стараясь отмахнуться от него, но в голове словно гудел пчелиный улей, поэтому я промахнулся. Я даже не понял куда Кевин кинул меня, пока на голову не полилась ледяная вода.       — Твою мать, Кев, какого хера? — заорал я, пытаясь дотянуться до крана чтобы выключить воду, но он со злостью отбрасывал мои руки, а у меня практически не было сил сопротивляться. Может, пить две недели практически не выходя из дома было дерьмовой идеей?       — Трезвей! — злобно прокричал Кевин, вновь и вновь откидывая мои руки. — Я не буду говорить с тобой, когда ты почти не соображаешь. И так сложно вбить тебе что-то в голову, а когда ты пьян — вообще невозможно.       — Ладно, ладно! — ответил я и поражённо поднял руки. Пижама, как и бинты, наложенные на повреждённый палец и простреленную ключицу, уже беспощадно промокла. Вот же чёрт, я только вчера был на перевязке. Теперь придётся ехать ещё раз?       — Прекрасно, — сказал Кевин. Он отошёл от меня, облокотился об дверной косяк, теперь просто наблюдая за тем, как я сижу под ледяным душем.       Вода отрезвляла, помогала сосредоточиться, вспомнить, почему я старался провести две недели в беспамятстве.       — Она снова спрашивала обо мне? — это был единственный имеющий хоть какой-то смысл вопрос, который непременно разозлил Кевина.       — Ты сейчас издеваешься надо мной? — тихо, но очень зло спросил Кевин, отталкиваясь от дверного косяка. — Прошла практически неделя с тех пор, как она очнулась, а ты так и не удосужился хотя бы просто заглянуть и спросить как она. Я усмехнулся и откинул голову назад, подставляя лицо под ледяные капли воды, надеясь лишь на то, что это поможет избежать стояка, потому что я вспомнил, как трахал её в душе, когда мы были на задании в Броке. Боже, это действительно уже смахивало на зависимость, и я не имел понятия как от неё избавиться. Я засыпал ночью в глубоком бреду от воздействия алкоголя, а просыпался из-за того, что кончал в штаны, потому что моя белобрысая засранка накрепко засела у меня в голове, и я никак не мог вытравить её оттуда. Это было похоже на мой персональный ад. Я бредил, и всегда видел её: она лежит на грязном полу в подвале совершенно неподвижно, её волосы растрёпаны, а белоснежная юбка безнадёжно испачкана; она в моей квартире, абсолютно голая, запрыгивает на меня, словно дикая кошка и, звонко смеясь, кусает меня за шею; она в кофейне попивает горячий шоколад, а когда отрывается от кружки, то на её губах видны небольшие усики от пены, из-за чего я не могу сдержать смех; она в тренажёрном зале, в своих обтягивающих лосинах и топике делает упражнения на ягодицы, а я не могу оторвать от неё взгляд; она в моей машине, сидит рядом со мной, и всё вокруг мен источает запах манго, и моя рука покоится на её колене. И этот ад повторялся снова и снова. Я думал, что когда она очнётся, то всё наладится, но я каждый грёбанный день приходил в больницу, смотрел на неё через окно на двери, ведущей в её палату, и уходил, не в силах зайти. Это я не смог уберечь её. Это я искал её двое суток. Это из-за меня она пробыла в коме неделю и находилась на грани смерти. Вернее, как сказали мне врачи, её сердце останавливалось три раза, но у них каждый раз выходило заново запустить его. После этой информации я внезапно задумался: а если бы она не выжила, что было бы дальше? Пытаясь уже две недели признаться в этом хотя бы себе, частичка меня всё ещё отказывалась воспринимать тот факт, что я бы умер вместе с ней. От вины, от обиды, от того, что я так сильно влюблён в неё. Чёрт, хотя бы в этом я смог себе признаться. Подумать только. Я влюблён в Эмили Эндрюс. Ну надо же. Вау. Браво, Шедвиг, вся твоя жизнь просто пошла под откос, а весь тот образ, который ты так старательно выстраивал годами моментально рухнул. Никогда бы в жизни не подумал, что в моей жизни хотя бы когда-нибудь появится такая девушка, к которой я смогу испытать хотя бы что-то кроме желания потрахаться с ней. И Эмили как обычно сломала все границы моего мира. — Арти, ты меня напрягаешь, ты молчишь слишком долго, — голос Кевина вывел меня из раздумий, а следом надо мной выключилась вода. — Протрезвел? — Я больше проспался, чем протрезвел от твоей помощи, — огрызнулся