Dear, Deer

"С днем рождения, милый," сказала бы Глория, потирая его холодные руки в своих. "Ты помнишь день, когда ты появился на свет?". И Аластор бы единожды моргнул - нет, конечно, нет - и она бы ему рассказала. "Ты был идеальным малышом, каким я тебя и представляла. Акушерка сказала, что ты был мертворожденным, но это не напугало меня - я знала, что она врёт. Я видела, как твоя маленькая грудка вздымается, но эта сучка проигнорировала, когда я про это сказала. Она позвала врача, они сказали, что ты не мёртв, но это ненадолго. Просто потому что ты не плакал и не кричал." Глория потрепала бы его волосы и взяла на руки, переодела его и сменила подгузник, почистила бы ему зубы и усадила в стульчик у окна, где она бы продолжила свою историю. "Конечно, ты не умер. Они хотели забрать тебя - хотели убить тебя. Говорили, что ты в любом случае долго не проживешь, что ты страдал от боли. Но я приводила тебя домой и всё было хорошо. Я перестала водить тебя к врачам, когда тебе исполнилось пять лет, потому что они продолжали твердить о смерти. Ты в полном порядке, мой дорогой. Они просто не видели кого-либо, похожего на тебя." Это правда, что врачи в больнице "Черити" не видели такой болезни, как у Аластора ЛяБланка. После - десятки лет спустя, уже после его смерти - он узнаёт, что этому заболеванию дали название "синдром запертого человека" в 1966, 33 года с момента его гибели. В 1901, хотя, врачи не знали, что делать с ребёнком, который не может ни двигаться, ни плакать. Глория была единственной, которой было всё равно, она не паниковала от того, что он никогда не переворачивался, не лепетал и не хватал её за руки. Аластор рос, все, кто его видели, давали Глории нелепые, непрошеные советы по материнству. "Ты должна придавить его голову подушкой," сказала её мать с отвращением. "Он практически не человек!" Она не заметила, что Аластор, на тот момент четырехлетний ребёнок, бесшумно заплакал, слезы текли по его болезненному лицу и мочили собой юбку Глории. Со временем Глория перестала уходить с Аластором далеко от дома. Когда она уходила на работу, она включала радио и оставляла мальчика сидеть на стуле у окна. Ему приходилось сидеть и слушать, мечтая о речи как у мужчин, чьи голоса он слышал. Он бы говорил на темы, которые волнуют людей, он бы заставил их слушать. Все, от побережья до побережья, интересовались бы тем, что он хочет сказать. Он бы правда общался, а не моргал на вопросы с ответами "да" и "нет". Жизнь Аластора, да и он сам, сменились, когда ему исполнилось 14. Глория привела домой мужчину, но, пока тот не зашёл в гостиную, Аластор не узнал в нём врача из его детства. Который сказал, что он слишком отсталый, чтобы чувствовать, который убедил Глорию отправить его в учреждение. Который сказал ему общаться и щипал его за шею, когда у него не получалось. Аластор наблюдал, как Глория подготовила место для доктора, затем закрыла его глаза, когда она и его посадила за стол. "Господи- Он всё ещё жив?" "Конечно, доктор Айвс," - ласково ответила Глория. За ужином врач казался всё более и более уставшим, пока тот не выпал со стула на пол в неуклюжей позе. Глория подмигнула Аластору и указала на кухню. "Подсыпала ему кое-что в еду," - она хихикнула, поднимая его. Они сидели на полу, Глория приобнимала Аластора со спины. "Я никогда это перед тобой не делала," - она выдохнула ему на ухо взяв нож и держа его так, что он сиял под светом. "Мой папочка научил меня делать это в твоём возрасте. Мама даже не догадывалась. Хочешь сделать это, дорогой?" Она придвинула его, всунула нож ему в руку и сомкнула пальцы вокруг рукояти. "Я помогу, если ты хочешь..." Аластор посмотрел на врача, который называл его бесполезным, советовал Глории избавиться от него. Нож ощущался холодным и твёрдым, как ручки настройки