It Is Oh So Quiet

      Я был наполнен тем разжижающим желудок чувством, которое обычно называют тревожностью. Последнюю неделю мне было довольно тяжело делать элементарные вещи: рано вставать по будням, завтракать, идти на работу и возвращаться с неё. Меня тяготили не самые приятные мысли. Складывалось ощущение, что я совсем себя не знаю. Казалось, я нашёл себя лишь сейчас, в двадцать шесть лет, когда за спиной уже было слишком многое для того, чтобы решиться на изменения.       Смотря в пустоту журнальных страниц, я усердно делал вид, что занят. Мне не хотелось молчать, но я покорно исполнял это, зная, что Айви не терпит разговоров в её оранжерее; особенно тех разговоров, которые будут наполнены совсем не позитивными мыслями. Пеппер свято верила в то, что её растения, наслушавшись человеческих проблем, «погрустнеют» и наполнятся переживаниями, впитав их в себя. Но что бы я ни говорил в присутствии воздушных орхидей или любимых ядовитых плющей дорогой подруги, легче мне навряд ли становилось. Но молчать и вправду было невыносимо. Мне хотелось обсудить то открытие, к которому я пришёл совсем недавно.       — Айви, отвлекись немного, — аккуратно начал я, отложив в сторону журнал. Пеппер обернулась, и я заметил в её руках какой-то горшок. Она редко, а скорее никогда не просила составить ей компанию в оранжерее. Ей нравилось отдавать себя любимому делу полностью, в присутствии только себя, но я, на самом деле, любил иногда наведываться сюда без предупреждения. Айви злилась, у неё ведь было много забот, да только прогонять меня никогда не решалась. А для того, чтобы я её от работы не отвлекал, она установила правила. И главным, разумеется, было мое молчание, которое я сейчас разрушил.       — Оззи, мы же договаривались, — недовольно протянула Пеппер, погладив перистые листья растущего неподалёку от меня папоротника.       Я знал, что услышу в ответ именно это. Пеппер была отличной и внимательной подругой за пределами этого кишащего различной зеленью места. Тут она теряла себя, забывалась, сливаясь с природой. Меня всегда поражала её страсть к растениям. Мы познакомились с ней лет пять назад, когда моя мать ещё была жива, но болезнь одолевала её с каждым днём все больше. Айви работала в магазине цветов, спасая погибающие розы и сворачивая идеальные букеты со слезами на глазах. Я встретился с ней в непривычно солнечный день для Готэма, мне хотелось порадовать маму её любимыми цветами, и Пеппер помогла мне с выбором. А дальше все случайно переросло в крепкую дружбу. Айви всегда была добра и заботлива по отношению ко мне. После смерти матери её тепло оказалось мне особенно нужным. Я дорожил ей, я считал её человеком, с которым я могу обсудить практически все. Но решиться сказать ей то, что гложет меня на протяжении двух недель, всё равно было сложно.       Завладеть вниманием Айви сейчас можно было лишь двумя способами: сказав ей что-то шокирующее или уронив стоящий рядом суккулент. Я решил не ходить вокруг да около и выбрать первое.       — Я думаю, я гей, Айви, — меня встретила тишина и повернувшаяся после этих слов Пеппер. Постоянно слышу, что после того, как ты говоришь волнующее тебя нечто, становится в несколько раз легче. Не знаю. Мне кажется, ничего не изменилось.       Айви отложила в сторону фиолетового цвета горшок и подошла ко мне, опустившись на диван – единственную мебель в этом цветнике. Она улыбнулась и положила свою ладонь на мое колено. Я плохо видел выражение её лица. Что-то застилало мои глаза, и я просто надеялся на то, что это не слезы. Ведь какой в них смысл? Моя новость не стоила грандиозной истерики ни с моей стороны, ни со стороны Айви. Возможно, найдя себя влюблённым в мужчину, о котором теперь не хотелось молчать, я и сам не удивился: все в моей жизни было не так, как диктовали нормы. Мама всегда говорила, что я особенный. Но неужели вся моя особенность проявляется с отличием от того, к чему общество привыкло? Я ведь этого никогда не хотел. Амбиции рвались из меня лишь в подростковом возрасте. Вон он, я – ещё мальчишка, с неосуществимыми желаниями стать кем-то большим. Вон он, я – старающийся прыгнуть дальше своего носа и постоянно встречающийся с преградой в виде потолка или твёрдого кулака недруга. В Готэме каждая тварь хочет получить кусочек пирога власти вне зависимости от своего возраста. Не был исключением и я. Но желание захватить прошло. Я остыл. И просто старался не потухнуть.       — Оззи... — ласково выдохнула Айви, обхватив мое лицо своими маленькими ладошками. Они были совсем тёплыми, и мне от этого стало немного легче. — Я знала, милый. Или догадывалась. Ты никогда не был счастлив с женщинами, они никогда не интересовали тебя должным образом. Может, сначала я и думала, что ты просто... Асексуален? Не знаю, дорогой. Твоя личная жизнь ведь всё равно меня не касается... — она замолкла, и я слегка улыбнулся, дав понять, что её монолог направлен в нужное русло, — но потом ты встретил этого, прости, но просто отвратительного, он ужасный, Оз, Джима, и я... Может, просто по твоим глазам мне было видно, что ты тянешься к нему не как к другу. Но ваша история с грустным концом, поэтому не будем ворошить старые раны... — я не мог не посмеяться с того, как исказилось лицо Пеппер после упоминания о Джиме Гордоне. Да, действительно, с его приходом в мою жизнь явились также и вечные переживания. — Я это к тому веду, что поддерживаю тебя, Освальд, и я рада, что ты наконец-то разобрался в себе.       Айви протянула руки для объятий, и я ухмыльнулся, притягивая к себе это рыжее чудо. Она всегда умела найти нужные слова.       Я был окутан приятным цветочным ароматом, исходящим от Пеппер, и пытался вспомнить, действительно ли мои отношения с Джимом, о котором, на самом деле, уже не раз забылось, граничили с влюбленностью. Если все это действительно было так, то я глупец, который пришёл к элементарному выводу только сейчас. Я в последний раз глубоко вдохнул, впустив в легкие запах сладких духов, и отодвинулся от Пеппер, которая, на удивление, совсем забыла о своих растениях. Её внимание полностью было моим. Казалось, каждое растение в этой комнате обернулось моим врагом после такого предательства по отношению к ним.       — Что, даже не будешь ругаться на то, что твои зеленые друзья были свидетелем всей этой сцены? — шучу я, хотя на самом деле хочется просто молчать. Удивительно, как удачно мне удаётся противоречить самому себе.       Айви хмурится и подвигается ещё ближе. Она никогда не ценила мои личные границы. Возможно, когда-то это не нравилось мне. Раздражало. Выводило из себя. Но сейчас она единственная, кого я подпускаю к себе так близко. У меня есть огромные проблемы с доверием, отрицать которые нет, наверное, смысла. Пеппер вошла в мою жизнь тогда, когда мне больше всего нужен был друг. И хотя это и было уже как пять лет назад, все равно ничего не изменилось. Я снова на той развилке, где одному мне не справиться. Хотел бы я научиться плыть по течению.       — Освальд, не говори глупостей. То, что ты рассказал мне сейчас, понравилось не только мне, но и им, они любят тебя так же, как и я, и желают тебе счастья так же, как и я, — раньше меня пугало то, как серьезно Айви относится к своим цветам, но сейчас это лишь умиляет. У неё уже давно есть смысл жизни. Она видит его в спасении всего живого, и я не могу не восхищаться. У меня таких благих намерений никогда не было. — Но почему ты понял это именно сейчас? Что-то случилось? — Айви нахмурилась и сильнее сжала мое колено, скрытое за тканью дорогих брюк.       Я прикрыл глаза, понимая, что именно сейчас мне предстоит рассказать кому-то то, о чем я мог думать лишь про себя. В моей голове выстроился красивый образ давно засевшего в сознании человека. Его высокая фигура, без каких-либо чёткостей линий, вся чёрная, но узнаваемая с первого взгляда, появилась перед глазами. Он волновал меня даже в таком виде, и это пугало. Но моя излишняя эмоциональность не была для меня сюрпризом.       