я, вылезая из ванной и накидывая на голову полотенце. — Так ты хотел поговорить только о Эмили? — А ты в состоянии сейчас говорить со мной ещё о чём-то? — уточнил Кевин, и я слабо толкнул его в плечо, идя на кухню и оставляя за собой мокрые следы. — Серьёзно, Артур, ты ничего не хочешь мне рассказать? Я достал из холодильника банан и откусил огромный кусок. В банане содержится калий, а ещё это лёгкая, хотя и весьма калорийная еда, которая не создаст организму новых проблем. Для похмелья самое то. — Прекрати! — весело хохоча, прокричала Эмили, стараясь увернуться от летящей в неё муки, но всё осело на футболку, которую я ей одолжил. — Я ненавижу тебя, Шедвиг! Она вновь весело рассмеялась и попыталась выхватить у меня пакет с мукой, но у неё ничего не вышло. — Ну Артур! — закричала она, когда я запустил в неё очередной порцией муки и сморщила нос, стараясь скрыть улыбку и замахала руками, чтобы мука полетела и в мою сторону. — Прекрати! Она была повсюду в моей квартире. Куда бы я не посмотрел везде была она. И это отравляло меня. А противоядием была она сама. — Насчёт чего? — уточнил я, но и так знал ответ. Думаю, и Кевин тоже уже знал ответ на свой же вопрос. — Насчёт всего этого дерьма, что происходит последние две недели, — вырывая из моих рук банан, произнёс Кевин и стукнул ладонью по столу. — Прекрати, Шедвиг. Что происходит? Я посмотрел на банан в его руках и тяжело вздохнул, подперев ладонью щёку. — Я сам не знаю, ладно? — тихо спросил я, внезапно потеряв все силы спорить. — Но я обещаю, что как только я пойму — ты станешь первым, кто узнает обо всём. Кевин протянул мне банан обратно, и я, слабо наклонив голову в шутливой благодарности, взял банан и откусил от него кусок, периферийным зрением наблюдая за тем, как Кевин медленно опускается на соседний стул и тяжело вздыхает. — И всё же, прошу тебя, навести Эмили, — попросил он и криво улыбнулся. — Я даже понятия не имею, что ей отвечать, хотя она и пытается спрашивать не так часто, я вижу, что ей хочется узнать о тебе. А ещё. Он достал из кармана джинсов флешку и положил её на стол прежде, чем медленно пододвинуть в мою сторону. Я удивлённо посмотрел на самую обычную чёрную флешку, теперь лежащую передо мной, а затем перевёл взгляд обратно на Кевина. — Мы нашли скрытую камеру в том подвале, где Адам держал Эми, — пояснил Кевин, и я заметил, как он напрягся. — Благодаря этому у нас есть доказательства всего, что он с ней сделал. Там есть несколько видео. То, которое самое короткое — я обрезал специально для тебя. Можешь посмотреть только его. Кевин хмыкнул и покачал головой. — Никогда бы не подумал, что действительно буду заниматься этим, — тихо пробормотал Кев и двумя пальцами потёр переносицу. — В общем, я просто подумал, что тебе стоит это знать. Хотя, ты бы знал, ведь это дело всё ещё твоё, вот только ты им совершенно не занимаешься. Он встал со стула и вышел из кухни, повозился в коридоре, а затем появился в дверном проёме уже в куртке. — И если поедешь к ней, то хотя бы побрейся, — сказал он мне на прощание, и я услышал, как через несколько секунд за ним захлопнулась входная дверь. Я ещё долго сидел на кухне и играл в гляделки с этой чёртовой флешкой. И проиграл. Ладно, не удивительно. У меня вышло вставить флешку в порт только с третьего раза, потому что мои руки мелко подрагивали. Господи, скажу кому-нибудь — засмеют, что я не смог вставить. Чёрт, я ещё разучился шутить даже в своей голове. Да, признаю, я ужасно боялся того, что обнаружу на этой флешке. Но любопытство всё же взяло своё. На флешке было несколько видео, и я сразу обратил внимание на самое короткое, всего в несколько минут, а потом всё же открыл всё по порядку. По большей части практически ничего не происходило, и Эмили сидела на стуле, привязанная к нему, поэтому я промотал, по меньшей мере, двенадцать часов съёмки. Но Эмили внезапно пошевелилась, а затем вскинула голову и оглядела помещение, но вряд ли что-то рассмотрела в этой темноте. — Здесь кто-нибудь есть? — крикнула она во тьму и попыталась пошевелиться, но её руки и ноги были привязаны к стулу. — Ну, ну, мы же не хотим, чтобы ты стёрла себе руки в кровь, — Адам вновь открыл дверь, ведущую на основную