Письмо без отправителя

      Пламя свечи изредка покачивается от тяжелого дыхания Торда, сидящего за столом перед чистым листом бумаги, уперев кончик ручки о самый верх, собираясь наконец уже начать выписывать свои мысли сюда. Психологи часто рекомендуют это, мол: поможет. Только вот уже десяток свёрнутых и исписанных бумаг таятся в шкафчике, и, увы, ни разу парень не чувствовал облегчение. На самом деле было только хуже.       Лицо исказилось от воспоминаний о той битве. И вот уже капля холодного пота стекает по лбу, руки дрожат, а Ларссон резко открывает глаза, хватаясь за израненную половину лица, которая начала полыхать болью как в те дни, когда тот начал мучительный процесс заживления. Тонны обезболивающих, запах заживляющих мазей, непрерывные стоны Ларссона, скрутившегося от адского огня на его теле, — всё это давно в прошлом, но воспоминания преследуют наяву.       — ...Эта битва уже окончена, — шепчет Торд, уже впиваясь в жёсткую кожу ногтями. Кто бы мог подумать, что самая трудная битва была внутри, там, где Торд наиболее уязвим; там, где проще всего сломать человека. — Хватит... Хватит!       В темноту, в угол комнаты, откуда послышался тихий шёпот, что-то полетело. Торд без разбору кинул в темноту то, что попалось под руку.       — Торд, ты в порядке?.. — свет луны заставил темноту расступиться, раскрывая очертания того, кто скрывался там. Томас стоял как ни в чём не бывало с зеркалом в руке, которое и полетело в него секунду назад.       — Не делай вид, будто тебе не плевать! — очередное пришествие. Это уже не впервые. С каждым разом это только надоедает всё больше и больше. — Ты только и мечтал, чтобы я сдох, как собака под забором!.. Теперь приходишь к себе, словно домой, и будто мы друзья! Ничего не было!-       — Да, у нас не было общего языка, и я даже презирал тебя иногда, — Риджуэлл сделал длительную паузу. — Но я никогда не пожелаю тебе смерти, ведь ты дорог для нас.       — Врё-ёшь... Ты ненавидел меня с самого начала и до сих пор ненавидишь меня-       — Нет, Торд, я тебя не ненавижу. — Томас перебил собеседника. На лице милая улыбка, такая, как при общении с Эддом. Торд мельком её видел на расстоянии, но вряд ли бы получил при личном разговоре, что даже пытаться было бессмысленно. — Мы тебя любим. Я тебя люблю.       — Лгун... Чёртов лгун!.. — карманное зеркало рассыпалось от пули, насквозь пробившее его. Из дула пистолета показалась тонкая струя дымки, а за ней норвежец, с закрытыми, красными от слёз глазами.       Пустота. Как в углу, где недавно был британец, где остались блестящие куски зеркала, отражающие свет луны; так и внутри. В момент всё пропало. Будто очередной приступ апатии, когда внутри всё сгорает, и остаётся только пустышка, оболочка без всяких качеств. Однако это было бы слишком просто. Если бы это была апатия, сгорели бы и эмоции, и Торд бы сейчас не ощущал на щеках мокрые следы, рука бы не дрожала.       — Ненавижу...

06.09

      

Я пишу это ночью, когда можно побыть наедине с собственными мыслями. Я не знаю, на какую тему писать, ведь уже не раз писал по больным, переехал их вдоль и поперёк. Кажется, плакать самому себе в лист стало бесполезно, хотя, чего уж, это изначально была глупая идея, принёсшая ещё больше страданий.       О чём я писал? Писал о детстве, о подростковом периоде, о боли и воспоминаниях, о Эдде... Чёрт, я не могу простить себе, что Эдд увидел настоящего меня. Его представления обо мне рухнули, когда наружу вырвался мой эгоизм. Сколько уже прошло? Почти три года. За это время могло многое измениться, но откуда мне знать. Я потерял связь с миром сразу же после конфликта.       Воспоминания... Это ложь. Я не могу писать о них, не хочу думать о них, от них болят шрамы и ожоги. Вновь и вновь, как бы я не старался, результат тот же: я отступаю.

      Рука неуверенно сжимает ручку, когда перед глазами возникает падение, пожар вокруг. Парень видел тысячу раз эту сцену, но моментально сдавался, как только по телу проходило нарастающее жжение.       Нет, глупо бегать от того, что стало частью тебя. Пора принять, что Торд не идеален, он допустил ошибку, поплатился за неё. Да, Ларссон боится провала, а этот стал самым глубоким, когда Торд был на самой верхушке, и падение было слишком больным, что находит отголоски в настоящем. Торд, дрожащей рукой, продолжил писать, невольно продолжая наблюдать за прошлым, терзающим его уже не первый год.

