Love, flowers and eternity

Рабочий день Чонгука не задался с самого утра. Он планировал быстро закончить все дела и устроить себе небольшой отпуск, но, видимо, у госпожи Фортуны совершенно другие на него планы. Встреча с китайскими партнёрами, на которой Чонгук с ними мирный договор подписать должен был, сорвалась, те огонь по его людям открыли, Чонгук приказал стрелять в ответ. Уже через несколько часов газеты пестрели громкими заголовками о кровавой бойне на одном из заброшенных складов города. Новостные каналы разрывало от звонков обеспокоенных граждан, что за свою безопасность опасались, не зная, что главному кошмару Сеула, всё это сотворившему, их жалкие жизни не нужны были. Чон Чонгуку двадцать восемь лет, десять из которых он главой крупнейшего преступного синдиката страны является. С детства с несправедливостью власти столкнувшись, на существование право себе у Судьбы отвоёвывая, он каждый день взросления борьбой встречал и сейчас встречает. Он мечтал отважным полицейским стать, людей от опасности защищать, с честью на благо страны служить, но мечта маленького мальчика разбилась вдребезги, когда его родителей убил "доблестный офицер". Дело быстро замяли, ведь тот был служителем закона, и не волновало никого, что офицер выпивший был, что двух невинных человек застрелил, что сиротой пятилетнего ребёнка оставил. В тот день Чонгук, сжимая в крохотных ручках холодное тело матери с навсегда болью во взгляде застывшей, решил, что свою правду придумает, раз её на стороне закона нет. Чонгук поклялся себе, что проклятием их станет, тем, кого бояться все будут. И стал. В одиннадцать лет связавшись с криминальной бандой одного из районов города, Чонгук кровью собственной дорогу себе пробивал. Начав с поручений мелких, одним из главных палачей сумел стать, но ему было мало. Он своих людей собирать начал, в другие банды внедрять, изнутри их разрушая, и к своим восемнадцати годам их все уничтожил. Главы группировок других городов его юнцом неопытным считали, всерьёз принимать не хотели — Чонгук их в свой мир окунул, где Смерть балом правит, окончательно свою власть укрепив. За его необузданность его Драконом называть стали. Одичалый будто, яростный, свирепый, дикий — Чонгук привычные всем устои менял, свои порядки устанавливая. Никого не слушая и ни с кем не считаясь, он собственный кодекс чести создал, за нарушение которого убивал. В этом кодексе всего три правила, но они постулатами его и верных ему людей стали. Первое правило — не убивать женщин и омег, второе — не трогать детей, третье — не предавать. Многие не понимали, почему Чонгуку так быстро новые территории захватывать удаётся, как он власть огромную такую контролировать может, и почему люди его предпочтут умереть, стерпев перед этим ужасные пытки, но тайны его не выдать. Это непонимание стало могилой многих. Чонгук никогда себя выше остальных не ставил. С самых низов пробираясь, он не банду создавал себе, где каждый друг другу глотку перегрызть готов был, а семью. Он страх, как способ давления, не использовал, только силу признавая — умственную или физическую. Уважение пришлось выбивать вторым способом, с любым, в лидерстве Чонгука сомневающимся, в драку вступать, победой показывая, что достоин, и закреплять первым — руководя правильно, грамотно, ошибок не допуская, медленно всё больше людей вокруг собирая, чтобы после быстрый, решительный удар нанести. Права на ошибку у Чонгука не было. И он ошибок не совершил. С каждым годом обретая всё больше власти, постоянно сам при этом совершенствуясь, Чонгук пришёл к тому, кем он является сейчас. Когда-то кто-то из чиновников сравнил Чона с Дьяволом, а Сеул — его цитаделью, всего зла сосредоточением. Чонгук думает, что этот кто-то точно не ошибся. Все высокопоставленные лица и полиция знают, кто городом на самом деле управляет, под покровом ночи не скрываясь даже, но в своих действиях они бессильны — Чон работает чисто, никаких следов после себя не оставляя, не давая и малейшего шанса на свой арест. Для всех жителей не только Сеула, а и всей Кореи, Чон Чонгук — меценат, тот, кто ежемесячно жертвует огромные суммы на благотворительность, на ремонты старых зданий и постройку новых, будь то больница, школа или университет — неважно. Чонгук в обожании народа купается, ненавистью полиции любимый виски закусывает, преданностью своих людей — дороги новые для себя создаёт. Но перед некоторыми вещами он остаётся бессилен. Чонгук, главным кошмаром для многих став, сам каждую ночь в нём же тонет. Если днём Чонгук в безопасности, то ночью, стоит ему закрыть глаза, кошмары его поглощают. От них не спастись никак, не убежать, не скрыться. Они на него плитой неподъёмной падают, Чонгук её на плечах своих нести устал, но сдаться, ей сокрушить себя позволив, он не может, сопротивляться её давлению продолжая. Не для того он боролся столько, такой путь сложный пройдя, который любого другого уже сломал бы давно. Чонгук одолеть себя никому позволить не может, собственным демонам — и подавно. Чонгук вздыхает тяжело, расслабленно на мягкое заднее сидение чёрной ауди голову откидывая, наблюдая за быстро сменяющимися картинами вечернего Сеула. Солнце уже почти скрылось за высокими небоскрёбами, спрятав свои тёплые лучи. Людей на улицах стало ещё больше, чем было днём, ведь в таком Сеуле есть своё особое очарование. Кто-то куда-то спешит, кто-то уже отдыхает дома, наблюдая за постепенно наступающими сумерками из окон, а кто-то счастливо смеётся, радостно встречая любимого человека. Чонгук смотрит, как парень кружит над землёй мило улыбающуюся девушку, и досадливо морщится. У Чонгука — собственный огромный пентхаус со всеми возможными удобствами, построенный самыми лучшими именитыми дизайнерами Кореи, и в котором Чонгука ждёт Чимин. С Чимином Чонгук познакомился на одном из благотворительных вечеров, куда он был приглашён. Чон идти не хотел, и его не остановило бы и то, что приглашение ему прислал мэр города, но на том же вечере должен был быть и Ким Намджун, глава одного из старейших мафиозных кланов Японии, а Чонгуку нужен был новый рынок сбыта оружия и наркотиков. Разговор прошёл удачно, альфы, придя к выгодному для обоих сторон решению, часть вечера после продолжали вести увлекательную беседу, нервируя своим нахождением рядом друг с другом местного начальника полиции. Ким всё время усмехался, стоило тому попасться ему на глаза, веселя этим и Чонгука. Как считает Чон, многоуважаемый начальник за эти несколько часов заработал себе нервный тик на долгое время. Вскоре Намджун, вежливо попрощавшись с Чонгуком, ушёл, и альфа, допивая бокал невкусного шампанского, хотел уже отправляться домой, как почувствовал приятный, сладкий запах ванили. Сделав глубокий вдох, в самые лёгкие его пуская, различая в нём тонкие миндальные нотки, Чон обернулся, пытаясь найти обладателя вскружившего голову аромата. Он хочет его себе. Пристально рассматривая присутствующих в зале, многих своим внимательным взглядом смущая, спустя пять минут поисков Чонгук усмехается, понимая, что нашёл. Омега спиной к нему стоит, Чонгук серебристыми волосами, в себе будто все алмазы мира собравшими, любуется, стройной талией, упругими бёдрами наслаждается, длинные ноги эти уже на плечах своих видит, как целовать их ночами долгими будет, представляет. Альфа, щелчком пальцев подозвав официанта, пустой бокал у того на подносе оставляет, и, одёрнув чёрный пиджак, к юному соблазнителю направляется. Тот оборачивается, Чонгук себя с отличным приобретением поздравляет. Омега — маленький принц. Глаза у него — жидкое золото, губы пухлые, для поцелуев созданные, наверняка нежные, мягкие. Чонгук скоро узнает, хотя он уверен, что прав в своих догадках. В зале перешёптываться начинают, альфа всё внимания к себе приковывает, с губ ухмылка не сходит, знает, что красив безумно. Природа щедро Чонгука наградила, и, кажется, идеальность раздавая, всю ему отдала. У Чонгука волосы ночи темнее, в глазах пламя пылает, ожоги на всех, на кого взгляд падёт, оставляет, шанса неповреждённым уйти не даёт. Чонгук — болезнь, от которой лекарства нет. Альфа хитрый взгляд маленького принца ловит, чёрную