«Добро пожаловать в Бейкон-Хилс»
Рады приветствовать Вас. Мы скучали. Город уже успел подзабыть ту вонь пепла и тоски, которыми от Вас несёт за милю.
Дерек глубоко выдыхает через нос, успокаиваясь, и разжимает судорожно сжатые на руле ладони. Не хватало ещё испортить, оставить уродливые вмятины от пальцев и когтей. Ему достаточно тех отметин, что внутри, дерут глотку каждое полнолуние, напоминают о себе одинокими вечерами, чешутся при перемене погоды где-то за грудиной.Добро пожаловать обратно.
Нагулялся? Поверил, будто что-то может ждать тебя там, за пределами маленького персонального мирка – то ли ада, то ли равнодушного чистилища – и вот результат. Понравилось? Пытаться спрятаться, уйти от прошлого – всё равно что бежать по зыбучим пескам. Беги-беги, всё равно провалишься. Всё равно вернёшься, побитой псиной приползёшь на брюхе, оставляя после себя кровавый след. Но ничего, ты всегда его за собой оставлял. Менялась только кровь: своя, чужая. Утренние лучи слепят глаза, красивыми косыми линиями подсвечивают пушистую зелень леса. Там сейчас полно жизни. Там всегда было полно смерти. Неизменная константа жизни, только почему-то Дереку всегда больше отсыпалось второго. Видимо, костлявая старуха заприметила его, вписала в свой счастливый список и одаривает теперь подарками. Спасибо, блять, очень приятно. От куртки всё ещё тянет запахом больницы. Тяжёлый, смрадный душок болезни и безразличия, ну и немного хлорки. Куда же без неё, родимой. Обоняние, не такое чувствительное, как раньше, но лучше, чем у человека, улавливает ароматы свежей, пышно пахнущей земли и свежего ветра через едва открытое окно, и Дерек втихую наслаждается им. Не потому, что кто-то может заметить. Просто привычка – чем меньше тебе что-то нравится, тем безразличней будет это терять. Херовая концепция, хлипкая, как карточный домик, который чудом держится на ветру почти двадцать лет. Картонный шалашик шатается, кренится, но пока стоит. Дерек не знает, что будет, когда он рухнет. Впереди начинают появляться первые редкие дома, маленькие, но ухоженные. Хейл помнит их с детства, поменялся разве что цвет краски низенького забора цветника. Здесь ничего не меняется. В этом маленьком персональном мирке. И Питер тоже не меняется. Ухмыляется дёргано, губы по привычке кривит на одну сторону, но вполне дружелюбно широко раскрывает дверь в квартиру и размашистым жестом приглашает войти. Внутри неожиданно пахнет…домом. Мясным рулетом, стиральным порошком и нежной привязанностью. На кухонном столе стопка из книг по экономике и гражданскому праву. Несколько изданий конституции лежат в разных уголках квартиры, а на спинку стула неряшливо брошен зелёный свитер. Он не дядин. Осторожно втянув воздух, Дерек удивлённо косится на Питера, но тот разводит руки в стороны – мол, я, в отличие от тебя, племянник, шансы не упускаю – и уходит на кухню готовить чай. Фруктовый вкус отдаёт горечью, звук хлопнувшей за спиной двери – облегчением. Отчаянно хочется живого тепла, прислониться лбом, дотронуться пальцами до тела, что не отшатнётся, не дёрнется в ответ, а просто постоит рядом, поделится с ним жизнью. В самом Дереке жизни почти не осталось. Он попытался взять себе немного, возродить, раскалить остывший металл. Почти вышло, попытка засчитана. Ну да, снова облажался, с кем не бывает? Забей, попробуешь как-нибудь снова. Ноги сами несут его выученной наизусть дорогой. Дерек и рад бы никогда туда не возвращаться, но, когда вдалеке уже виднеется чёрный провал посреди леса, решает подойти. Те же запахи, те же воспоминания, те же разрывающие внутренности мысли. От них хочется разбежаться и головой об стену. Сильно, чтобы до белых пятен и тошноты. Здесь начался его провальный путь в поисках счастья. Что-то подсказывает Дереку, что здесь он и закончится. Обратно Хейл идёт извилистой дорогой и неожиданно набредает на парк. Оказывается, что-то в этом персональном мирке всё же меняется. Незначительно, едва-едва, что-то вроде строительства вот такого ухоженного парка с низкими скамейками и маленькими фонтанчиками. Для летнего вечера здесь довольно тихо. Дерек направляется в самый дальний конец и садится на последнюю лавочку. Она чуть поскрипывает, кто-то отломал пару досок от спинки, но Хейлу наплевать. Он откидывает голову на жесткое дерево и закрывает глаза. Вслушивается в щебет птиц, шум далёких автомобилей на шоссе и чьи-то приближающиеся шаги. Размеренные, чёткие и практически бесшумные. Этот кто-то останавливается рядом, дышит несколько мгновений и садится. Дерево протестующе скрипит, и Дерек открывает глаза. От вида возмужавшего, повзрослевшего Стайлза несуществующий волк в груди скулит и зарывается носом в холодную мёртвую землю. Наверное, пытается отыскать зарытое там сердце или мозг. Честно говоря, Дерек уверен, что и то, и другое у него отсутствует уже давно, поэтому