Я хотел создать мир, где нет лучших, где нет худших. Равенство. Золотая середина. Пусть без богатства, зато без бедности. Я был близок к этому, но вы не дали мне уйти... Я просто хотел настоящего равенства в мире. Я презирал Тома, ведь это он отнял у меня победу, когда она уже была в моих руках. Я желал его убить за ежедневную боль, за муки, которые я прохожу, ведь он избежал последствий. Он невредим, а я корчусь на матрасе, кричу от боли! Он лишил меня руки и глаза! ... Я помню о времени, когда мы были подростками. Обычно, мы занимались всякой глупой всячиной, а идея пойти куда-нибудь на окраину города, в заброшенный дом с гитарой казалась очень оригинальной. Если бы это было так. А знаешь, есть и хорошие воспоминания с тобой, однако их куда меньше... А ещё я тебе завидовал: ты всегда получал внимание ото всех, душа компании. Ты никогда не слышал упрёков о твоей привычке пить, а знаешь сколько слышал я? Постоянно. Все говорили, что я курю, чтобы казаться крутым. Может быть, начал из-за этого, но после курение единственное, что снимало стресс, которого было по горло. После этого мы как-то отдалились, ты начал сближаться с другими, а я, в конце концов, полностью исчез, лишь изредка поддерживая связь с Эддом. Я подумывал о том, чтобы навсегда вернуться в Норвегию. Возможно, даже начать жизнь с нового листа, переехав куда-то, допустим, на Восток. О, нет, на Юг, в Кристиансанн, но и Гримстад неплохой вариант. Почему я этого не сделал? Сам не знаю. Привязался. Боялся... Боюсь одиночества, но не позволяю приближаться к себе. Вот и причина моего сумасшествия. Пытаюсь заполнить пустоту вымышленными образами. Я понимаю это, но однажды придёт день, когда я не смогу отличить реальность от фантазии. А знаешь что? Я тебя прощаю. Всё равно мне недолго осталось. С каждым днём всё труднее дышать, даже забавно, да? Единожды ты меня упрекнул за курение, и главным аргументом был рак. Кто знал, что твои слова найдут отклик спустя столько лет. И ты прости меня за всё. Я люблю тебя, старый, глупый Том.

      — ...Боже, — Эдд сделал шаг назад, чуть ли не уронив банку колы.       — Единственное письмо, у которого есть получатель... — Том тяжело вздохнул и откинулся на спинку кресла, сильно сжимая лист с потёкшими в некоторых местах чернилами. На этих местах ранее были чёткие следы влаги, похоже, слёз, но сейчас они почти незаметны. — Надеюсь, ему стало легче после этого.       — Это ужасно, — высказался Мэтт, но после добавил, когда получил вопросительный взгляд. — Понимать, что смерть неизбежна, причём думать и писать об этом в День Рождения...       — Что?.. — Том и Эдд переглянулись, но после вспомнили об указанной дате в начале письма. Последнее письмо о самом больном и сокровенном Торд написал в собственный День Рождения.       — Господи... — Риджуэлл потёр переносицу. В сердце закололо от нагрянувших мыслей. — Кто ж знал, что у него в голове такая клиника...       — Эдд, мы не могли ничего сделать, — Харгривз схватил друга за плечи и легонько потряс. — Торд сам принял такое решение, нужно его уважать-       — Уважать, что он решил умереть в одиночестве? В окружении галлюцинаций?.. — Гулд потряс головой, словно хотел откинуть все мысли прочь.       — Я отойду. — заявил Томас и направился к лестнице. Всем им нужно отойти от такого, особенно Эдду. Их дружба была крепкой, и парень считал, что Ларссон погиб ещё тогда, но когда раскрылась правда... Это слишком тяжело для него.       Дверь позади захлопнулась, и Том, уперевшись спиной, медленно скатился по ней. В голове не укладывается, через что прошёл его ненавистный враг: физическая боль от ранений и боль от удушающего одиночества. К чему это привело? Торд канул в море выдуманных фантазий, так ему и придётся жить с ними, пока он не проиграет битву с раком. Действительно ужасная участь.       Руки слабо упираются об раковину, но даже после того, как Риджуэлл умылся, всё также видно его печальный взгляд. Враги врагами, но и правда были моменты, когда Том, противореча самому себе, хотел прервать эту войну, возможно, вернуть дружбу.       — Прощаю, Торд... — по щеке скатывается слеза, падает с подбородка и смешивается с обычными каплями воды. — Я тоже тебя люблю, коммуняга...       Раздаётся тихий смешок, а за ним плач.