Дурные привычки

      Фенрис утверждал, что у него нет и никогда не было проблем с алкоголем. На это Варрик, который почти всегда помогал Хоуку доносить пьяного товарища до дома, скептически замечал, что проблемы есть у алкоголя с эльфом, раз уж он сам отнекивается от конфликта. И не то, чтобы Гаррету было в тягость тащить на себе пьяную тушу, просто это уже начинало входить в привычку, причем крайне зловредную. А вредных привычек у мага-отступника и так было хоть отбавляй — не хватало еще подцепить пару-тройку таких же.       Это началось почти сразу. Стоило Фенрису схватиться за бутылку, как Защитник отставлял свою выпивку, приготавливаясь к очевидному исходу. В большинстве своем по лицу мечника нельзя было понять, о чем тот думает, что помогало ему выигрывать в «Порочной Добродетели» девять из десяти партий. Но после третьей бутылки приторно-сладкого тевинтерского пойла его будто бы подменяли: делали неуклюжим и словоохотливым, почти что нормальным парнем — душей компании, прямо-таки.       И Гаррет Хоук не был бы Гарретом Хоуком, если бы не помогал одному из своих друзей. Он, знаете ли, тот еще «рубаха-парень», как это в простонародье говорится. Если кто-то из близких оказывался в беде, Гаррет, не снимая надменной ухмылки и не отказывая себя в удовольствие пару раз съязвить, тут же мчался на помощь. Однако не все были так же «благородны» своих помыслах.       Сегодняшний вечер ничем не отличался от всех тех, когда маг должен был стать Гарретом снова. Пиратка без лишней скромности развалилась на кресле напротив эльфа, закинув ноги поверх подлокотника, упиваясь видом напротив. Он же вполне мог упасть со стула в ту самую минуту, когда неудачно переложит ногу на ногу.       — Повышаю, — ядовитая ухмылка появилась на лице тевинтерца при одном лишь взгляде на собственные карты.       Варрик чиркает в своем блокноте какую-то фразочку, причмокивает губами, и тянется к недопитой выпивке Хоука, точно зная, что одиночество этой пинты эля будет вечным без его внимания.       — Пас, — Изабелла швыряет карты на стол с таким видом, будто с нее стягивают последнюю рубашку. (Если достаточно долго общаться с Изабеллой, то можно подумать, что ей такое не в новинку, и даже нравится, но театральный спектакль предполагал другое.) Женщина нахмурилась, раскраснелась и даже недобро зыркнула в сторону мага, как бы намекая, что это один из самых скучных ее вечеров с момента кораблекрушения.       — Повышаю. Этот эльф блефует, — гном даже не смотрит на стол, осушая кружку, и жестом показывает Гаррету, что на столе не хватает выпивки.       Блефовать он, конечно же, умел. С этим никто не мог поспорить после той легендарной партии в «Алмазный ромб», но сейчас все это выглядело крайне по-детски. Фенрису не хватало только засветиться от счастья.       Вообще-то маг тут не нанимался в официанты. И благодаря дурной славе, да и компании был неплохим игроком в карты: контрабандисты вообще большую часть времени резались в карты, а не перевозили запрещенные грузы. Варрик даже первое время сомневался в его способностях в бою, уверяя, что слава карточного шулера кажется ему более вероятным вариантом. Но вот очередной, абсолютно типичный вечер после успешного задания — карточный вечер в имении Фенриса, и Хоука будто подменяет собственная мать, наряженная в стальной доспех.       Широкая спина мага-отступника скрывается в дверном проеме прежде, чем Фенрис будто бы вдогонку кидает полу-допитую бутылку красного в стену.       Гаррет силится вспомнить первые дни, когда ему пришлось так сильно изменять своим вредным привычкам. Казалось, это произошло само собой. Вот он, будто еще вчера, выпивает несколько пинт пива за вечер, стягивает с себя когтистые перчатки и упивается внезапной переменой в поведении своего нового знакомого, а вот — он шагает по лестнице, выполняя роль кухонной девки в таверне.       