Мне казалось, уже поздно. Уже совсем поздно менять в себе что-то, также поздно и искать в себе что-то новое для того, чтобы потом этим новым заполнить старое. Я думал так, ведь был уже взрослым мужчиной, а взрослые люди знают, кто они такие, чего они хотят и кого они любят. Я не знал. Но теперь знаю. И мне казалось, что прозрение могло было наступить намного раньше. Я мог бы построить свою жизнь гораздо удачнее, если бы мне было известно, что нужно искать. Но все мои годы я заботился лишь о том, что останется после меня. Я зачем-то думал об абсолютно ненужных вещах: что будет, когда меня не станет, что останется, когда меня не станет, что я оставлю после себя, когда меня не станет. Но разве в этом виднеется хоть немного смысла, когда я ещё есть? После меня останется построенный с нуля клуб и оранжерея Айви, ведь именно я подарил ей её после той колоссальной поддержки, оказанной мне в связи со смертью моей матери. После меня останется алкоголь и цветы, но все это когда-нибудь закончится, и я умру навсегда. И это то, к чему я стремился? Это жалко. Поэтому сейчас я и хочу разобраться в том, что есть со мной сейчас. И с чего же нужно было начинать, как не с себя самого? Одним словом, я был горд своим признанием, ведь это означало, что на одну тайну в моей жизни стало меньше.       Я открыл глаза и встретился с выжидающим взглядом подруги. Я слишком задумался.       — Месяц назад мои соседи сверху съехали, и теперь в этой квартире живет один мужчина, и... — я запнулся, почувствовав, как тепло мне стало после одного только упоминания моего нового соседа. — Боже, Айви, мне словно снова пятнадцать! — засмеялся я, потерянно потрепав себя по волосам.       — Ты влюбился в своего соседа? — удивленно пискнула Пеппер. — Почему я узнаю об этом только сейчас? — она злилась на меня? Её голос звучит так странно. Если она и правда обиделась, то её можно было понять. Мы дружим с ней так долго, а я не сказал ей ничего. Хотя, наверное, должен был. Но что бы я сказал ей, когда сам разобрался в происходящем лишь недавно?       На вопрос Айви я все же ответил:       — Потому что он мужчина? Так же, как и я? — это и правда меня волновало. Но больше я тревожился не из-за того, что мне нравятся парни. Мне было бы неприятнее всего узнать, что мой сосед моей симпатии не разделяет. Эгоистично ли это? Не знаю. В последнее время я задаю себе слишком много вопросов.       Пеппер же в моих словах увидела другую проблему:       — Освальд, ты слишком не уверен в себе. Твоя ориентация не делает тебя хуже или лучше, ты такой же, какой и был, не стыдись того, что тебе нравится не женщина.       — Ладно, я... — хотелось побыстрее перейти к самому главному, но Айви нетерпеливо перебила меня.       — Хочешь рассказать мне о нем? Вы общались? — ей действительно было интересно. Иногда я удивлялся тому, как сильно её волнует моё состояние, здоровье, физическое и ментальное. Прошло немало лет со смерти моей мамы, но я до сих пор не привык к тому, что обо мне заботится кто-то ещё. Я ведь всю жизнь был сам по себе. Возможно, это и сделало из меня того, кем я сейчас и являюсь.       — Две недели назад он затопил меня, и я, кстати, говорил тебе об этом. Дело в том, что после этого случая мы начали общаться, так что да, мы общались... Его зовут Эдвард. Нигма. Он...       — Вы общались две недели, и я узнаю об этом только сейчас, Оззи? — нет, моя молчаливость не злила её, как я думал до этого. Она принимала её как недоверчивость, но не спрашивала напрямую. Не знаю, могла ли мне достаться более понимающая подруга.       Я встал с продавленного нами дивана и начал ходить кругами. Я был взволнован. То, как приятно ощущалось удачное признание Айви, веселило меня.       — Мы... Мы лишь переписывались пару раз, так как после того, как он затопил меня, он дал мне свой номер... А, ну ещё мы пили пиво в соседнем баре. Эдвард угощал, сказал, что все это в качестве извинения за нервотрепку. Но... — тут мое веселье испарилось. Я вспомнил о том, в чем был совершенно не уверен. — Позавчера мы вместе ехали в лифте, и он пригласил меня в субботу к себе посмотреть какой-то матч, и я...       Айви перемены в моем настроении не заметила и, словно выпорхнув из своих же мыслей, спросила невинное:       — Он красивый?       — Айви... — я покачал головой, слегка улыбаясь. Она была младше меня на три года, и в таких мелочах, как нетерпение, наивность, местами глупость, эта разница ощущалась особенно сильно. Пеппер не понимала, что строить отношения с Эдвардом я и не намеревался. Это было невозможно.       — Мне же просто интересно! — надулась Айви, вновь схватив в руки горшок.       — А мне неловко. Обсуждать с тобой мужчин очень ново для меня, знаешь ли, — я решил отшутиться, хотя в этом и была доля правды. Говорить Айви, насколько Эдвард невероятный, было бы слишком странно.       — А вот я с тобой и мужчин, и женщин обсуждаю... Эх, Оззи, — вздохнула Пеппер, на публику отвернувшись от меня.       — Да, он красивый! Очень! — я зачем-то крикнул это, вызвав у Айви счастливую улыбку. — Для меня – даже слишком, — чуть тише закончил я.       Пеппер этого не услышала. Она лишь начала свой допрос:       — Блондин?       — Шатен.       — Высокий?       — Да.       — Он свободен?       — Айви! — не выдержав, я вновь повысил голос. — Да откуда я знаю?!       Пеппер закатила глаза и кивнула. Я уверен, она задала не все интересующие её вопросы. Но ответить на каждый я все равно бы не смог, ведь для этого понадобилось бы немало времени, а мне к шести нужно было быть в клубе.       — Поняла, не кричи, мы и без того слишком громкие... — шикнула Айви, наконец-то найдя место для фиолетового горшка. Она облокотилась на стол, заставленный цветами, и с любопытством сощурилась. — Так ты согласился? Пойдёшь к нему? И что вы там смотреть собрались? Ты же вообще не любишь все эти... спортивные мероприятия.       Да, действительно, в спорте я не был сведущ. Когда-то давно, в детстве, я сломал свою ногу. Мы с мамой тогда жили бедно, и я по глупости молчал, терпя ужасную боль. Не знаю, сколько я выдержал в итоге, но к врачам мы обратились поздно, кости заросли самым отвратительным способом, и я в награду к своему благородству получил хромающую походку пингвина, которая на руку сыграть мне ещё ни разу не умудрилась. Так что о беге, футболе, регби, баскетболе и так далее я не то, чтобы мечтать не мог, – я даже слышать об этом не хотел, а смотреть на это – тем более.       Перестав наматывать круги, я снова сел на диван. Пеппер в момент оказалась рядом со мной. Её духи снова ударили в голову, и я довольно прикрыл глаза.       — Не знаю, Айви, в этом и дело. Какой смысл мне туда идти? Он точно не испытывает никакой симпатии. Думаю, будет лучше отказаться, чем напугать его своими недружескими намерениями, — я прохрипел это так просто и расслаблено, что чуть ли сам себе не поверил. Мне ведь до безумия хотелось прийти к нему. Тем более, я позволял тлеть надежде на то, что Эдвард пригласил меня не только для того, чтобы поболеть за его любимую команду по футболу.       — Ты пойдёшь туда, Освальд. И если хочешь, можешь зайти ко мне перед этим. Я накрашу тебя, — Айви подмигнула, а я наигранно улыбнулся, зная, что это предложение является и шуткой, и правдой одновременно.       Я частенько баловался с подводкой и тушью. Но это было единственным, что я наносил на своё лицо. Мне нравилось подводить слизистую, нравилось красить ресницы, и я любил то, как это выглядело – взгляд становился выразительнее и красивее. Но что под макияжем подразумевала Айви? Да и не было никакой гарантии, что Эдварду нравится все это. Не было даже гарантии по поводу того, что Эдварду нравятся мужчины. А выглядеть подобно птице в брачный период я совсем не хотел. Походить на стереотипного трансвестита – тоже. Поэтому лучше уж оставить все так, как есть.       — Я подумаю над этим, Айви, — все же ответил я.       Пеппер улыбнулась, хлопнула в ладоши, а я случайно бросил взгляд на часы. Пора было уходить. О чем я и сообщил Айви. Она лишь кивнула, но совсем не грустно – ей, казалось, только в радость мое отсутствие, и подошла ко мне, чтобы ещё раз обнять и оставить отпечаток ярко-красной помады на моей щеке.       — Ты мой друг, Оззи, не тяни в следующий раз и рассказывай все сразу, — напоследок шепнула мне Айви.       Я улыбнулся ей и ушёл.       Дышалось мне гораздо легче. Я не мог сказать, что мучающая тягость прошла. Нет, один разговор никогда не изменит того, что люди днями говорят сами себе, но... Принимать себя любым вошло в мою привычку. Может, совсем скоро я приму в себе и это.