парковку, и начал медленно, угрожающе подходить к ней. — Сейчас ты видишь перед собой человека, в которого влюблена. И будешь делать то, что он попросит. Он поднёс к губам металлический свисток и подул в него. Теперь мы знали, что Адам использовал ультразвуковые частоты для воздействия на мозг и отдачи приказов. Эмили попыталась отвернуть голову и даже легко потрясла ей, но ничего не помогло. Адам ножом, который возник едва ли из ниоткуда разрезал верёвки за спиной Эмили. — Ты пришёл за мной? — тихо спросила она, растирая и без того затёкшие от верёвок запястья. — Да, прости, что так долго, — извинился он и слабо покачал головой. — У тебя не болит голова? Ты помнишь, как меня зовут? — Артур, у меня точно нет сотрясения, — тут же ответила она, а я едва успел нажать на паузу дрожащими руками и немного перемотал видео, воспроизводя всё ещё раз. «Увидишь человека, в которого влюблена». Я. Я человек, в которого она влюблена. Боже, какой я идиот. — Значит, если я пересплю сейчас с тобой и попаду в твой список с пометкой «доступно», ты отстанешь от меня? — тихо спросила она, подходя ко мне почти вплотную и вскинула голову вверх, заглядывая мне в глаза. — Да, — не подумав ни секунды, ответил я и уткнулся носом в её шею, вдыхая так раздражающий меня запах манго. — Ты опять играешь в допрос с пристрастием? — Да, но только в этот раз допрос будет в немного другой форме, — прошептала она мне на ухо и потянулась к ремню на джинсах. Мои глаза округлились, когда я почувствовал, как её ловкие пальчики начали расстёгивать мой ремень, но шок быстро сменился приятным удивлением, поэтому я припал губами к её шее. Она отодвинула резинку боксёр в сторону и достала мой возбуждённый член, издав при этом вздох удивления. Как я люблю вызывать у девушек такую реакцию. — Я смотрю, ты не слишком опытна в этих делах, — пробормотал я ей на ухо, а затем медленно спустился губами к её ключице. — Не хочешь поехать ко мне домой, чтобы я тебя там всему научил? — Я никогда не окажусь у тебя в постели, — парировала она и начала медленно водить своей мягкой рукой по моему члену. — Довольствуйся тем, что имеешь. Я делал с ней столько грязных вещей, сколько не делал ни с одной девушкой. Но она ни разу не дала мне даже намёка на то, что она чувствует ко мне хотя бы что-то. Почему? И зачем тогда были нужны все эти игры во влюблённых с Адамом? Потому что я грёбанный мудак. Точно. Я столько раз говорил ей о том, что от девушек мне всегда нужен только секс, что сам забыл, в какой момент это правило перестало касаться её. Мне было правильно прямо сейчас поехать к ней в больницу, но мне просто интересно что этот ублюдок сделал с ней после того, как понял, что она влюблена в меня. Лучше бы я не смотрел дальше. Он поцеловал её, а когда понял, что её сознание сопротивляется, потому что я целовал её не один десяток раз, и она наверняка успела выучить наизусть каждый миллиметр моих губ, вновь дал ей Альфу. А после этого занялся с ней сексом на этом чёртовом стуле. Я понимал, что это уже было, что она делала это совершенно неосознанно, но ноющая, острая боль засела где-то внутри меня, словно кто-то раз за разом проворачивал в сердце нож, когда Адам касался её тонких изгибов талии, мягкий бёдер, упругих грудей, как она впивалась ногтями в его плечи, запрокидывала голову назад и с её губ слетали стоны. Мне надо было перемотать это видео и не смотреть его, но я не мог. Я испытывал дикую ненависть к Адаму из-за того, что он так касался Эмили, что он использовал её, мою девочку. Но я мог лишь от бессилия сжимать кулаки и практически невидящим взглядом продолжать смотреть это видео. — Но я никому больше не позволю притрагиваться к себе так. — Ты больная на всю голову, Эндрюс. Не говори таких вещей. Это я не должен был позволить никому больше притрагиваться к ней так. И опоздал. Когда всё закончилось, он вновь дал ей таблетку и привязал к стулу. Не знаю, зачем, но я продолжил смотреть дальше. Пришлось опять долго перематывать видео, но наконец я нашёл момент, когда она очнулась. — Кто-нибудь! — крикнула она во тьму, когда поняла, что привязана. Она вновь попыталась освободить руки, но, кажется, верёвка стянула её, из-за чего она тихо вскрикнула. — Артур! От