Вначале он относил эльфа до порога поместья его бывшего мастера, попутно пиная того ногой, прежде чем уйти, и отпуская какую-то пошлую шуточку о том, что его легко принять за девчонку. Затем обеспокоился этим фактом и настоял, чтобы все попойки происходили уже в самом здании — Фенрис, если и имел какие-то возражения, тогда оставил их при себе. Гаррет в сердцах думал, что у него появился еще один младший братишка, только с еще более несносным характером. И как-то постепенно, меньше чем за месяц, Защитник Киркволла превратился в надсмотрщика, не дающего другу сделать лишний глоток без разрешения. Однако просто-таки магическим образом лириумный эльф успевал напиться в те моменты, когда тот был в отлучке, длительностью в пару минут. Это уже походило скорее на соревнование.       Брюнет шаркает по лестнице, бренча склянками, уже представляя мучительную агонию. Каждая его попытка выглядеть хоть сколько-нибудь авторитетно в момент раздачи бутылок и тактического отступления от рук, расписанных лириумом, постоянно разбивалась о суровый, почти что обиженный взгляд, будто еще чуть-чуть и Хоук может почувствовать, каково жить без сердечной мышцы в теле. Мага даже пугало то, с какой легкостью этот на вид хрупкий юноша умудрялся вертеть им, а учитывая прямолинейность оного, странно было и то, как он в лоб не сказал отступнику, что это все часть некого плана по укрощению излишне заботливого товарища.       Возвращаясь в комнату, пропитанную едким запахом тевинтерского вина, он первым делом обращает внимание на выражение лица своего лучшего друга. Не будь он подвержен этой зловредной заботе, то и сам бы нацепил на себя точно такую-то наглую ухмылку победителя. И без слов было ясно, что Варрик уже мог стребовать с Хоука двойную ставку.       Он оставляет бутылки на столе. Изабелла по-кошачьи извивается, чтобы достать одну из них пальчиками, но маг опережает и вкладывает одну из них ей в руку.       — С тебя хватит, — металла в голосе не хватает для полной убедительности, когда их глаза встречаются. Его взгляд: туманный, пьяный, почти непонимающий, тут же становится колким, будто отлитым из цветного стекла.       — Хоук.       Это было предупреждение. Тонкие пальцы тянутся к горлышку бутылки, пока Фенрис взглядом держит друга на расстояние.       — Ты проиграл сегодня большую часть своей доли, — Брюнет чешет затылок, хмурится, и включает режим «старшего брата», который обычно старается держать лишь в рамках переписки с Карвером. — Авелин не сможет вечно покрывать тебя от налоговой, а у меня физически не получается присматривать и за своей кладовой, и за твоей. В один из дней ты проснешься с пустым животом и моей фразой: «я же тебе говорил» в своей голове.       Эльф открывает рот в возражение, но лишь ругается, с силой опрокидывая в свой рот выпивку, будто назло. Гаррет ловит во взгляде своего сопартийца ту мягкость, с которой он принимает почти каждый его знак внимания, но так же упрек, будто тот лишает его свободы выбора. И это душило и давило, словно в мыслях блондина были некие страшные картины. Будто Хоук один из тех людей, что пытались его ограничить и лишить права на собственную жизнь, а это в корне противоположно.       — Тогда вступай в игру, Защитник, и отвоюй его кровные, — казалось, гном получал удовольствие от каждого вечера вдвойне. Карты, выпивка так еще и развлечения в виде любовной драмы — будто бы бесплатная экскурсия в оперу Орлея!       Маг-отступник переключает все свое внимание на торгового принца. Сидя на табурете, он цедит ту недопитую пинту Хоука, чиркая в блокноте уже третью страницу. На него могло найти вдохновение даже в моменты, когда жизни угрожала опасность, и это маг считал одной из тех черт гнома, которая делала его тем, кто он есть. Прямо как его вечная собачья преданность, над которой так часто потешался он сам.       — А потом во второй раз за полгода просить отсрочки налогов? Нет, Варрик, больше я не тот мальчик, что велся на твою смазливую мордашку и сладкие речи писаки.       На шутливую реплику гном гаркает, звонко причмокивая губами, будто говоря: «Да, это было в стиле нашего старины Хоука!». И порывается к злосчастной письменной принадлежности, но останавливается, отмахиваясь от столь банальной фразочки. За годы Гаррет порядком того изучил и знал, что ему скорее нравилось придумывать реплики за свою музу, чем брать их из жизни, кроме тех случаев, когда ему было лень выдумывать.       Бутылка летит через плечо Хоука в стену.       — Дыхание Создателя… — выругивается тот, резко оглядываясь. Едкий запах вновь наполняет комнату, от чего его слегка мутит.       Алые пятна не смущали никого из присутствующих, однако едкий сладкий запах дурманил, словно эльфийский корень. Очередные осколки появились в углу импровизированной гостиной, и в голове Гаррета только мысль, что нужно потом их убрать. Если напомнить об этом Фенрису, то он огрызнется, но сделает. Главное не напоминать сразу утром.       Тетрас наконец-то опрокидывает в себя последние капли кислого гномьего эля, довольно пододвигает к себе выигрыш и указывает собравшимся на время.       — Я откланиваюсь, господа. Нельзя с моими-то ногами ходить с такой кучей серебряников, — он слезает с сидения, поправляет рубаху и кафтан, убеждаясь, что на них нет пятен или разводов. — С тобой, Хоук, сочтемся завтра. Приходи в «Висельника» ближе к полудню, дружище.       Изабелла «дает пять» уходящему из поместья Тетрасу и переключает свой лисий взгляд на оставшихся. Они уже находились на той стадии, когда Фенрис вполне понимает, что смертельно пьян, но не может теперь, после сцены, просто лечь спать. В такие моменты он особенно уязвим к подколам Ривейни, ведь все его мысли крутятся вокруг того, как бы извинится за свое недостойное поведение перед Гарретом без свидетелей и в строжайшей секретности, чтобы не вызывать и без того поднявшуюся волну сплетен вокруг их излишне усложнившихся отношений.       — Раз в неделю Хоук превращается из сексуального животного в воплощение ролевой модели лекаря. «Я поправлю твою подушку. Дам лекарство. Уложу в постель. А потом волью в тебя целебного бальзама», — шептала разбойница одними губами, не сводя с эльфа пристального взгляда.       Их друзей невероятно забавляла ситуация, в которую эти двое поставили себя. Каждый, за исключением Себастьяна, порывался заставить одного из них проговориться не словом, так действием. Мага порядком раздражала такая осведомленность о его неудавшемся романе, особенно то, каким флером был он покрыт. Все, чего ему хотелось, перебороть свою вредную привычку заботится о Фенрисе, или же заставить его перестать потворствовать своей.       Когда мужчина обходит стол, чтобы забрать пустующую бутылку из цепких пальчиков пиратки, то еле слышно произносит: — С тобой я бы вливал бальзам с осторожностью, Андерс рассказывал мне о том, столько других лекарей выписывают тебе подобные непроверенные рецепты.       Капитанша изображает на лице такое удивление, что вполне могла бы сыграть в пьесе, но тут же широко улыбается, краем глаза смотря в сторону их знакомого. Хоук прекрасно знал, как эти шутливые заигрывания действовали на этого неопределившегося в себе эльфа, как он резко становился каменным изваянием на то время, что в голове роились мысли, и как резко отворачивался, вздрагивал будто в ознобе. Ему не нужно было всякий раз наблюдать это душераздирающие зрелище, но это было его еще одной вредной привычкой: ГарретХоук просто не может не отпустить саркастичный комментарий, или два.       — Ты еще будешь? — брюнетка пододвигает ногой бутылку в сторону мечника, наблюдая, как желтые глаза Гаррета наполняются ядом и горечью поражения.       И да, он будет еще. Фенрис запрокидывает ее и в несколько глотков выпивает бутылку, вновь разбивая стеклянный сосуд о стену. В этот раз на приличном расстоянии от небритой физиономии Хоука.       Игра продолжается в малом составе из трех человек. Хоук, как самый трезвый, играет неохотно, расчетливо и с желанием закончить, Изабелла — с азартом, легкой наживой и пьяной полуулыбкой. Фенрис в очередной раз проигрывает, оставшись без своей доли в следующем походе и чудом избегает проверки того, не носит ли он кандалов под одеждой.       — Что ж, это было ожидаемо, — скучающе подытоживает женщина, поправляя гриву волос, прежде чем вскочить с кресла. От ее движения то покачнулось, но тут же встало на место с легким стуком. — Не ищите меня ближайшие дни — я отсыпаться.       Защитник резко встает сразу после ее ухода. Он загадочно хмыкает, осматривая комнату, затем ныряет под низкий столик, чтобы забрать закатившиеся под нее бутылки. Все это происходит в полнейшей тишине, отчего Фенрису кажется, будто шаги Гаррета стали еще звучнее. Каблуки его городского наряда аристократа звучно отзываются в плитке комнаты. Уши эльфа дергаются по направлению его движений, хотя глаза и прикрыты. Он мог бы с точностью нарисовать карту его маршрута, отметив важные точки. Эти мерные шаги успокаивали, и в скором времени кроме них ровным счетом не оставалось ничего.       — Ты же не собираешься спать здесь? — из мыслей его выводит грозный голос Хоука. Он уже несколько прибрался, не услышав никаких возражений со стороны хозяина дома, и успел даже привести в порядок и себя самого. До этого момента его рубашка болталась не заправленной, волосы были чуть взъерошены, а руки от локтя и ниже поблескивали от пота. Теперь же, сбрей он свою колючую бороду, и мог бы спокойно пойти на утреннюю службу в церкови.       Гаррет протягивает руку, чтобы помочь ему встать. Он не нуждается ни в какой помощи, только чтобы он наконец-то перестал его опекать, будто одного из своих родственников, должников и знакомых. Его вечная поддержка и понимание почти выводили эльфа из себя, будто это было чем-то абсолютно обыденным. Утром Хоук помогает Авелин, в обед — этой ведьмочке Мерриль, а ближе к ужину можно побаловать себя помощью Фенрису. Блондин отмахивается от протянутой руки, встает резко, и в глазах темнеет всего на мгновение.       — Хоук, — зовет он уже в дверях, — я бы хотел извиниться за свое поведение, но твоя забота излишня. Я не один из твоих многочисленных должников, которым ты обязан помогать в трудную минуту. Мы… друзья.       Последнее он почти цедит. Это было одна из тех фраз, которую он проговаривает каждую их встречу, чтобы немного успокоить биение сердца, настроиться.       — Да, и друзья помогают друг другу, — как ни в чем не бывало отвечает Гаррет, улыбаясь. Его выражение лица всегда становится мягче, когда он смотрит на него. Фенрису прекрасно известно, что даже спустя год, он все так же прощен за свой поступок. — И мне бы очень помогло, если бы ты научился останавливаться.       Хоуку требуются усилия, чтобы оставаться на расстоянии, когда голос мечника становится тише. Он заламывает руки, когда их взгляды встречаются.       — То есть не ты мне помогаешь, а я тебе?       Это было одним из тех приемов Гаррета Хоука, который стоило бы описывать в учебниках. Не было ничего более убедительного, чем когда он выставлял свой добрый поступок за твой. Брюнет мягко толкнул эльфа в плечо.       — Конечно же! С твоей стороны будет для меня большой услугой, если мне не придется волноваться за твою кладовую, финансы и твою головную боль на утро.       Фенрис делает над собой усилия, чтобы не издать свой знаменитый разочарованный стон, но все-таки кивает.