грубо пинает псину в бок, заставляет лёгкие качать воздух, диафрагму подниматься и опускаться, крови циркулировать по сосудам. Он понятия не имеет, как Стилински нашёл его. Возможно, Питер рассказал, возможно, узнал от отца. Или снова во всём виновата сука случайность. Дереку всё равно. Он смотрит на профиль Стайлза несколько секунд, после чего вновь закрывает глаза. На всякий случай. Глазам сейчас доверять нельзя. Ничему нельзя. Он потерял возможность кому-то доверять несколько лет назад. Когда выбрал вариант полегче и укатил в закат с улыбкой и надеждами на лучшее. Надежды не оправдались. Надеждам, по сути, насрать, кто и что на них там возлагает. Сейчас ему остаётся только сидеть в темноте собственных век и втихую (херовая концепция, хлипкая, как карточный домик) вдыхать чуть изменившийся запах. Другой парфюм, другая марка шампуня, но кожа пахнет также. Привязанность к гелю для душа? Как мило. Дерек тихо фыркает. Какая же он сволота. – Зачем вернулся? Голос тоже другой, низкий и чуть хрипловатый. Лишённый быстрых, несуразных интонаций со сквозившими в них вечными полувопросами. Ты всё хотел, чтобы в этом персональном мирке что-то менялось? Получи, распишись. Получи с разворота уверенными, спокойными нотами в изменившемся голосе. Под дых отросшими каштановыми волосами, широкими запястьями и прямым взглядом. Получи промеж глаз безразличием в янтарных глазах. Расписался? Ручки не надо, сойдёт кровь. – Идти больше некуда. Собственный голос кажется слишком слабым и тихим. Слишком умирающим, тусклым. Он и сам такой. Тусклый. Ему просто хочется чего-то, что он потерял уже давно. Окончательно и бесповоротно. Черта проведена, мосты сожжены, стен нет – нечего ограждать. По пустыне сознания катится перекати-поле из усталости и тоски. Он слышит вой ветра в голове. – А здесь есть, куда? Дерек открывает глаза, чтобы вновь взглянуть. Маленькие слабости когда-то большого волка. – Здесь когда-то было всё. – Было, да. – Стайлз кивает, смотрит прямо, ровно, без мельтешения и красных пятен по бледной коже, что так раздражали. Знай Дерек, каким он станет в будущем…всё равно бы всё проебал. Талант не пропьёшь. – Но сейчас нет ничего. – Только руины. Дерек шепчет, удивляя самого себя. Он понятия не имеет, о чём говорит. О развалинах семейного дома, собственной сущности или о том мимолётном, что промелькнуло быстро и растаяло. Нет, не растаяло, умерло под его же ногами, когда Хейл выбросил и протанцевал сверху танец собственного сочинения. Сам придумал, сам поставил, сам станцевал. Дерек давно уже мальчик самостоятельный. И всё по наклонной вниз пускает тоже самостоятельно. Стайлз молчит. Отводит взгляд, смотрит прямо перед собой, на мирно журчащую воду в фонтанчике напротив и ничего не говорит. От него равномерными волнами расходятся спокойствие и сила. Дереку до скрежета под рёбрами хочется подползти, урвать хоть кусочек, чтобы обгладывать его долгое-долгое время. – Где же Брейден? – Умерла. – Соболезную. – Не стоит. Стайлз вновь смотрит, сканирует взглядом. На нём джинсы и обычная чёрная футболка, обтягивающая широкие плечи. Никаких забавных ярких принтов, клетчатых рубашек и нелепых рюкзаков. На левом колене экраном вниз лежит телефон. Он вибрирует пришедшим сообщением, но Стайлз не обращает на него никакого внимания. Продолжает смотреть, после чего всё же спрашивает: – Отчего же? Ты, как мне кажется, её любил. – Её не любил ты. – Причём здесь я? Дерек тяжело вздыхает. Голова начинает гудеть от мыслей, которые он пытается удержать на месте, словно бешеных собак на поводке. – Почему ты говоришь со мной? – Потому что мы старые знакомые, которые увиделись после долгой разлуки? – Нет. – Нет. Дерек снова закрывает глаза и откидывает голову на жёсткую спинку. Поворачивает лицо к Стайлзу, мелочно не открывая глаз, и дышит. Другой парфюм, другая марка шампуня, но кожа пахнет также. Мята, лимон и нотка своего, неповторимого. Перемешанный коктейль, от которого вставляет и хочется жестом сигналить бармену «повтори» до потери пульса. – Я говорю с тобой, чтобы принять решение. – Решение? Вопрос до безразличия формален. Дереку всё равно. Он устал. – Можешь ли ты находиться на моей территории. Дерек так резко вскидывает голову, что та начинает кружиться. Ровная сила, исходящая от Стайлза, становится сильнее. Она не давит, не напирает, не пытается подчинить себе. Сила просто есть. Она настолько мощная, что Хейл инстинктивно напрягается. Стайлз чуть улыбается и встаёт. Засовывает телефон в задний карман джинс и останавливает Дерека рукой, когда он пытается встать тоже. – Ребята будут рады тебя видеть. Скотту ты даже когда-то нравился. Мы собираемся у Питера каждое пятнадцатое число месяца. Глаза Стайлза на пару мгновений загораются ярким красным. Цвет крови, маковых полей и власти. Он чуть поощрительно склоняет голову. – Ты можешь прийти.