Один чудесный день

День был чудесным. О конце света совершенно ничего не напоминало. Свежий ветерок сносил запах боевых машин и полевого лагеря в сторонку. Тут пахло только выгоревшей травой и немного пылью. А обед был полчаса назад. И Чарли довольно смеялась, играя с малышом в догонялки, и луг просматривался почти до горизонта в три стороны, а с четвертой был лагерь и часовые. А еще у них было по баночке почти холодного пива и тень от дерева. В общем, это был совершенно чудесный день. — Раритет. — Грустно сказал Джип. — Скоро только кукурузный самогон и останется. — Наркотик. — В тон ему отозвался сидящий рядом. — Вам вредно. Это изобретение смело можно забыть. — Эй! — Возмутился Джип. — Отберу! Его собеседник с наслаждением отпил добрую треть банки и ухмыльнулся. — Зараза пернатая. — Обнаглел. — Ага. Жарко было. Жарко и томно. И совершенно лень спорить. Джип потянул с себя майку, подставляя плечи зеленоватому от листвы солнцу и ветру. — Обгоришь. — Не-а. После твоего подарка я почти не обгораю, — Джип провел ладонью по плечам. — Видимо эта штука боится стереться нечаянно. А то я все потерял бы еще до того, как откопал Профа с его словарями. — Не сомневаюсь, что ты бы придумал что-нибудь. — Ну, спасибо! Ты так в меня веришь, да? Слабая улыбка. — А, ну да, — Джип смутился, как всегда. Хмыкнул нервно. — Класс. Тишина такая уютная. Как запах травы. — Недавно добрались до законсервированной базы. Один парень из бывших военных подсказал. Толковый такой, даже странно, среди них мало непораженных. А там кайф. Оборудование, медикаменты, сканеры всякие... Медицина наша счастлива просто. — Тяжело было? — Они оба знают, что в этом новом мире ничто не дается просто так. — Нормально. Значит, потери оправдали результат. Для Джипа с некоторых пор все, что оправдывает результат — нормально. Для его собеседника так было всегда. А вот если бы без жертв — было бы «классно». Но не срослось. Ладонь молча легла на голое плечо Джипа. Он улыбнулся. — Проф теперь клянется, что найдет возбудителя болезни. — А без научного объяснения вы не можете никак? — Ну... Проф не может. Тишина. Улыбка. — Вы такие странные. — Ты говорил. Ну, я могу его понять. Трудно как-то, когда не можешь пощупать руками. Вот если бы ты показал ему это... — Ладонь Джипа коснулась длинного, гладкого пера. Пальцы скользнули до бритвенно-острого края. Крыло вздрогнуло. — Эй, эй! Ладно, я шучу, — Джип примирительно поднял руки вверх. — Я же все понимаю. — Не все. Жарко. Томно. Михаил отставил опустевшую банку и откинулся спиной в траву. Крылья распластались по земле, растеклись двумя темными лужами. Пусть на краткий миг, но тяжесть стала легче, и ангел глубоко вздохнул. — Эй, — тихо позвал его Джип. — А у вас там... как? Тишина. — Значит, другие... не возвращаются. Тишина, тишина, тишина. И тихо, сорвано: — Не все. — Вот как. Жарко сегодня. Ветер на миг кажется раскаленным. — А Гавриил... — Не надо, — Михаил закрыл глаза. Словно туча набежала на солнце, отразившись тенью на его лице. — Не надо, малыш. Джип помолчал. — Все так плохо? — Не плохо, — отозвался крылатый. — Просто... — Приподнялся, не открывая глаз, поежился, будто ему ломило плечи. Впрочем, почему будто. У него болели плечи, Джип точно знал. — Ты себе вообще представляешь, что для нас такое — усомниться в себе? Не знать, что делать... поступить неправедно? — Представляю, — тихо сказал Джип, и Михаил распахнул глаза. — Представляю. Я тебя помню. — Да. Порыв ветра снова донес женский и детский смех. Чарли помахала им рукой, и Михаил просветлел, улыбнулся, а Джип подумал, что все-таки, все-таки, это чудесный день. — Он уже совсем большой. — Угу. Я его учу потихоньку. Такой серьезный мелкий. — Из тебя хороший учитель. — Да ну, — Джип снова смутился. — Куда мне до тебя. Покажешь потом ту подсечку? — Конечно. — Эй! — Крикнула Чарли. — Эй! Вам воды принести? Джип посмотрел на Михаила, потом покачал головой, и женщина, подхватив ребенка, ушла в лагерь. Видимо, малыш захотел пить. А Джипу вдруг пришла в голову одна мысль. — Я знаешь, что думаю? — Ммм? — Что Проф прав. — Про возбудителя болезни? — Михаил глянул насмешливо, но Джип не улыбался. — Ага. Про возбудителя. Ну, сам подумай. Может акульи зубы и не из-за вируса вырастают, но эта штука точно... заразна, — Джип подумал секунду, и кивнул сам себе. — Да. Заразней некуда. Иначе почему они не возвращаются? — И торопливо добавил, потому что Михаил смотрел так, что было ужасно не по себе. — Ну, я имею в виду, люди действительно как зараза... иногда. — Иногда, — повторил ангел, не отводя глаз цвета стального лезвия.