Взгляд

Фрейдис выгибается и стонет. Шепчет «Ивар» и цепляется пальцами за его руку в немой мольбе сжать ладонь на ее горле сильнее. Она сейчас вся мольба и нетерпение — распластанная между его разведенных ног, прижимающаяся спиной к его груди, откидываяющая голову на его плечо — такая красивая, что Ивару дышать больно. И он на секунду закрывает глаза, чтобы не видеть — ведь слишком, все во имя Одина слишком — вот только легче не становится: он чувствует ее дыхание кожей, бег крови ладонью и всю ее до одури такую горячую и мокрую там внизу, где он ее ласкает, такую открытую. Ивар рычит, распахивает глаза и ускоряет движения, усиливает хватку на горле и смотрит, смотрит на полуоткрытые опухшие губы и то, как с силой впивается ногтями в его предплечье, на белый живот и то, как двигает бедрами ему на встречу. Фрейдис не сдерживает стонов, Фрейдис шепчет его имя, как молитву, Фрейдис в последний момент выгибается и встречается с ним глазами, и Ивара с головой накрывает ее безумием, любовью и восхищением. Он прижимает к себе ее вздрагивающее от наслаждения тело, вжимается губами в висок и думает, что ни одна женщина никогда так на него не смотрела. Ивар их коллекционирует — взгляды. У него их закрома, огромный драккар, что никак не потонет под весом увеличивающегося груза: унизительная жалость и брезгливость, животный страх и отвращение, выводящее из себя презрение и смех — тысячи оттенков всех этих эмоций, что он ловит в чужих глазах, сколько себя помнит. Ловит и запоминает. Ивар их холит и лелеет, перебирает по ночам, как самые дорогие в мире сокровища (единственные, что у него есть), кормит ими свою злость и живёт этой злостью. Он не может по-другому. Просто не знает как. Поэтому рыбой, выброшенной на берег, себя чувствует, когда впервые встречается взглядом с Фрейдис. В ее глазах Ивар не видит привычной жалости или такого греющего страха. Рабыня смотрит на него открыто, и Бескостный не верит, отказывается верить, что в ее глазах любопытство мешается с восхищением. Восхищением, что вспарывает его словно нож. Ивар забывает, как дышать, Ивар пытается понять, как это вообще возможно — эти сияющие глаза, что смотрят именно на него, уродца и калеку, но Фрейдис с улыбкой опускается ему на колени, Фрейдис рассказывает про отмеченных богами, и он ей верит. От ее шепота, под ее губами и ладонями вся ярость, что гудела внутри, шипит словно угли костра, залитые водой. Под ее взглядом Ивар перестает чувствовать себя ущербным. То, что было проклятьем, становится наградой, меткой божественности. Фрейдис нашептывает ему такие дикие, но сладкие слова, и Ивар верит ей. Он ей верит. Он бог. А Фрейдис ниспослана ему богами. Его прекрасная сладкая Фрейдис, в глазах которой до сих пор пляшут отсветы жертвенного огня. Она улыбается ему, и Ивар видит, чувствует, что она, как и он, до сих пор слышит крики жертвы, вплетающиеся в ритм барабанов, и возбуждение от этого ритма так же бежит по ее венам, так же пьянит и сводит с ума. Ивар смеется и впивается пальцами в ее подбородок, сминает губы губами, слизывает краску, кровь и возбуждение и стонет, когда Фрейдист кусает его губы в ответ. Она тоже смеется прямо в этот безумный поцелуй, но затем делает шаг назад, ведёт плечами, и платье соскальзывает на пол. Она стоит в свете свечей — его богиня — такая красивая и сияющая, она тянет к нему руки, улыбается маняще и просит «Люби меня», и словно весь мир рушится, словно вот уже Рагнарек, и все боги за его спиной. Ивар хочет любить Фрейдис. Он знает, как заставить ее кричать от наслаждения, лаская пальцами, он может ее вылизать, зная, что она будет умолять, просить еще и расцарапает ему спину в кровь, вот только сейчас ему этого недостаточно. Сейчас Ивар хочет ее больше, глубже, сильнее. Взгляд цепляется за нож. Обычный нож, что утром принес кузнец вместе с парой других — широкое лезвие, деревянная рукоять. Ивар тянется за ним, и она удобно ложится в ладонь такая гладкая и теплая. Фрейдис ловит его взгляд и доверчиво, без тени страха откидывается на кровать и глаз с него не сводит. А в них все тоже безумие и желание. Ивар улыбается и опускается на кровать. Он целует округлившийся живот, прижимается к нему губами и просто тонет в любви к тому, кто там внутри. Ивар замирает, вжимаясь в живот лицом, а Фрейдис выдыхает и кладет ладони ему на затылок, шепчет «Он будет любить тебя так же, как и я», и Бескостный от одних этих слов сдохнуть готов, вот только сейчас не самое подходящее время. И он, продолжая целовать живот, спускается ниже, разводит ноги Фрейдис и ведет языком по внутренней стороне бедра, пальцами тем временем толкаясь внутрь. Там уже влажно, и он жадно втягивает запах возбуждения. Ивар ныряет пальцами глубже, а затем скользит наружу, затем снова внутрь, не спеша, упиваясь тем, как Фрейдис постанывает и вцепляется пальцами в его косы. А когда она становится достаточно мокрой, Ивар заменяет пальцы на рукоять ножа. Его лезвие тут же оставляет след на коже иваровской перчатки, но Фрейдис охает от проникновения, и этот звук током бежит по его позвоночнику. Ивар снова толкается внутрь и приподнимается, упираясь рукой в кровать, чтобы видеть свою жену. Он трахает ее рукоятью ножа, а она прогибается в пояснице и подается на встречу его движениям, она разводит ноги шире и стонет, уже не сдерживаясь. И Ивар чувствует себя богом, когда она, не отводя от него взгляда, кончает. А после слизывает кровь с его пальцев — Ивар все-таки умудрился порезаться — и шепчет, что она всегда будет рядом с ним. А в ее глазах вся любовь мира и поцелуй со вкусом крови, как клятва на браслете, которую нельзя нарушить. Вот только драккар за спиной скрипит снастями. Его драккар с привычным заученным наизусть грузом, что никуда не делся. Будь ты хоть сотню раз богом его не сжечь и не потопить, и Ивар слышит, как хлопает его разодранный парус. А боги смеются над ним и ставят на его сына метку. Ивар уже не верит, что эта награда, Ивар видит, как груженный по самые борта корабль подминает под себя маленькую фигурку, а кости трещат, и чайки орут, как сумасшедшие. Он зажимает уши руками, ребенок на руках Фрейдис заходится плачем. Она смотрит на него так, будто он и правда бог, вот только Ивар видит лишь уродливую сломанную куклу. Такую же сломанную, как и он. Фрейдис поднимает на него глаза и улыбается. А после выгибается и хрипит. Цепляется пальцами за шею, бьётся, словно пойманный зверь, но Ивар лишь сильнее натягивает пояс и очень четко чувствует момент, когда его любимая перестает быть собой, когда она становится лишь куском плоти и грудой костей. Ивар с трудом разжимает сведённые судорогой пальцы, обхватывает тело и пытается заглянуть ей в глаза.