•••

      Понятие дом для меня всегда было растяжимым. За все мои годы мне приходилось жить в разных зданиях, многоэтажных, частных, одноэтажных. И из всего этого изобилия домом я мог назвать только квартиру моей матери. И это навряд ли удивительно. Дом там, где любят. Меня любили именно в той пыльной квартире, которая сама по себе являлась антиквариатом, а не просто хранила его.       Управляя клубом, я мог позволить себе многое. Но в своём жилище я бывал редко, а большие здания меня удручали. Когда-то я пробовал жить в имении своего покойного отца. Огромный особняк на окраине Готэма. Это неудобно, дорого и далеко. Я нуждался в кровати для сна и в кухне для еды. Тысячи гостиных комнат были не к чему.       Я жил в блоке квартир, терпеливо вынося кричащих соседей и лающих собак. Мое жилище было новым, до ужаса одиноким, с современным ремонтом, но ужасно тонкими стенами. Но все это все равно не мешало мне думать о том, что именно эта квартира может получить звание дома. В ней было приятно и комфортно. К тому же с недавнего времени именно здесь жил симпатичный мне человек.       Выйдя из лифта, я привычно повернул налево, одной рукой стараясь отыскать ключ от двери. Когда я нашёл его и уже подошёл к квартире, явное удивление отразилось на моем лице. Рядом с моей дверью стоял Эдвард, на редкость нервный, дергающийся и переминающийся с ноги на ногу. Он хотел уже уйти, не заметив меня, но я радостно окликнул соседа, привлекая его внимание.       — Здравствуй, Эд! Ты что-то хотел? — я пытался казаться любезным. И это не то, чтобы получалось. Совсем заработавшийся в клубе, я и не заметил, что мой голос прозвучал довольно грубо и властно. Эдвард замер, и мне сразу захотелось объясниться.       — Ох, Освальд... Ты напугал меня, — признался Нигма, развернувшись ко мне лицом. Его губы были растянуты в широкой улыбке, он оголял свои идеально ровные белые зубы, и я пытался не обращать внимания на то, насколько красивыми они были. — Я, на самом деле, ждал тебя... И я уже собрался уходить, но тут приходишь ты, и я...дождался.       Эдвард волнительно перебирал пальцами край своей зеленой майки, и я не мог не посмотреть на его длинные пальцы. Он был красивым и домашним, и это было так привычно, ведь другим я его ещё и не видел. Мы встречались за пределами нашего жилого дома лишь раз – в баре, отмечая мою удачно затопленную квартиру кружкой пива. В остальное время я замечал его именно такого: с не уложенными в сложную причёску волосами, чуть красными щеками, горящими глазами за тонким стеклом очков и неизменно широкой улыбкой на лице.       Я смотрел на Нигму и понимал, что моя симпатия к нему совсем неудивительна. Он ведь располагает к себе как никто другой.       — Я, в общем, хотел спросить... Ты же не ответил мне тогда, в лифте. Сказал, что по работе посмотришь... Ну так что? Ты придёшь ко мне? Мне просто подготовиться нужно будет, а это ведь уже завтра... — протараторил Эдвард. Он бы и продолжил говорить, путаясь в словах и наматывая все больше зеленой ткани на свой палец, но я поднял свою ладонь вверх, попросив его прерваться.       — Подготовиться? Мы разве не просто матч смотрим? — казалось, из всего сказанного Эдвардом я услышал только его последние слова. Нигма смущенно отвёл глаза и почесал затылок.       — Я вкусно готовлю, — Эдвард сказал это совсем тихо, едва опустив голову и поправив длинным пальцем сползающую с прямого носа оправу.       — О, — выдохнул я. Меня одолевали вопросы. И то, что я не мог их озвучить, расстраивало. Я замер подобно каменному изваянию. Эд же наоборот шатался из стороны в сторону, как шлюпка во время шторма. Все это, как минимум, было очень интересно.       — Но если ты против, то мы можем обойтись и без ужина. Только матч. Или фильм. Или что-то ещё. Смотря на то, что ты захочешь, Освальд, — чем именно он был так смущён? Почему его голос слегка дрожал? Его предложение было милым. Мне стало действительно интересно, со всеми ли Эдвард знакомится так? Устраивает ужин, печётся о развлечениях? Или... Нет, я не мог позволить себе и мысли о том, что я исключение. Эдвард не флиртовал. Он просто был любезным. И ты, Освальд, тоже мог бы быть. Допустим, пригласив его сейчас к себе. Но я не решался. Ходьба по тонкому льду мне уже давно надоела.       Эдвард все так же ждал ответа. Я прочистил горло и улыбнулся.       — Нет, Эд, все отлично, я как раз буду очень голодным после работы. Я приду, обещаю. Ты... ты любишь вино? — мне было достаточно неловко из-за того, что к моему приходу Эдвард будет готовиться так сильно. Поэтому, почему бы не купить хороший дорогой алкоголь? Без него будущий субботний вечер точно не пройдёт гладко.       Эд засиял после моих слов, было видно, что мой положительный ответ обрадовал его. И это грело душу.       — Очень. И я отлично в нем разбираюсь. Так что не волнуйся на этот счёт. Я сделаю все сам, — заверил Эдвард.       — Спасибо, — я восхищённо взглянул на Нигму, всеми силами пытаясь унять в себе незнакомое желание обнять его. Это напугало меня. Я сделал шаг назад.       — Ну... — Эдвард запнулся, ощутив увеличившуюся дистанцию. Его взгляд потерял блеск. — Сладких тебе снов, Освальд, — мягко улыбаясь, пожелал Эдвард.       Я кивнул ему, и он неловко развернулся. Я ожидал, что он повернётся, чтобы посмотреть на меня ещё раз. Но смотреть, видимо, было не на что. Он ушёл быстро, и его взгляд был направлен только вперёд.       — Сладких, Эд, — я выдохнул это едва слышно, скрывшись за дверьми квартиры.       Итак, я был приглашён на ужин. Приглашён человеком, который становился мне отчего-то слишком важным. Я страшился завтрашнего дня, заранее зная, что неловкостей нам не избежать.       Перед сном я твёрдо решил зайти к Айви перед предстоящим вечером. Наряжаться больше не казалось глупым и бессмысленным. Эдвард потратит время на приготовление ужина, я потрачу его на себя. Если смотреть под определенным углом на всю сложившуюся ситуацию, такой обмен представлялся довольно выгодным. Оставалось только узнать, все ли стороны были заинтересованы в том, чтобы все прошло удачно.