бровь в немом вопросе поднимая, в чужих глазах заинтересованность видит, на оценивающий взгляд омеги не реагирует никак, наконец-то, длинный зал преодолев, к нему подходит. На пухлых губах привлекательная улыбка расцветает, принц смотрит с ожиданием, от молодого мужчины, с которым рядом стоял, на несколько шагов в сторону отходит. От того непониманием разит, но Чонгука это вовсе не волнует. — Меня зовут Чимин, — голос у омеги прекрасной мелодией льётся. Чонгук перестать думать теперь не может, какие, слух ласкающие, стоны с этих губ срывать будет. — Я Чон Чонгук, и я забираю тебя себе. — Так уверен, что я тебе по силам дамся? — О, поверь, отдашься. И не один раз. Чимин смеётся звонко, что правилами вечера не принято от слова совсем, внимание к себе привлекает, а Чонгук понимает, что в выборе не ошибся. — Да, отдамся, — омега нижнюю губу сексуально закусывает, взмахом длинных ресниц в Чонгуке страсти ураган пробуждая. — И не один раз. Альфа, которого, видимо, Чимин себе до появления Чонгука присмотрел, вскидывается возмущённо, как рыба, на берег выброшенная, дышит часто, рот то открывая, то закрывая, на Чона наступает. Чонгук его брезгливым взглядом окидывает. — Что вы себе позволяете?! Я первым его нашел! Вы... — Я. Не позволю, чтобы настолько прекрасный омега о такое дерьмо себя марал, — перебивает, вплотную к красному от переполняющего гнева альфе подходит. Тихо, практически шёпотом, так, чтобы только он услышал: — Жди ожогов, если танцуешь с драконами. Альфа отшатывается, в миг бледнея, в его глазах страх плещется. Чонгук, реакцией его довольный, к омеге возвращается. Эта фраза — отличительный знак его клана, все знают, что если тебе сказали её — ты не жилец. За тобой придут, найдут, где бы ты ни был и как бы не прятался, потому что от драконов скрыться нереально — из-под земли достанут, но найдут. Чонгук Чимина за тонкую талию обнимает, к себе прижимая, на миг глаза закрывает, сладчайший аромат ванили с миндалём вдыхая, и выводит омегу из зала. Оставаться на благотворительном вечере смысла больше нет. Чонгук до сих пор помнит ту ночь. Чимин оказался пылким, страстным любовником. Его губы, как Чон и думал, нежные и мягкие, а стоны — восхитительные. Чонгук им надышаться не мог, вбивая в шёлковые простыни до самого утра так, что к утру обессиливший Чимин потерял голос и не мог пошевелить даже пальцем. Тогда Чонгук решил, что этого омегу ни за что не отпустит, и мнение Чимина не рассматривалось вообще. Впрочем, омега и не был против такого положения дел. Первое впечатление не было обманчиво. Чимин — маленький принц. Такой же требовательный, капризный, привыкший к исполнению всех своих желаний и не готовый отказаться от роскоши. Омега был дорогим и жадным. Он мог скупить всю модную коллекцию, если она понравилась ему, чтобы больше её никто, кроме него, не носил. Он обожал украшения и часто встречал Чонгука только в новом колье. Он любил устраивать Чонгуку сюрпризы, и однажды в один из дней, когда игривое настроение захватило омегу, тот приехал к Чону в офис в слишком лёгком для ноября месяца пальто. Чонгук уже хотел отчитать омегу за то, что он совсем о своём здоровье не заботится, как Чимин скинул пальто, оставаясь только в красном нижнем белье и чулках. Чонгук, наплевав на важную встречу, взял омегу прямо на столе для совещаний, за которым час спустя сидели недовольные её задержкой бразильские партнёры, возбуждённые от громких стонов его маленького принца. О, Чимин был громким. Очень. Поэтому Чонгук обожал доводить его до невменяемого состояния, когда тот уже не сможет сдерживаться и контролировать свой голос. Чимин не пытался манипулировать или как-то иначе управлять альфой — он знал, для чего он ему нужен, и великолепно со своей ролью справлялся, не требуя большего. Чимина всё устраивало. Чонгука тоже. Ему было не жаль тратить деньги на омегу, он знал, что за дорогие подарки омега ночью альфу отблагодарит. Хотя для Чона не существовало дорогих подарков — то, что для кого-то было баснословной суммой, для Чонгука было копейками, которые он мог позволить