радио, который Глория иногда помогала ему прокручивать. Когда она наклонила его голову назад и снова спросила, хочет ли он это сделать, Аластор дважды моргнул. Да. Он задрожал, когда кровь покрыла его руку, хотя Глория и направляла его, но ведь это он держал нож. Это не был последний раз. Когда Глория прижимала его костлявые пальцы к рукояти, Аластор хотел улыбаться. Ну и что, что он не мог двигаться? Все эти твари, что называли его слабым и бездарным, столкнулись со справедливостью Аластора. Глория всегда спрашивала его, стоит ли им умереть, и он всегда моргал "да". Даже, если он не знал их, он их ненавидел. Почему у них должна быть жизнь, когда у него есть только радио и его мама? Почему у них должно быть тело под контролем, когда он был взаперти внутри своего? Глория пришла домой со своим парнем, когда Аластору было 26. Он был высокий, тёмный и красивый, мужчина с севера по имени Джонатан. Аластор возненавидел его с момента, когда он спросил "А сколько лет твоему маленькому мальчику?". Он выглядел шокированным, когда Глория ему ответила - Аластор знал, что он маленький, достаточно маленький, чтобы выглядеть на 10 или 11 лет, но не нужно было ему об этом напоминать. Если бы у него был выбор, он был бы высоким, выше всех вокруг него. Он был бы устрашающим. Жизнь казалась хуже, когда рядом был Джонатан. Он рад помочь с Аластором, слишком рад. Слишком желающий поднять его, слишком желающий одевать его, слишком желающий купать его. Аластор быстро понял, что ему стоит быть напуганным, но ещё быстрее понял, что он ничего не сможет сделать. Глория ничего и не замечала - она любила Джонатана настолько сильно, что готова была терпеть его собаку - огромную бродяжку, живущую во дворе. Больше всего Аластор хотел расчленить это нечто. Джонатан в один день пришёл поздно ночью в комнату Аластора, уже после того, как Глория уснула. Он сел на кровать и поднял Аластора, посадил к себе на колени так, что младший чувствовал его эрекцию своей спиной. "Глория говорила мне, что ты можешь думать," пробормотал Джонатан. "Ты идеален, знаешь это? Ты выглядишь, как ребёнок, но ты взрослый. Ты можешь дать согласие...". Но я не могу, подумал Аластор, больше всего сейчас мечтая иметь возможность бежать, кричать, кусаться, пинаться, царапаться. Джонатан положил его на живот, Аластор решил сфокусироваться на звуках природы за окном, но эту идею пришлось забросить от чувства боли. Он видел молнию, он чувствовал, как его разрывает пополам, он мог разве что думать "Я умру, я умру, я умру, я умру...". Когда пришёл конец, Джонатан взял его на руки и начал укачивать, будто младенца. Аластор закрыл глаза, пока мужчина мыл его и стирал сперму с кровью с его бёдер, после чего уложил в кровать. В следующий раз, когда это произошло, Аластор уже не плакал. Он думал о своих действиях, если бы их роли поменялись, если бы у него была власть. Если бы его не убивали медленно каждую ночь. Аластор умирал каждую ночь в течение 6 лет, пока Глория не оставила его наедине с Джонатаном, а тот оставил его на улице. "Тебе нужно немного солнечного света, малыш," протянул он издевательски. "Позови меня, если тебе что-то нужно!". Аластора оставили сидеть напротив дома с закрытыми глазами, чтобы блокировать ослепляющие лучи солнца, он не заметил собаку, которая вскарабкалась на него. Огромную, сильную собаку, практически больше его. Джонатан сказал Глории, что это был несчастный случай. "Я посадил его на ступень, а сам зашел в дом на минуту... Богом клянусь, собака была на привязи, но, видимо, как-то выбралась". Он донёс тело Аластора до города и оплатил похороны, но вскоре бросил Глорию. Её скорбь раздражала. Годы спустя он закрывал глаза в постели и открывал их в аду, только чтобы увидеть перед собой молодого человека. Он держал микрофон и улыбался.