•••

      Айви была слишком воодушевлена. Наверное, я видел её настолько окрылённой лишь в упомянутой ранее оранжерее. Но даже её любовь к растениям была чём-то иным. Сейчас она носилась только вокруг меня: поправляла и без того нормальную причёску, словно я беспомощней выброшенного на улицу котёнка, игнорировала мои возражения и попытки подняться, вечно рылась в своей бездонной косметичке, которой такие размеры, как по мне, совсем не к чему, и не замолкала ни на секунду. Пожалел ли я о том, что не пошёл к Эдварду сразу после работы? Да, да, да и ещё раз да. Айви старательно испытывала мое терпение, высасывая из меня оставшиеся жизненные соки, до которых не добрались глупые работники клуба.       После предложения накрасить губы я понял, что нужно заканчивать. Делать из себя невесту на выданье я точно не собирался. В отличие от Пеппер, по всей видимости.       Откинув от себя проворные руки подруги, я отскочил от неё, споткнувшись о стул, на котором я все это время покорно сидел.       — Айви! Ты просто издеваешься надо мной! Да, я попросил помочь мне собраться, но разве... — Пеппер вскочила для того, чтобы поправить отъехавший в сторону стул. Её мельтешение раздражало. Я схватился пальцами за переносицу. Иногда она бывала просто невозможной. — Черт возьми, сядь ты уже! — я крикнул это достаточно громко для того, чтобы Айви вернулась на место и вновь начала исследовать свою косметичку. Найдя в ней какой-то странный прибор, она покрутила его в руках и хотела было подойти с ним ко мне, но я отскочил ещё дальше. — Положи это... Что это вообще? Для чего это?!       Пеппер, словно очнувшись, нахмурилась и недовольно взмахнула рукой.       — Во-первых, не кричи на меня, Освальд, — начала подруга, не дав вставить мне и слова, — во-вторых, это керлер. Он нужен для того, чтобы завить твои ресницы.       Как же глупо я себя чувствовал! Наверное, хуже могло было быть только в том случае, если бы я все же позволил Айви сделать из меня разукрашенного всеми цветами радуги павлина. Она слишком вдохновлена идеей моего ужина с Эдвардом. И на мои слова о том, что наша с ним встреча является не большим, чем благородным жестом очередного извинения за затопленную ванную комнату, Айви совсем не обращала внимания. Одна лишь мысль, касающаяся того, что моя симпатия взаимна, приводила её романтичное сердце в восторг.       — Ты не будешь тыкать этой штукой в мои глаза, Айви. Ей убить можно при желании, — вновь предупреждаю я, замечая, как Пеппер надвигается на меня. — Айви!       — Ты невыносимый! — впрочем, для меня это не было особой новостью. Но слышать подобное от Айви довольно неожиданно. Пеппер тихо извинилась, опустила руки и прошептала: — Я ведь просто хочу, чтобы твой Эдвард из реальности выпал, увидев тебя, а ты...       Не знаю, чего от меня ожидала Айви. Она же прекрасно знала, что с моей неуверенностью в так вещах, как дружба или тем более отношения, проблем будет немало. Но все равно зачем-то пыталась выкроить из меня то, что хотелось бы видеть ей; она старалась превратить меня в то, как она сама бы выглядела, пригласи её Эдвард в гости.       — Айви... — мягко начал я, вновь присев на стул. Рядом со мной стояло маленькое зеркало, смотреть в которое мне отчего-то совсем не хотелось. Я аккуратно отодвинул его в сторону и под удивлённый взгляд Пеппер продолжил: — я не собираюсь никого заставлять «выпадать». Тем более Эда. Ты здесь только для того, чтобы оценить меня как человек со стороны. Сказать, нормально ли я выгляжу в том, что сам для себя подобрал.       Пеппер понимающе кивнула и закрыла свою косметичку. Это заметно ободрило меня. Больше не было угрозы быть разукрашенным её любимой алой помадой.       — Ладно, я поняла, обойдёмся без керлера, хотя зря ты так, отличная ведь вещь... — чуть обиженно прошелестела Пеппер.       Я терпеливо прикрыл глаза. Мне действительно не верилось в то, что я сейчас серьезно собираюсь на ужин к Эдварду, споря с Айви из-за того, как много косметики на меня стоит нанести.       — Айви, просто... Давай оставим все так, как есть сейчас? — с надеждой спросил я.       Пеппер кивнула, но, словно в разрез себе же, подкралась ко мне со спины, запустив в мои волосы свои острые ногти миндальной формы. Я дёрнулся от внезапного прикосновения и развернулся к подруге лицом. Вскинув одну бровь вверх, я выжидающе смотрел на закусившую в раздумьях губу Пеппер.       — Подотри только, пожалуйста, подводку. Ты, с этими подтеками, но в недешевом костюме, выглядишь, как дорогая проститутка, — пожала плечами Айви, ткнув своим пальцем чуть выше моей щеки.       — Но я ведь так всегда хожу?.. — я сощурился, схватив со стола зеркало.       Выглядел я на удивление неплохо. Айви сделала что-то с моими бровями: они казались чернее и гуще, и мне нравилось так даже больше обычного, поэтому я мысленно отметил это в своей голове. Также она одолжила мне свою тушь, так как моя удачно осталась дома – я забыл взять её с собой, ведь та, в отличие от подводки, никогда не скатывалась, не стекала и не размазывалась, а, в общем, – не требовала вечного внимания и поправлений в уборной. Я выглядел как всегда. Хотя, может, что-то во мне и правда немного отличалось.       Внезапно мне стало грустно из-за того, что я должен придумывать что-то каждый раз, когда мне нужно выглядеть презентабельнее обычного. Некоторым ведь достаточно умыться прохладной водой, а после увлажнить лицо каким-нибудь приятно пахнущим кремом, но... но не мне. Отчего-то я был уверен, что Эдвард готовился к нашей встрече именно так: совсем не переживая из-за того, как именно будет выглядеть его лицо. Если он вообще готовился, разумеется.       Айви потрепала меня по плечу, привлекая внимание. В её руках был ватный тампон, смоченный чём-то, имеющим запах цветов, и она протянула его мне. Я покорно принял его и вновь посмотрел в зеркало.       — Сейчас ты должен выглядеть немного иначе... Оззи, ну не ходят на свидания в...       — Ты заигралась в лучшую подружку, Пеппер, — прервал её я, отложив в сторону влажный ватный шарик. Не вижу смысла исправлять то, что и без того сделано идеально. Похожу на дорогую проститутку, значит? Так ведь она сказала? Ну, отлично, вот только я в действительности хожу так постоянно. И до этого она почему-то ничего говорить не решалась. — Спасибо за советы и за то, что не выколола мне этой ерундой глазные яблоки, но... Просто слушай меня внимательнее в следующий раз. Я повторю ещё раз. Это не свидание. Я не собираюсь никого соблазнять. Эдвард и я ужинаем вместе. Как соседи. Так что отложи свою помаду, керлер и остальное, — я умолк, думая, стоит ли продолжать говорить, — и если ты думаешь, что я, боже... Что я не заметил презерватив, который ты всунула в карман моего пиджака, то... Айви, я не дурак…       — Нет дурак! — пискнула Пеппер так, что я от неожиданности даже подскочил. — Ты просто непробиваемый идиот! Да я таких идиотов ещё никогда не встречала!       Наверное, не стоит говорить о том, насколько сильно моя челюсть отвисла от таких заявлений. У меня в голове сразу же созрел вопрос. Имею ли я право на проведение воспитательной беседы с этой лисицей?       — Чт... Что? — единственное, что я смог из себя выдавить.       Айви выразительно взмахнула руками и обхватила мой подбородок своими пальцами, приблизившись к моему лицу:       — Ну как ты не понимаешь, что не приглашают мужчины других мужчин к себе в гости со словами «Я вкусно готовлю»! Он наверняка перед твоим приходом генеральную уборку устроил, каждый угол протер и постельное белье заменил! А про то, что он тебе ужин готовит, я вообще молчу! Ты слепой! Твой Эдвард не собирается с тобой футбол смотреть! Он в штаны твои залезть хочет, О-о-осва-а-льд! Очнись!       Я в отвращении отвернулся, поднялся со стула и быстрым шагом дошёл до прихожей, где висело мое пальто.       Уходить с криком мне не хотелось. Айви редко позволяла себе подобные речи, зная мой нрав. А вот что случилось с ее тактичностью сегодня, мне было неизвестно.       Слова Пеппер никак не воспринимались. Они просто не укладывались в голове, а лишь хаотично летали в виде букв, гласных и согласных, иногда собираясь в звонкое: «Он в штаны твои залезть хочет, Освальд». Казалось, подобный исход событий был исключён мной ещё на периферии сознания – настолько нереальным мне представлялась идея того, что Эдвард не только ответит взаимностью, но и захочет зайти дальше, захочет прикоснуться ко мне и просто...просто захочет. Меня. Это напоминало шутку. Айви не следовало говорить подобные вещи. Будь я менее внимательным к Эдварду, и я мог бы действительно поверить ей сейчас. А что бы было потом? Меня выставили бы за порог, если бы я воспринял какую-нибудь мелочь за знак? Меня ударили бы? Может, с жалостью осмотрели бы с ног до головы и с отвращением накричали? Эдвард, обрушивающийся на меня с не самыми приятными словами, резко появился перед моими глазами. Мне нельзя было рисковать. Нельзя было позволять появляться надежде на что-то большее, чем обычный дружеский ужин, которых у меня до этого-то и не было никогда. Нельзя было просто...представлять более благополучный и радостный исход событий именно для меня самого. А тем более нельзя было верить Айви. Точно не сейчас. Не тогда, когда она свято убеждена в том, что Нигмой управляет не только желание иметь хорошие отношения с каким-то человеком, живущим на этаж ниже, но и симпатия.       — Я собираюсь смотреть футбол, потому что Эдвард пригласил меня делать именно это. Так что не говори так больше, пожалуйста, — я не мог не сказать хотя бы это. Айви смотрела на меня, как на глупца, а я удивлялся тому, что не злюсь. Вместо гнева во мне разрасталась неуверенность. И, кажется, я уже тогда ощущал, как раскрываются её отвратительно липкие на ощупь бутоны.       — Оззи-Оззи, что же с тобой делать... — тихо прошептала Пеппер, вновь приблизившись ко мне. Она прикрыла свои глаза, а потом распахнула их, и я на несколько секунд залюбовался её длинными ресницами. Айви похлопала меня по плечам, на которые я уже успел натянуть пиджак, и грустно вздохнула. — Ладно, хорошо. Посмотрим, может быть, я и не права, но если я все же... Неважно. Иди давай к своему соседу, ты отлично выглядишь, — она громко поцеловала меня в щеку и открыла входную дверь, жестом показывая, что мне уже пора.       Я благодарно ей улыбнулся и ступил за порог, едва не забыв бросить искреннее:       — Спасибо, Айви.       Она ведь в любом случае заслужила эту благодарность.