себе тратить на протяжении долгих лет каждый день и не обеднеть при этом. Чимин — его омега, а значит, у него должно быть всё самое лучшее. Даже чёртов остров, если Чимин захочет. Однажды захотел. Чонгук на полгода их отношений ему остров и подарил. Скоро будет два года, как Чонгук возле себя Чимина держит. Он всё также подарками его заваливает, омега такой же неистовый в постели, но альфа стал замечать, что ему становится скучно. Чимин замечательный. У него мягкий, но в то же время игривый характер, у него приятная внешность, с которой только картины писать и в музеях, как произведение искусства, выставлять. Сам Чимин — искусство. Чонгук им с каждым днём насыщался всё больше, и, видимо, уже весь его сладостью пропитался. Но Чон омегу отпускать от себя не хочет. Чимин удобный. Он всегда ждёт альфу в пентхаусе, согревает его постель ночами, сопровождает его на каждое светское мероприятие — он начитан и достаточно образован, ведёт себя достойно, глупые вещи, как многие другие омеги, не говорит, Чонгуку никогда не приходилось отчитывать его за недостойное поведение или слова. Да, Чонгуку скучно, но с уходом Чимина возникнет много нежелательных проблем, решать которые слишком долго. Да и если Чимин уйдёт от него, то только в могилу — но Чон такую красоту жизни лишать не хочет. Чимин — умный омега, внимательный. Он видит, что Чонгук к нему охладел, чувствует, что больше так сильно не привлекает его, как раньше, нервничает, пытаясь сделать вид, что между ними всё по-прежнему, пусть они оба и знают, что это не так. Альфа не знает, что Чимином руководит, думает, что боязнь потерять столь выгодный источник денег и удовольствий, как Чонгук, но омега начал с ним спорить. В их доме скандалы теперь частые гости, которые заканчиваются всегда одинаково — Чонгук едет за каким-нибудь подарком или букетом цветов и возвращается к своему маленькому принцу, после чего они обязательно мирятся, обеспечив друг другу спокойствие на несколько дней. Чон понимает, что Чимин так требует внимания, и не может долго на него злиться — на него злиться вообще невозможно, особенно когда капризный омега сжимает свои крохотные ручки в кулачки, мило дуя в обиде круглые щёчки и пухлые губы. Чонгуку такого Чимина сразу зацеловать хочется. В такие моменты альфа с удивлением стал за собой замечать, что по отношению к Чимину неконтролируемую нежность испытывать начал, та лавиной его накрывает, и единственное от неё спасение — сжать принца в своих объятиях, несколько часов просидеть, носом ему в макушку уткнувшись, запахом нежным дыша. Чонгук думает, что скука, им испытываемая, явление временное, возможно, от того, что он к Чимину слишком привыкший, к его в своей жизни присутствию ежедневному, но, охладей он к нему окончательно, удушающей нежности этой бы не было. Телефон издаёт раздражающе громкий звук, альфа из мыслей, его в плен захвативших, выныривает, к смартфону тянется — сообщение от Чимина. "Домой можешь не возвращаться, работа тебе уже меня важнее стала". Чонгук зло откидывает телефон куда-то на сидение. Он пять дней в офисе пропадал, в пентхаус к омеге не возвращаясь. Единственное Чонгука желание — хоть несколько часов отдохнуть, домой приехав, и снова ссориться с Чимином ему не хочется. Его обидчивый принц забыться в своём недовольстве может, итак уже по краю терпения альфы ходит, балансирует, его из стороны в сторону резко клонит, в последнее время — в неправильную. Чон ему делать больно не хочет, поэтому приказывает шофёру подъехать к ближайшему цветочному магазину. Через семь минут Чонгук, одёргивая лацканы тёмно-синего пиджака, заходит в маленький магазинчик с непримечательной вывеской, заставляя звенеть колокольчик, висящий над дверью, оповещающий о приходе покупателя. Альфа, сомневаясь, что сможет найти там нужные ему цветы и уже собираясь ехать в какое-нибудь другое место, замирает, поднимая от пола взгляд ониксовых глаз. Чонгук не может поверить, что то, что он видит — реальность. Это скорее похоже на плод его фантазии, больного, уставшего подсознания, желающего найти покой в