Всерьёз

Цзэкай проснулся посреди ночи. На часах тускло-зеленым светилось 02:35, обогреватель уже отключился и воздух начал остывать. Рука немного затекла: Цзэкай аккуратно пошевелился, пытаясь убрать её, не потревожив уткнувшегося в сгиб локтя Ботао, но тот всё равно завозился и сонно, будто расстроенно, вздохнул. Цзэкай укутал его одеялом, обнял поверх, прижимаясь. Провёл носом за ухом, у самой кромки волос, потёрся о шею. От волос пахло шампунем Цзэкая с миндалём и мёдом; запах как запах, ничего особенного, но он будто щёлкнул невидимым тумблером и у Цзэкая сладко заныло внутри. Запах напоминал: они провели ещё один вечер вдвоём, прижимались в душевой, целовались и ласкали друг друга, отфыркивались, когда вода попадала в нос, а потом помогали друг другу спешно домыться, когда тёплая начала заканчиваться… Цзэкай поёрзал, почувствовав, что от близости Ботао и мыслей он опять возбуждается. Это ужасно смущало. Цзэкай считал, что ему было тяжело сдерживать себя и не тянуть руки к Ботао, когда он был ещё неуверен в ответных чувствах. Ему казалось: это самое жуткое испытание — видеть его каждый день рядом и маяться от невозможности взять за руку (сделать массаж после напряжённой игры?), обнять (повиснуть на плечах, как старший Юэ, похлопывая и гогоча?), поцеловать (хотя бы в щеку, как Янь-Янь?)... Ботао умел быть таким разным — и весёлым и открытым, очень контактным, и строгим, серьезным и сосредоточенным, и мечтательно-задумчивым, мягким до уязвимости. Мастер-на-все-руки, человек с тысячью образов — Цзэкай всё наблюдал за ним исподтишка и пытался поймать переход к тому из лиц, которое было бы только для него, всякий раз желая и не решаясь признаться. А когда поймал, потянулся с неловким "Можно я…", шагнул вперёд — внезапно оказалось, что настоящие испытания ещё впереди. Что теперь сдерживать себя и не тянуться на людях, выжидать возможности побыть вдвоем или не будить вот так, посреди ночи — станет ещё сложнее. Цзэкай поймал себя на том, что водит губами, пересчитывая кончиком языка рассыпанные по шее и плечам мелкие родинки, а Ботао выгибается, подставляясь во сне — и отстранился. Они сегодня долго тренировались, потом ещё выбирали варианты карт для следующей, домашней игры с "Великолепной Эрой". Ботао устал и ему надо выспаться. Цзэкай полежал ещё немного, решая, хочется ли ему выбираться из-под одеял и удастся ли опять уснуть, потом всё-таки решил, что надо встать и сходить в туалет. И на обратном пути ещё, (он заметил) раз вода в бутылке почти закончилась, надо будет сходить за ней к кулеру сейчас, а утром поваляться подольше. В коридоре было гораздо холоднее. Цзэкай закутался поглубже в куртку, поёжился. Менеджер обещал, что в следующем году в комнатах общаги сделают тёплые полы. А в этом пока не успели, надо потерпеть. Или взять обогреватели в аренду. "Сколько там той зимы!" Ботао придумал, что можно съехаться попарно, и отапливать не каждую комнату в отдельности, а через одну. Так было дешевле, поэтому идея понравилась всем, включая руководство. А Цзэкай придумал сдвинуть их с Ботао кровати, и теперь у них были подушки и одеяла на двоих, и куча времени вечером, чтобы заниматься любовью… только приходилось крепко запирать дверь, чтобы никто вдруг не вошел. Цзэкай набрал воды в бутылку, отпил немного, чтобы согреться. Кулер стоял у окна, а за окном открывался офигенный вид на ночной город и его миллионы огней. Ну, то есть сперва на старую заброшку, а потом — на город, но всё равно. Было чем залюбоваться. Заброшенное здание склада владелец клуба уже выкупил и собирался устроить там ещё один магазин со всяким стаффом. Кстати, надо будет купить сестрёнке плюшевого "сансарского" пингвина, она просила. Когда он поедет домой после дня рождения, отдаст. Мысли Цзэкая сделали кульбит (и Удар Коленом под дых). Он забыл, что скоро его день рождения. И забыл (ну, он хотел забыть), что мама в последней переписке попросила: "Малыш Цзян — такой милый мальчик! Обязательно позови его с собой, когда заедешь к нам, я хочу с ним познакомиться!" "И А-Цзи тоже хочет!" "И папа!" "Не забудь!" Цзэкай не знал, что на такое ответить. Он тогда ещё решился спросить у Фан Минхуа: — Старший Фан. — М-м-м? — задумчиво протянул тот. — А ты знакомил Чэньгуан с родителями? Минхуа от удивления даже оторвался от экрана своего смартфона. — Ну, — наконец ответил он. — Ещё нет. К родителям везут уже когда всё серьёзно, а я ещё не уверен… а почему ты спрашиваешь, капитан? Цзэкай расстроенно отмахнулся. Он не мог решить: у них с Ботао всё серьёзно? Они ведь не обсуждали