•••

      — Освальд! — Эдвард смотрел на меня с широкой улыбкой на лице, придерживая одной рукой входную дверь. Я неловко мялся у порога, не решаясь войти без приглашения. Нигма махнул рукой, прося меня зайти внутрь, и, казалось, улыбнулся ещё шире.       Я поздоровался с Эдом, попытавшись скрыть своё смущение за глупым выражением полной сосредоточенности на пуговицах пиджака, который мне тут же захотелось стянуть с себя – в квартире Эдварда было совсем жарко, и это даже обидно, ведь в моей явно топили хуже.       — В следующий раз нужно будет обозначить время. Очень неудобно, когда не знаешь того, во сколько именно ты сможешь прийти, — Эд неловко пожал плечами, наблюдая за мной. Я вопросительно вскинул брови. Что именно он подразумевал под следующим разом? Нигма поспешил объясниться. Румянец покрыл его бледные щёки, а я обратил на него слишком мало внимания. — Я имею в виду... Если этот следующий раз будет, конечно. И ты не стой в прихожей, проходи дальше... — Эдвард немного помялся, смотря на меня, пытающегося найти место, куда бы я смог повесить свой пиджак. Нигма аккуратно прикоснулся к моей руке, которой я держал свою вещь, и постарался забрать у меня пиджак. Я слишком сосредоточился на мягком касании наших пальцев и сжал ткань лишь сильнее. Эд попытался вытянуть пиджак ещё раз. И я вновь сжал его сильнее. И глупее этого, должно быть, я ничего сделать и не смог бы в тот момент. — Освальд. Давай мне, я повешу. Хорошо?       — О, да, конечно, — я очнулся слишком поздно для того, чтобы избежать стыда за свою заминку. Пальцы Эдварда, совсем невинно касающиеся моей кисти, такие тёплые и немного влажные либо от волнения (хотя к чему ему волноваться?), либо от недавней работы на кухне, привлекли мое внимание непозволительно сильно. Я спрятал свои руки в карманы и мысленно попросил самого себя собраться. Но рядом с Эдом мне даже дышалось тяжелее, труднее. Я был в абсолютно безвыходном положении со своими неугомонными чувствами, которые до этого каким-то образом удавалось скрывать.       Я прошёл на кухню и с удивлением заметил, какой крохотной на самом деле была квартира Эдварда. Места в ней было совсем мало, я мог увидеть спальню, которая отчего-то купалась в зеленом свете, отражающимся от стен и едва попадающим на освещенную лампами кухню. Квартира Эда была достаточно уютной и милой на первый взгляд. Я отодвинул стул и присел на него, не думая закинув больную ногу на здоровую.       Эдвард мельтешил из стороны в сторону, гремя посудой, набирая чайник и накладывая на тарелки еду. Запах, до этого меня не интересовавший, внезапно привлёк все мое внимание. Пахло ужасно вкусно. Я не мог видеть, что именно приготовил Эдвард, но и наше меню меня не то, чтобы волновало. Я просто радовался тому, что мне предстоит поужинать домашней едой, вкус которой всегда отличается от ресторанной или заказной. Еда, приготовленная дома, – это еда, приготовленная с любовью. Так говорила мама. Ей очень нравилось проводить время на кухне, она... Она была отличной хозяйкой. Очень часто я замечал её возле плиты с маленькой лопаткой в руке; она танцевала под старую музыку, предварительно вставляя виниловую пластинку в патефон, и кружилась по всей кухне, колдуя над особенно вкусным блюдом. Я был благодарен Эдварду за то, что он смог пробудить во мне столь приятные воспоминания, не делая практически ничего.       — Иди сюда, помоешь руки, — улыбнулся Эд, повернув в мою сторону голову.       Он стоял рядом с раковиной, вытирая ладони о сухое полотенце. Я неловко поднялся с места и подошёл к нему, потянувшись к крану. Эдвард не сдвинулся с места. Он пристально разглядывал меня, и я старательно делал вид, что не замечаю его заинтересованного взгляда.       Когда я закончил мыть руки, я так же глупо улыбнулся и потянулся к полотенцу, которое Эд мне покорно отдал. Нигма смотрел на меня все так же внимательно, но теперь был немного растерян; он чуть приоткрыл рот, желая что-то сказать, но тут же осекся.       — Что-то не так? — я звучал довольно хрипло. Прочистив горло, я позвал Эдварда по имени. Тот смущенно опустил голову, но все же ответил мне:       — Просто... Ты хорошо выглядишь, Освальд. Но у тебя, кажется, потекла подводка.       Дьявол. Мне действительно захотелось провалиться под землю. Айви, видимо, была права, когда говорила, что глаза стоит немного подправить. Я потянулся к своему веку, собираясь убрать то, что Эдвард назвал подтеком, но почувствовал чужие пальцы на своём запястье. И сердце, казалось, совсем перестало биться.       — Не тот глаз, Освальд. Давай я? — Эдвард был довольно спокойным. Он звучал ровно, в его голосе сквозил интерес. Я же чувствовал себя ужасно неправильно. Обстановка в квартире Эдварда вдруг показалась мне интимной. Эта раздражающая жара, приглушённый свет, отдающий зеленые блики, слишком близко стоящий Нигма, в руках которого вдруг оказалось одноразовое полотенце, и я, абсолютно не знающий, как мне сейчас действовать, делали своё дело.       Эд сделал шаг. Приблизился. Поднял своим длинным пальцем мое лицо и чуть наклонил его в бок. Он легким мазком подтер несчастную подводку и так радостно улыбнулся, что я совсем опешил.       — Думаю, можем приступить к ужину. Ты голоден, Освальд?       Я только кивнул. Ноги меня не слушались, а руки слегка подрагивали. Я прикрыл глаза, собираясь с покинувшими меня силами. Добраться до стола оказалось намного сложнее, чем я мог себе предположить. Но когда я сел и снова почувствовал хоть какую-то опору, мне мгновенно полегчало.       Еда не заставила себя долго ждать. Эдвард мастерски накрыл на стол и, наконец-то успокоившись, сел напротив меня.       — Приятного аппетита, Освальд, — промурлыкал он, сложив руки замком и положив на них свой подбородок. Я рассеяно прошептал спасибо и посмотрел в свою тарелку.       Паста. Я не удивился, увидев именно это блюдо. Оно легко в приготовлении, почти всегда удачно и вкусно. Также мне не доводилось встречать человека, который бы её не любил. Это был беспроигрышный вариант. Мой желудок издал странный звук, и я взял в руки вилку. Накрутив немного спагетти на зубцы столового прибора, я наконец-то попробовал то, над чем Эдвард кропотливо работал до моего прихода.       — Ну как? Вкусно? Тебе нравится? Я не пересолил? — Эдвард смотрел на меня с незнакомой до этого улыбкой, чуть наклонив голову и исследуя мое лицо. Его пристальное внимание смутило меня ещё больше.       — Все просто волшебно, Эдвард. Ты молодец, спасибо тебе.       После моих слов Нигма практически расцвёл. Он разомкнул свой замок из пальцев и приступил к еде.       — Ох, я рад, что тебе понравилось! — улыбнулся он, прожевав спагетти. — Знаешь, я редко готовлю пасту. Мне кажется, есть множество других блюд, которые могут сочетать в себе эти же ингредиенты намного лучше. Но я не знал, что именно ты любишь. Поэтому решил остановиться на классике. А вообще я по-банальному люблю итальянскую кухню. Мне нравится то, с какой лёгкостью создаются действительно вкусные блюда. А основу почти всего составляют растения: спаржа, бобовые, капуста, иногда зерновые. О, а ещё итальянцы никогда не жарят овощи. Они тушат их или варят, ну и обязательно заправляют все оливковым маслом... — Эдвард был действительно увлечён своим рассказом. Он выглядел вдохновленным. Его умиротворённое, буколическое настроение передавалось с особенной легкостью. Я незаметно для себя расслабился и продолжил слушать соседа, иногда отвлекаясь на то, чтобы захватить вилкой немного пасты, которая после истории Эдварда показалась мне в несколько раз вкуснее. — А ты? Что нравится тебе?       Я не ожидал вопроса в свою сторону. Протерев губы лежащим рядом со мной полотенцем, я беззубо улыбнулся и ответил:       — Моя мама отлично готовила гуляш. Наверное, это лучшее, что я только ел в своей жизни.       