объятиях своего омеги, укутавшись его запахом, и отдохнуть, чем на реальную действительность. Магазин оказывается ещё меньше, чем казался снаружи, Чонгук может легко сосчитать, сколько шагов ему потребуется, чтобы пройти от одной стены к другой, но поражает его не это. Свободного пространства совсем немного, потому что большую его часть занимают цветы. Они повсюду. Яркие хризантемы, утончённые астры, лилии, розы, маки — цветы стоят на полках, висящих на стенах, в огромных вазах, в ряд выстроенных на полу, у прилавка из тёмного дерева, полностью окружая его, Чонгук не видит, что за прилавком, но уверен, что цветы есть и там тоже. Чонгуку кажется, что он попал в другой мир. Такого он никогда не ощущал, заходя в дорогие магазины, где обычно и брал Чимину пышные цветочные букеты. Секунду назад он был в шумном, вечно куда-то спешащем Сеуле, сейчас же он будто очутился в волшебной сказке. Старые часы громко тикают, отсчитывая время, они тёмные, с белым циферблатом и необычными, закруглёнными чёрными стрелками. На прилавке лежит ветхая тетрадь с розовой обложкой и стоит большая кружка уже остывшего, как понимает Чонгук, чая. На высоком стуле с мягкой, но уже затёршейся обивкой сидит большой зелёный плюшевый заяц с синей и оранжевой пуговицами вместо глаз, у него разноцветные уши, одно из которых почти оторвано и грозится вот-вот упасть на скрипящий пол. Альфа подходит ближе, желая рассмотреть это мягкое чудо получше, потому что таких необычных игрушек он ещё никогда не видел, как слева раздаётся какой-то шум, заставляющий его резко обернуться. Чонгук замирает во второй раз. И если первому виной удивительный интерьер и украшения магазина, то второму — омега, вошедший через неприметную дверь, которую альфа не заметил. Омега маленький и очень хрупкий. Чонгук дышать боится, кого-то настолько крохотного, уверен, лёгкое дуновение разрушить может. У омеги кожа безумно бледная, снега белее, и на контрасте — губы алые, как лепестки дикой вишни у Чона в саду. Он похож на ангела. Чонгук никого прекраснее никогда не встречал. Дракон внутри беснуется, рычит, огнём плюётся, скалится, это создание, из света сотканное, себе забрать хочет, от всего мира спрятать, уберечь, навсегда своим сделать. Альфа цепи на дракона натягивает, с трудом сдерживает, что с ним творится, не понимает. Почему он на омегу этого так реагирует, почему зверь его впервые не слушает, не успокаивается, пожар в Чонгуке устраивая? Чонгук горит, прямо сейчас, среди цветов стоя, сгорает, и не уверен, что причиной единственной этому Дракон служит, ведь омега медленно ближе подходит, свои алые губы кусая. Он рукава большой чёрной худи на пальчики натягивает, совсем их пряча, не подозревает даже, какая борьба внутри альфы происходит, и как тяжело ему желание сорваться к нему контролировать, в своих объятьях от всего мира спрятать, защитить. Сердце Чонгука, в лёд закованное, годами никого внутрь не пускавшее, кажется, дало трещину. Лёд кусками большими норовит отвалиться, и альфа избежать этого не в состоянии. — Почему вы так близко подошли к Кико? — Кико? — недоумённо переспрашивает оглушённый мягким голосом омеги Чонгук. — Да. Заяц, его зовут Кико, — маленький ангел говорит тихо, его голос немного хриплый, будто он совсем недавно проснулся, его голос звучит как то, что альфа хочет слушать каждый день на протяжении всей своей жизни. — Я, как храбрый рыцарь, хотел спасти его плюшевое ухо от падения с такой убийственной высоты на холодный пол. Хотя, усмехается в мыслях Чон, он уж точно кто угодно, но не храбрый рыцарь. Омега наконец глаза на Чонгука поднимает и вдруг у л ы б а е т с я. Чонгук тонет. Он в его улыбке захлёбывается, в искрящихся лаской глазах, в которых гуляет тёплое лето. Альфа поклясться готов, что это так. Он взгляд от нежных цветов в глазах чуда напротив оторвать не может, он словно не здесь, он по лесу вечно зелёному гуляет, ему птицы навстречу летят, что-то радостно щебеча. Он босой идёт, ноги по щиколотку в мягкой траве утопают, вперёд, к невероятному омеге с белыми волосами движется. Тот дриадой