— Но заражаете вы не только этим. — А чем еще? — спросил Джип. А Михаил опять молчал, и смотрел, как будто в самую душу, впрочем, почему как? И Джип не выдержал. Снова провел кончиками пальцев по длинному перу. Ему хотелось гладить это чудо почти все время. Еще и еще. Хотелось добраться ладонями до мелких перышек у самого плеча, и проверить, такие ли они жестко-стальные, как маховые перья. Или может там, в глубине, все-таки есть мягкий и нежный пух? Джип думал иногда, что Михаил даже слишком сильный. Если бы Джипу пришлось это отрезать... он бы, наверное, не смог. Крыло снова вздрогнуло. — Неприятно? — Огорченно спросил Джип. Сейчас пернатый привычно отмолчится, и сложит свое чудо за спиной. Но Михаил просто покачал головой. — Нет. Щекотно. — Ладно, — сказал Джип. — А так? И провел по изнанке крыла всей ладонью. Михаил вздохнул. Глубоко и нервно, как ребенок после долгих слез. И закрыл глаза. Джип заворожено теребил жесткие перья. Они были похожи на тонкие льдинки, какие появляются, если неровно сколоть лед в холодильнике. Джип ребенком таскал их, и пытался смотреть на солнце. Но льдинки таяли, а это чудо только чуть пружинило под пальцами. Такие же гладкие, такие же тонкие. И будто бы немного колются, бьют током. Будто бы там напряжение, глубоко внутри. — Они у тебя электрические, — тихо шепнул он. — Да? — Так же тихо откликнулся Михаил. — Не замечал. По-моему это ты током бьешься. Ты... там... осторожней. Не порежься. — Ага. Джип чувствовал себя совершенным мальчишкой — умирающим от собственной наглости и любопытства. Хорошо, что сегодня жарко, и стоит такая замечательная сонная тишина. Хорошо, что сегодня так скучно, что им обоим удалось выкроить минутку на глупости. Хорошо, что ангелу-полководцу сегодня лень гонять нахального смертного от своей необыкновенной персоны. Джип подвинулся ближе, склонился, пытаясь добраться повыше. Пришлось опереться на Михаила, но он все же смог дотянуться. Смять пальцами напряженное, всегда напряженное плечо, а второй рукой зарыться в мелкие перья ближе к основанию крыла. Они действительно были мягче. Наверное, если наклониться еще немного, а лучше сесть ангелу на бедра, можно будет дотронуться аж до самых лопаток — там, наверняка, пух есть. Мягкий и нежный. Но Джип не решился, конечно. Только перебирал тонкие перышки, и чуть массировал натруженное плечо. Пальцы у Джипа были сильные всегда. А теперь особенно. Михаил глаз не открывал. Только вздыхал едва заметно. Жарко сегодня. А перья — холодные. Такие нежные изнутри. У Джипа дрожали пальцы, и думал он только о том, чтобы не потерять равновесие. — Малыш, — тихо сказал Михаил. — Ты нарываешься. — На что? — Джип замер. — На это. Горячая ладонь легла на затылок, и Джип все-таки равновесие потерял. Закружился, растаял, утонул в сонном мареве. У ангелов, оказывается, твердые, горячие губы. А еще они совершенно не умеют целоваться — но им, черт возьми, и не нужно уметь. — Ум, — сказал Джип минуту спустя. — Э-э-э... ты это где порнуху углядеть успел? И когда, главное? Михаил посмотрел на него, этим своим «а?» выражением, и Джип легко рассмеялся. — Ладно, — сказал он, — я понял. И уже не стесняясь перекинул ногу через бедра своего ангела, и сел, наконец, удобно. Так, что стало легко гладить каменные плечи и нежный пух на самом основании крыльев. Он действительно там был. Мягкий пух, больше похожий на клубок сверхтонкой проволоки. Наверняка от резкого движения можно порезаться... или нет, потому что на ощупь он все-таки мягкий. К тому же, Джип не собирался торопиться и делать резких движений. Он осторожно распутывал пальцами этот клубок, поглаживал перья по основе. Прощупывал кости крыла — они казались хрупкими на фоне плеч. Больных, натянутых плеч, которые, наконец, можно было размять. Михаил снова вздохнул. Улыбнулся этой своей слабой улыбкой. Джип часто думал, как это можно было до сих пор так и не научиться улыбаться. Впрочем, поводов было маловато. Джип очень надеялся, что сегодняшний день — это тоже повод. Армагеддон шествовал по земле. Ангелы вселялись в тех, в ком не осталось или почти не осталось души, и сами тонули в собравшейся внутри мерзости. И даже если душа была просто слишком слабой, детской, или усталой — это их не спасало. Ведь ненависти и порока скопилось столько... Люди такая зараза. А ангелы не умеют выбирать и противостоять. Не все. Но и люди заражают не только ненавистью. Михаил заболел давным-давно, и давно уже не пытался с этим бороться. Зараза бурлила в венах, сводила с ума. Ласковым, нежным теплом струилась от сильных ладоней по плечам и до кончиков пальцев, до кончиков перьев. Расслабляя, утешая, облегчая невыносимую ношу. Так приятно, когда к тебе прикасаются. Когда к тебе прикасаются так. Плечи и крылья растекались под лаской. Бедра сжимали чужие ноги, на пах жарко давило, прижимало, стискивало, припекало огнем. Солнце прокаливало насквозь, навылет, выжигая стылую морось ледяных небес, где сейчас, как и на земле, мало что осталось кроме ненависти и боли. А здесь и сейчас были теплые руки, тесные объятья, и солнце. Сверху нависала мордашка Джипа. Солнце путалось в его волосах. Паренек в светлой короне облизывал пересохшие губы. — Эй, — тихий шепот, и новое ласковое движение, разносящее отраву по венам, заставляющее дрожать, как дрожат смертные в лихорадке. — Ты как там? Лучше? Михаил улыбался. Протянул ладонь, попытался выпутать солнце из непослушных волос. А потом темные крылья взметнулись, пряча их обоих. ...Это был чудесный день.