Эдвард, казалось, удивился и пожал плечами.       — Никогда не пробовал его приготовить, — легко признался он, — но может, если ты захочешь прийти ко мне ещё раз, я сделаю для тебя именно его. Если твоя мама, конечно, будет не против поделиться со мной рецептом.       Я замер. Мне совсем не хотелось расстраивать Эдварда, говоря сейчас о том, что моя мама уже ни с чем с ним поделиться не сможет. Я постарался сохранить лицо и отпил немного вина, которое Эдвард налил ещё в начале нашего ужина.       — Эд, она не... Она умерла несколько лет назад, Эдвард. И рецепт, к сожалению, умер вместе с ней, — я не хотел бы испортить вечер своей меланхолией, поэтому на моих губах играла легкая грустная улыбка.       Эдвард нахмурился и приоткрыл рот. Я заметил, как исказилось его лицо. Ему было жалко меня. И я ненавидел видеть это чувство на лицах других людей. Мне стало ужасно неловко. Не стоило упоминать мою маму.       — Боже, Освальд, мне жаль, — тихо проговорил Эд, вытянув свою длинную руку из-под стола для того, чтобы накрыть ей мою сжатую в кулак ладонь. Я напрягся. — Я глупый, извини, мне просто хотелось поддержать разговор.       — Все хорошо, ты же не знал об этом, — я старался перевести тему и уверить Эдварда в том, что мое настроение не утеряно. Неловко сжав его ладонь один раз, я выпутался из его цепких пальцев и положил руку на колено, стараясь прекратить успокаивающе поглаживать себя ей же по ткани брюк.       Эдвард погрустнел и растерянно спрятал свою ладонь обратно под стол. Он немного подумал, а потом поднял на меня глаза, улыбаясь уголками губ.       — Мы можем поговорить о чём-то другом? Чтобы я перестал чувствовать себя виноватым? Я же не испортил тебе аппетит? — то, насколько сильно его волновало мое состояние, вводило меня в заблуждение. С одной стороны это было приятно. С другой – страшно. Я старался не думать об этом, постоянно повторяя про себя то, что я пришёл на дружеский ужин. А дружеский ужин не подразумевал под собой мои мысли о том, как красив Эдвард в определённые моменты.       — Успокойся, Эд, я же сказал, что все хорошо, — мне пришлось повторить свои слова ещё раз. И только после этого Нигма наконец-то поверил мне, облегченно выдохнув.       Я уткнулся взглядом в свою тарелку, вилкой скручивая многочисленные водовороты из макарон. Я думал, находясь здесь, я буду испытывать только тревожность и неуверенность. Но этого на удивление не было. Зато было что-то другое. Сидеть вот так, совсем рядом с Эдом, слыша его дыхание, изредка пересекаясь с ним глазами, а главное, чувствуя его прикосновения на своей коже так, словно после них остался ожог, было совсем невыносимо. А теперь ко всему прочему прибавилась и тишина. Я с самого начала нашего вечера не отличался особой разговорчивостью. Эдвард же не умолкал, рассказывая то какие-то смешные факты, то просто истории из жизни, свои предпочтения и любимые занятия. А сейчас... А вот сейчас он молчал. И я уже начал скучать по его звонкому голосу.       Не заметив того, как моя тарелка опустела, а в руке появился стакан вина, я не уловил и то, как неуверенно Эдвард замялся перед тем, как задать мне очередной вопрос.       — А как давно ты красишься, Освальд? — он звучал по-наивному аккуратно, даже ласково, и я, и без того запаниковавший после его слов, совсем растерялся.       — Что?       Эдвард, кажется, понял, что оплошал в своей внезапности, и чуть мотнул головой, подскочив со стула. Он подошёл ко мне, спросил, хочу ли я добавки, и после моего отказа унёс от меня пустую посуду. Теперь я не видел его лица. Он стоял ко мне спиной, и я заметил, как напряжённо он выглядел: его плечи были чуть ли не вжаты в туловище, а длинная шея исчезла за тканью чёрной кофты.       — Я просто хочу сказать, что это очень смело, — все же заговорил Эдвард. — А ещё тебе идёт. Правда. Мне нравится, — я, не веря словам Нигмы, уставился в красноту моего напитка и наблюдал за тем, как красиво стекает вино по его стенкам, то собираясь в большие капли, чтобы дружно вернуться в напиток, то одиноко обегая дрожащее в моих руках стекло, самостоятельно утопая в алкоголе. — Но как ты решился? Готэм, конечно, тот ещё городок, но тут самовыражаться довольно трудно.       Эд оставил грязную посуду в раковине и, запрыгнув на столешницу, посмотрел на меня. Он выглядел так хорошо в этот момент. Мне захотелось навсегда сохранить его, такого пленительного, но вместе с тем и абсолютно невинного, в своём сознании.       Я перестал раскачивать свой бокал и снова отпил вина.       — Это же пустяки, Эдвард. Мужчины всегда красились. Когда-то даже наравне с женщинами, — я пожал плечами, внезапно почувствовав то, как приятно алкоголь расслабляет тело. Кинув взгляд на стол, я понял, что Эд, в отличие от меня, к своему бокалу ещё даже не притрагивался. Наверное, стоило прекратить глушить вино так, словно до этого я его никогда и не пил.       — Мы могли бы пройти в спальню, если ты хочешь, — начал Эдвард, и я, секундой ранее выливший в рот оставшееся вино, громко закашлялся, поперхнувшись. Нигма покраснел с ног до головы и предложил мне полотенце. Я благодарно принял его и вытер губы. — У меня телевизор там, Освальд. Матч, кстати, уже начался.       Матч. Точно. Я же пришёл сюда смотреть какой-то там...матч. Боже.       Улыбнувшись, я кивнул и поднялся со стола. Поставив пустой бокал в раковину, я неловко остановился, ожидая указаний. Эдвард спрыгнул со столешницы, выключил свет и прошёл в свою комнату. Я покорно последовал за ним.       — Почему все такое...зелёное? — не смог не спросить я, оказавшись в спальне Эдварда.       — Я установил себе неоновую подсветку. Цвет можно поменять, если зелёный тебе вдруг не нравится, — суетливо ответил Эдвард, поправляющий съехавший с кровати плед.       Я немного подумал, ещё раз окинул комнату взглядом и понял, что зеленого в моей жизни и с Айви хватало.       — А...фиолетовый есть? — комната Эдварда в моем любимом цвете стала бы в несколько раз красивее. Как и сам Эдвард.       Нигма закусил губу, пытаясь вспомнить цветовую гамму своей покупки, и пожал плечами.       — Да, вроде бы был. Сейчас посмотрю. Можешь пока присесть, — предложил он, подойдя к каким-то проводам.       Я не присел. Мой взгляд зацепился за патефон в самом углу комнаты. Приятные воспоминания заставили меня улыбнуться.       — Эдвард?       — М?       — Я могу включить?       — О, если умеешь, то да, конечно, — он улыбнулся мне, и комната в момент окрасилась в фиолетовый. Как я и думал – всё, включая нас с Эдом, мгновенно преобразилось. Вьющиеся волосы Эдварда, пропускающие сквозь себя окрашенный свет, напомнили мне ветвь сирени. Это было красиво.       Я выбрал одну из самых близких ко мне пластинок и аккуратно надел её на патефон, бережно опустив иглу на диск. Приятная музыка заполняет всю квартиру Эда, и я широко улыбаюсь, смотря на него с настоящим восторгом.       — У моей мамы был патефон, Эд. И огромная коллекция различных пластинок, — я не заметил, как опустился на колени. Эдвард подал мне руку, и я ухватился за неё, поднимаясь на ноги.       — Ты включил отличную песню, Освальд. Одну из моих любимых, — он похвалил мой выбор и, не отпуская одной моей руки, слегка поправил поднявшийся ворот моей рубашки свободной.       — Да? Я, кажется, не знаю её, — я лишь неловко улыбнулся и отвёл взгляд в сторону. Мне захотелось выпутать свою руку из хватки Эда. Не потому, что мне было неприятно. А просто из-за того, что любые прикосновения пугали меня. Айви нередко ругалась на это раньше.       Смотря на наши переплетенные пальцы, освещённые фиолетовым оттенком, я не заметил, как близко ко мне оказался Эд.       — Тогда слушай, — шепнул он мне на ухо и совсем медленно отстранился.       Я с трудом смог кивнуть и постарался сосредоточиться на тонком женском голосе, который начался после недолгого проигрыша.