этого окрика я вздрогнул, словно от пощечины. В её голосе звучало отчаяние, а затем я услышал, как она тихо всхлипнула после того, как поняла всю безвыходность ситуации. — Ты обещал, Артур! — крикнула она в сторону двери, и я не видел, но точно знал, что по её щекам текут слёзы. — Обещал, что присмотришь за мной… — Мне страшно, Артур, — пробормотала она, сидя на каменной раковине и внезапно уставилась на свои руки. — У меня очень плохое предчувствие насчёт Бубонника. — Эй, — прошептал я, делая один неуверенный шаг в её сторону, но всё же не смог совладать с эмоциями, и поэтому обнял её. — С тобой ничего не случиться. Я обещаю тебе. Одна рука покоилась на её затылке, а второй я крепко сжимал её талию, надеясь лишь на то, что она не оттолкнёт меня прямо сейчас. И она не оттолкнула. Её пальцы вцепились в мою футболку, и я услышал, как она судорожно втянула носом воздух, придвигаясь ко мне ещё ближе. — Но я волнуюсь и за тебя тоже, — тихо сказала Эмили, а я, не сдержавшись, всё же улыбнулся, пока она не могла видеть моего лица. Боже, я был готов положить весь мир к её ногам после этой фразы. — Детка, — позвал её я, прижимая к себе ещё сильнее. Я ни за что её не отпущу. — За меня можешь точно не волноваться. Должен же за тобой кто-то присмотреть. Её тихий голос откликнулся в моей душе бурей. Какой же я всё же идиот. И именно после этих слов я сорвался с места. Наспех надев на себя более-менее чистые джинсы и какой-то серый вязаный свитер, который я даже понятия не имею откуда взялся у меня в шкафу, я обул кроссовки на голые ноги и, схватив со стойки ключи от квартиры и машины, едва ли не вылетел из дома. К сожалению, я уже успел снять с машины все спец сигналы, поэтому пришлось, как и всем, отстоять все пробки на своём пути. Я ехал в машине в полной тишине, пальцами барабаня по рулю. Эмили села в машину и пристегнула ремень безопасности. Она так раздражала меня одним своим присутствием, но я совершенно ничего не мог поделать со своим стояком. — Ну поехали. — К тебе или ко мне? — усмехнувшись и подмигнув ей, поинтересовался я скорее в шутку. Просто было интересно, что она выдаст на этот раз. Она закатила глаза и покачала головой, в голове явно проклиная меня. — Давай прямо тут, — внезапно томно прошептала она, наклоняясь ко мне, а я усмехнулся, потому что таким образом мне открывался шикарный вид на её упругие груди, которые мне чертовски хотелось потрогать. — Я ещё никогда не трахал девушек в машине, — тихо сказал я, наклоняясь ближе к ней и переводя взгляд на её губы. Всегда знал, что все девушки ведутся на внешность. — Не боишься запачкать обивку кровью? — спросила она, а я почувствовал, как мои брови медленно поползли вверх. Так вот, почему она так ломается: она девственница. Эмили выгнулась в спине, из-за чего я почувствовал тепло, исходящее от её тела, и губами едва не дотронулась до моего: — Потому что я тебе сейчас точно что-нибудь отрежу. Она всё ещё ждёт меня? Надеюсь, что да. Она всё ещё влюблена в меня? Надеюсь, что да. Боже, да зачем я размазываю по всему салону эти сопли? Надо взять себя в руки. Она ведь была влюблена в меня. А чувства не могут раствориться по щелчку пальцев. А если всё же нет… то я заставлю её вспомнить почему она влюбилась в меня. Я вбежал в больницу, стараясь не расталкивать перед собой людей и пробежал мимо стойки регистрации. Я приходил сюда каждый долбанный вечер, я знаю где находится её палата, поэтому помощь мне не нужна. Подумать только, приходил каждый день, стоял напротив входа в её палату и так ни разу и не вошёл. А ведь мог сделать всё намного проще. Она ведь не думает, что я бросил её? Точно так же, как и до этого, я остановился напротив её двери и посмотрел в окно палаты. Эмили сидела на больничной койке, поджав под себя ноги и читала какую-то книгу. Её брови были сведены к переносице, а светлые волосы аккуратно расчёсаны и убраны за уши. Я нашёл в себе силы улыбнуться, потому что Эмили в любом случае оставалась Эмили. Видимо почувствовав на себе мой взгляд, она резко вскинула голову, и, я ожидал абсолютно любой реакции, от злости до слёз и истерики, но только не этой… Она слабо улыбнулась и, неуверенно подняв руку вверх, махнула мне.