прекрасной у ручья кружится, Чонгук его себе навсегда хочет. Удивительно, думает он, как много во взгляде одном таиться может, как, взглянув всего раз, можно в нём заблудиться. Чонгук только что заблудился без шанса найти дорогу обратно. — Это очень смело, не каждый смог бы решиться на такой подвиг, — ангел, всё ещё улыбаясь, Чона обходит, за прилавок становится. — Меня зовут Юнги. Какой букет вам нужен? — Коралловые розы и колокольчики подойдут, — в сторону, на вазы со множеством роз, указывает. Омега кивает, смотрит заинтересованно, пока идёт собирать альфе букет. — Вам храбрости действительно не занимать. Розы говорят о вашей страсти, о желании, которое вы испытываете, а колокольчики — о частых мыслях о ком-то, — щебечет негромко, тонкими пальчиками названные цветы в один красивый букет собирая. Чонгук наглядеться не может, о том, как идеально маленькая ладонь омеги в его смотрелась бы, представляет. Он наверняка его взглядом своим смущает, но перестать смотреть на него смерти подобно. Хотя альфа в ту же секунду, как Юнги увидел, с жизнью распрощался, её в его заботливые руки отдавая. Чонгук не помнит, как забирал букет из рук Юнги, как заплатил за него, не помнит, как вышел из магазина, как в ауди сел и приехал домой. Память всю светловолосый ангел захватил, альфа воевать, прогнать его не пытается — он уже проиграл, когда в глаза его посмотрел. Чимин встречает альфу в его белой футболке, прикрывающей его аппетитные бёдра ровно до середины, и с покрасневшими, уставшими глазами. Чимин плакал, понимает Чонгук, и плакал из-за него. Его маленький принц улыбается, принимая из рук Чона букет, вдыхает глубоко цветочный аромат, пряча личико в розах и колокольчиках. Ему нравится. Ему нравится, но это в альфе совершенно эмоций не вызывает. А с Юнги в разгар шторма попал и не выбрался. Чонгук устало вздыхает, проходя в большую гостиную, сдирая чёрный галстук с шеи и расстёгивая несколько верхних пуговиц белой рубашки, на мягкий диван садится, широко ноги расставив. — Тяжёлый день? Чимин мимо проходит, цветы в вазу на низком столике ставит, поправляет, снова запахом наслаждается. Маленький принц простил своего короля. — Не представляешь даже, насколько, — замолкает, пока омега к нему оборачивается, дожидается, по бедру хлопает. Чимин смеётся тихо, на бёдра Чонгука устраиваясь, задницей елозит, по паху проезжаясь, вид, что это случайность, не делает — в глазах игривости океан, желания море. Омега дорожкой поцелуев по лицу альфы к уху спускается, мочку прикусывая, шепчет: — Я заставлю тебя забыть обо всём, мой альфа, — отстраняется, довольный, проворными пальчиками рубашку расстёгивая, страстным поцелуем Чонгука атакуя. Тот усмехается в поцелуй, пухлые губы кусая, инициативу перехватывая. Под контроль всё берёт, принцу руководить не разрешает. Чонгук футболку с Чимина сдирает, откидывает, ладонями соблазнительные изгибы очерчивает, ни единого сантиметра бархатной кожи без внимания не оставляет, упругие половинки сжимает. Пальцы легко в дырочку проникают, слишком легко. Альфа рычит, понимая, что его вредный принц игрался с собой до его прихода, его за волосы серебристые грубо оттягивает, на тонкую шею укусами-поцелуями нападая, наказывает. Чонгук Чимином дышит, ваниль в лёгкие пускает, но задыхается. Перед глазами не его образ видит, а хрупкого ангела, крошечного, но такого пленительного. Юнги пахнет ромашками. Юнги — вечное лето, звонкое пение птиц, луга бескрайние, цветами усыпанные, леса шумные, что листвой переговорами путников всех встречают. Юнги — небо бескрайнее, синевой манящее, завлекающее. Юнги — его, Чонгука, ангел, своим светом тьму в альфе изгоняющий. Внутри Чонгука война, Дракон вернуться к цветочному омеге требует, в объятия заковать, никогда больше не выпустив. Чонгук впервые сдаётся, проигрывает, одолеть кого-то не в силах. На его бёдрах самый красивый и желанный омега Сеула сидит, всего себя ему в очередной раз дарит, а сердцем Чонгук там, в маленьком магазинчике, рядом с зелёным плюшевым зайцем Кико и ангелом Мин Юнги. Ваниль стала приторной.