      Shhhh, shhhh Тсс, тсс... It's, oh, so quiet shh, shh Так тихо, тсс, тсс... It's, oh, so still shh,shh Так спокойно, тсс, тсс... You're all alone shh, shh Ты совсем один, тсс, тсс... And so peaceful until... И так безмятежен до тех пор, пока не...

      Я чувствовал покрывающие мое тело мурашки. Рука Эдварда выскользнула из моей, и он двинулся с места, подойдя ко мне со спины. Я развернулся и увидел его широкую улыбку. Он сидел на тумбе, где и стоял патефон, и подпевал играющей песне.

      You fall in love Влюбляешься... Zing boom Вжик! Бум! The sky up above Небо над головой... Zing boom Вжик! Бум! Is caving in Обрушивается...

      Музыка из спокойной и мелодичной перерастает во что-то совсем неожиданное. Я неосознанно улыбаюсь. Я слишком люблю подобные песни. Эдвард смотрит на меня, подобно сытому коту, и в его глазах проскальзывают совсем незнакомые мне искры. Он...восхищён? Но чем?

      Wow bam Вот это да! Бац! You've never been so nuts about a guy Ты никогда так не сходил с ума из-за парня! You wanna laugh you wanna cry Тебе хочется смеяться, тебе хочется плакать. You cross your heart and hope to die Ты клянёшься всем святым, 'Til it's over and then Пока всё не закончится, а затем...

      В фиолетовом свете Эдвард выглядит слишком: слишком для меня, старающегося сдерживать любые чувства по отношению к нему. Он так улыбается. Так смотрит. Может, Айви была права?       Нет, Освальд, не к чему самому себе пускать пыль в глаза. Успокойся.