этого, они, вообще, почти не говорили (чему Цзэкай, в основном, был рад), просто прилипали друг к другу в каждый из удобных моментов. И каждый из моментов был ужасно важным. Для Цзэкая. А вдруг для Ботао это ничего особенного не значит, просто хорошо проведенное время вдвоём и экономия на отоплении? Он ничего не ответил маме, но знал, что она напомнит потом ещё пару раз. Ей это было нужно. Она считала, что Цзэкай стал гораздо счастливее этой осенью. — Ох, Кай-Кай! — сказала она, ероша ему волосы и расправляя воротник. — Мы тебе, конечно, всю социализацию сбили своими переездами. И я знаю, как тебе тяжело говорить о самом себе. Но я всегда замечаю, когда ты светишься от счастья. Как когда мы тебе новую видеокарту и кардридер для "Славы" купили и тебе больше не нужно было ходить в интернет-кафе. Или когда тебя взяли в команду. И вот теперь. Ну, признавайся, малыш, что поменялось? Нашёл вторую половинку себя? И вообще-то Цзэкай не собирался ей рассказывать. Просто промычал, что у него да, "Есть кто-то". Но она потом всё равно как-то вытянула подробности. И теперь хотела познакомиться с Ботао. А Ботао хочет этого? Как у него спросить? И вдруг он скажет: "Прости, малыш Чжоу, но это серьёзный шаг вперёд, боюсь, что я ещё не готов"? Или: "Знаешь, мне совершенно не хочется так близко знакомиться, давай всё, что случилось в клубе останется внутри клуба. Мы же просто хорошие друзья". Цзэкай, конечно же, понятия не имел, почему Ботао должен так ответить, но ведь всё могло быть? Он потёр висок. Общение и отношения с людьми — ужасно сложный предмет. За спиной послышались шаги, Цзэкай хотел обернуться, но не успел. Его обняли за талию, уткнулись лбом между лопаток. Цзэкай длинно выдохнул и накрыл тёплые ладони Ботао своими. — Ты чего не спишь? Идём обратно, тут холодно. — Тут красиво. — Но холодно! А там я ещё раз включил обогрев, — Ботао негромко рассмеялся, и Цзэкай развернулся, обнял его и легко чмокнул в щёку, в родинку на скуле (это была самая любимая родинка Цзэкая из всех). — Ты о чём-то задумался. Об игре? — Цзэкай уронил голову ему на плечо и вздохнул. — О нас? Ай, — а это Цзэкай засунул руки ему под свитер, а ладони ещё не успели заново согреться. — О нас, да? Ты хотел что-то спросить, но переживаешь, что я не пойму. "Пойми, пожалуйста", — мысленно взмолился Цзэкай. Ботао взял его лицо в ладони и пообещал: — Я пойму. И честно отвечу на любой вопрос. Цзэкай глубоко вздохнул. — Ты поедешь со мной? — Ботао удивлённо моргнул, будто ожидал другого вопроса, и Цзэкай занервничал, поспешил объяснить: — После дней рождения. К родителям. Мама позвала. — А, — сказал Ботао. — Хорошо. Почему нет? Я могу. Цзэкай кивнул. — Это же не всё? — Она знает о нас. И она не против. А ты? — Я тоже не против, — улыбнулся Ботао. И тогда Цзэкай прижал его к себе крепче и поцеловал. Они целовались по дороге к своей комнате и вернувшись в кровать. Долго, тягуче притирались друг к другу, а потом Ботао выдавил из тюбика остатки смазки и забрал их члены в ладонь, гладил одновременно, пока Цзэкай, уложив его поверх себя, мял его ягодицы и самым кончиком пальца дразнил чувствительную, ещё не успевшую отойти от вечернего секса, дырочку. Ботао подавался и частил, просил вставить глубже, и ещё, а Цзэкай дышал его дыханием и стонами, и хотел остаться в этом моменте навсегда. Чтобы так было всегда, чтобы они были вдвоём, с вечера до утра, и днём тоже. И когда зима закончится. И после окончания сезона. Всегда. Сперма выплеснулась на пальцы, Ботао изогнулся и прикусил губу, Цзэкай поймал его за затылок, прижался губами у ямочки под шеей. Если останется след, Ботао завтра придется надеть шарф, наверное, но шарф ему очень к лицу, а ещё можно будет осторожно сдвигать ткань, иногда, и гладить темное пятнышко на коже, чтобы Ботао ненадолго забывал слова. И ещё… — Это ещё не всё. — А? — Ботао приподнялся на локтях, чуть сползая и устраиваясь рядом. — Хотел сказать, что люблю тебя, — выдохнул Цзэкай. И добавил, на всякий случай: — Всерьёз. Ботао выдохнул протяжно: — Чёрт… — и Цзэкай немного растерялся, а потом Ботао рассмеялся и Цзэкаю тоже сразу стало легче. — Ты потрясающий. Ботао обвил его руками, закинул ногу на бедро, прижался щекой к плечу. — И я тебя люблю. Всерьёз. Не думал, что ты сомневался… как тебя, вообще, можно не любить? Цзэкай пожал свободным плечом. Он знал довольно много разных людей, которые его не любили, но они все теперь были не важны. Главное, что у него есть Ботао. И команда. И семья. И "Слава". Он улыбнулся, обнял Ботао. И почти сразу, успокоенно заснул.