      Shhh, shhh Тсс, тсс... It's nice and quiet Всё тихо, мирно... Shhh, shhh Тсс, тсс... But soon again Но вскоре опять Shhh, shhh Тсс, тсс... Starts another big riot Начинается новый большой бунт.

      Музыка снова утихает, становится совсем другой, и я понимаю, что всё происходящее со мной сейчас имеет такие же перепады. Подобное заключение шокирует, но я снова встречаюсь взглядом с Эдом и... И мне хочется начать свой бунт, главной победой которого будет его сердце.

      You blow a fuse Ты слетаешь с катушек. Zing boom Вжик! Бум! The devil cuts loose Лукавый вырывается на свободу. Zing boom Вжик! Бум! So what's the use Так какой смысл... Wow bam Вот это да! Бац! Of falling in love Влюбляться?

      Эдвард спрыгивает с тумбы и снова оказывается слишком близко ко мне. Я стараюсь прогнать назойливые мысли о том, что Айви была права; что она поняла все раньше меня, хотя с Эдом даже не виделась; что я действительно глупец, не замечающий истины. Но поверить в то, что во мне кто-то может увидеть человека, в которого возможно влюбиться, я совсем не мог.       Песня продолжает играть, становясь то тихой и мелодичной, то снова взрываясь, подобно моему внутреннему миру в последние дни. Эдвард больше не подпевает. Он наклоняет голову вбок, зачем-то набирает в легкие достаточно много кислорода и, неловко улыбаясь, начинает говорить, как заведённый:       — Эта песня... Ты представляешь, почти все записанные на неё каверы вышли удачными. Моя любимая версия именно в исполнении Бетти Хаттон, и я с таким трудом искал эту пластинку, — он останавливается, чтобы поправить съехавшие очки, а я просто смотрю на него, поражаясь тому, как крупно влип. — Думаю, лучше песни о любви и нет, хоть их и тысячи, если не миллионы. Но именно в этой прекрасно переданы все эмоции. Настоящие эмоции влюблённого человека. Чувства никогда не приходят в тот момент, когда ты готов. Они врываются, они сносят тебя с ног и закручивают тебя в вихрь переживаний, и ты крутишься там, крутишься, крутишься, без остановки, кажется, что проходит вечность, но ты продолжаешь крутиться, совсем невольно, и от тебя давно ничего не зависит, и ты просто отдаёшь себя им, этим чувствам, полностью, стараясь не потерять рассудок. И тебе грустно, тебе весело, тебе страшно, ужасно страшно оказаться отвергнутым и нелюбимым в ответ, но это того стоит в любом случае. Это всегда того стоит, Освальд. Так что...       Я вряд ли тогда вообще успел о чём-нибудь подумать. В моей голове все слова Эдварда не успели разложиться по нужным полкам, ведь весь этот сложный процесс прервали, и я нашёл себя в его объятиях, а мои губы... Я совсем не сразу понял, что происходит. До меня в целом довольно долго все доходило. Но Эдвард меня целовал, и, когда я наконец-то осознал это, я растворился в ощущениях. Он не был настойчивым и не был страстным, но я отчего-то знал, что такая осторожность связана лишь с боязнью напугать меня. Его очки впивались в мою кожу, и мне это нравилось. Я едва успевал за его ритмом, стараясь отвечать на поцелуй увереннее и профессиональнее. Он дышал тяжело, я чувствовал его широкую улыбку и сильнее обхватывал его плечи своими руками. Когда Эд отстранился, песня уже не играла, а я понял, что ошибался. Красивее, чем он был сейчас, я ещё его не видел. Растрёпанные волосы, розовые губы, блестящие и переливающиеся на фиолетовом свете, живые глаза, зрачки которых были особенно расширены, и едва заметный румянец по всему лицу. Эдвард был таким смелым, он восхищал меня и пристыжал за все мои дружеские мысли одновременно. Я не был уверен в том, что им двигала не только страсть. Но мне и этого было достаточно.       — Освальд...Ты не оттолкнул меня, — не веря, прошептал Эдвард, соприкоснувшись своим лбом с моим.       Я заметно удивился его словам.       — Разве я мог оттолкнуть тебя?       Эдвард поджал губы и отвернул от меня голову. Я неловко положил свои руки на его скулы и заставил Эда посмотреть на меня. Он натянул на лицо улыбку и, зацепившись пальцами за ворот моей рубашки, начал пытаться накрутить на них немного ткани. Я молча ждал, когда он заговорит. Сегодня я понял, что иногда Эдварду просто нужно дать немного времени для того, чтобы он мог подумать.       — Ты игнорировал мои попытки флиртовать, Освальд. И постоянно вырывал свою руку. Если бы я не рискнул, ты бы продолжил делать это? — нахмурился Эдвард.       Мне в действительности захотелось ударить себя. Я бы все отдал за то, чтобы Айви накричала на меня ещё пару раз: только более грубо, не переживая, что я обижусь или разозлюсь.       — Возможно, — все же ответил я, опустив свои руки.       — Но почему?       Мне не очень хотелось отвечать на этот вопрос. Эдвард понял это, поймал мои ладони своими и переплел наши пальцы. Каждое прикосновение Эда отдавалось во мне смущенной улыбкой.       — Эдвард, ты отличный парень. И ты выглядишь уверенно во всем этом. Я же... У меня не то, чтобы был опыт. И я не то, чтобы чувствовал что-то подобное к мужчинам раньше. Может, лишь единожды, но это разбило мне сердце, и я даже не...       Понимание отразилось на лице Эдварда.       — Боже, Ос, так ты только принимаешь себя, так? — он бережно провел своей ладонью по моим волосам, руша идеальную прическу.       Он был так аккуратен и нежен. Это...выбивало из колеи. Я не знал, чем отвечают на ласку. Может, ей же?       — Да, наверное. Тебя это удивляет? — я нерешительно поцеловал Эдварда куда-то в щеку, на самом деле планируя попасть в губы. Нигма тепло засмеялся и подарил мне быстрый поцелуй. Описать мою радость было бы невозможно сейчас. Я просто...был счастлив.       — Конечно, Освальд. Ты же... Ты выглядишь слишком уверенно для того, чтобы иметь с этим проблемы, — Эдвард вернулся к нашему разговору. Он волновал его, это было хорошо заметно. Мне же обсуждать свои же сложности было не особо легко. Но я старался быть честным.       — Но я имею, Эд.       Эдвард кивнул, и я понял, что ему это тоже было знакомо. Он притянул меня к себе и обнял, удобно положив свой подбородок на мое плечо. Наша разница в росте делала такую позу достаточно комфортной для того, чтобы у меня появилось желание остаться в ней навсегда.       — Тогда, если ты не против, я мог бы помочь тебе с ними, — услышал я над своим ухом перед тем, как почувствовал несколько горячих поцелуев на своей шее.       Улыбнувшись своим мыслям, я протянул едва различимое:       — Знаешь, а Айви ведь была права.       — Айви? Кто такая Айви?.. — оживился Эдвард, рассмешив меня.       — Я обязательно познакомлю вас, Эдвард. Обязательно, — сказал я, уже успокоившись.       А дальше... А дальше мы так и стояли: медленно покачивались в объятиях друг друга, изредка смеялись, жмурились от особенно ярких лучей фиолетового цвета и подпевали ставшей знакомой мне песне, которую Эдвард решил включить ещё раз, – стояли до тех пор, пока солнце не спряталось в облаках и в комнате не стало слишком темно для того, чтобы мы могли различить наши счастливые лица с помощью одной лишь неоновой подсветки.