Лотос увянет

…Вода? Почему, откуда? Вокруг него вода, везде, вверху и внизу... От неожиданности он вздохнул – и тёплая жидкость попала в нос, пробралась в лёгкие. Паника накрыла с головой: как он оказался в таком положении, неужели нет никакого выхода, и сейчас он захлебнётся? Канда отчаянно заболтал руками, упёрся ногой в какую-то твёрдую поверхность, с силой оттолкнулся – и голова его оказалась над водой. Он закашлялся, с отвращением сплёвывая сладковатую густую жидкость, и сморгнул несколько раз, пытаясь понять, где находится. Большой сводчатый зал, пол которого весь был испещрён большими круглыми дырами, так же наполненными жидкостью – экзорцист осознал, что сейчас находится в подобном отверстии... не таком и глубоком, чтобы утонуть в нём. Вот позор, а он испугался. Хоть бы никто не увидел... Только подумав об этом, Канда сразу же почувствовал на себе взгляд. Настороженно оглянулся – и встретился глазами с черноволосым мальчиком лет девяти, который наблюдал за ним, широко раскрыв рот от удивления. Не успел Канда ни слова сказать, ни вообще что-либо сделать, как мальчишка радостно заверещал: – Ты проснулся?! Проснулся же! Он подскочил к Канде, сделал руками неловкий жест, как будто хотел обнять, но передумал, и затарахтел быстро-быстро: – Я так рад, так рад! Я думал, что никто уже никогда не проснётся! А знаешь, как тебя зовут? Тебя назвали "Юу!" С днём рождения, Юу! – Альма, чего ты кричишь? – из-за двери выглянул высокий светловолосый мужчина. При виде Канды он переменился в лице и кинулся к нему. Помогая мокрому и совершенно продрогшему Канде выбраться из ямы с водой, блондин крикнул через плечо: – Передайте смотрителю в офис, что второй готов! И приготовьте медикаменты, чем скорее, тем лучше. – Профессор Эдгар, его же надо обтереть, ему холодно, – заметил мальчик, не сводя горящих глаз с Канды. – Снимайте свой халат. Стягивая халат и набрасывая его на дрожащего Канду, профессор рассеянно упрекнул: – Альма, ты снова почти раздетый! Здесь холодно, всё время тебе говорю: надень куртку. Альма. Альма Карма. Канду окружили кудахчущие учёные, осматривали, что-то вкалывали в руку, что-то давали выпить. А он был так потрясён, что позволял делать с собой всё это, позволял разглядывать, разрешал ощупывать, не мешал лезть к себе в рот, в нос и уши. Канду не смущал тот факт, что сам он стоит перед толпой людей совершенно голый, еле прикрытый белым халатом Эдгара. Дело было совсем не в его наготе, и не в том, что сейчас с ним делали. Дело было в том, что с какого-то перепугу он, Канда Юу, экзорцист Чёрного Ордена, сейчас находился в своём же, но ещё детском теле, и его окружали стены разрушенного почти десять лет назад, сейчас целёхонького 46-го научного отдела, и его осматривали и трогали давно умершие люди. А в сторонке стоял и наблюдал за происходящим огромными радостными глазами Альма Карма, ответственный за смерть всех учёных; существо с внешностью девятилетнего мальчика – и душой его любимой женщины. – Ну, же, Канда, съешь немного. Тебе надо покушать. Толпа учёных, вдоволь изучив нового пробуждённого, разошлась, и в крошечной лабораторной комнатке остались теперь лишь супруги Чан и Альма, не сводящий глаз с нового друга. Профессор Эдгар улыбался так заботливо, что у Канды к горлу подкатила тошнота. На отчаянно любопытствующего Альму, чуть ли не в рот ему заглядывающего, он старался не смотреть вообще – это было выше его сил. – Я не хочу, – пробормотал Канда, отодвигая непривычно тонкой детской рукой тарелку. Эдгар переглянулся с женой: – Тви, ты обратила внимание? Все функции в норме, он полностью осознаёт окружающее. И речь – ты заметила, мы же так долго с этим бились в прошлом – у него превосходная! Замечательный образец! "Образец" еле удержался от злой реплики в адрес учёных и лишь стиснул зубы. Ублюдки, точь-в-точь те самые, какими он их помнил. Откуда у таких родителей мог вырасти такой сын, как Бак? В лице Эдгара черты будущего главы Азиатского отделения проступали особенно явно, но так выглядел бы Бак, будь он на десять лет старше и на десять сантиметров выше. – Юу, тебе надо поесть, – наставительно произнёс Альма, подлезши под руку Эдгара и снова пододвигая тарелку с едой. – Я, когда очнулся, ел очень много. Только я этого совсем не помню, – и он заулыбался, как будто сказал что-то очень смешное. Ты много не помнишь, мрачно подумал Канда, вгрызаясь в ломоть хлеба исключительно для того, чтобы Альма отстал от него. И лучше тебе не вспоминать, а то снова крыша поедет. – Вот, уже ест. Я думаю, дня через два уже можно будет приступать к синхронизации. Как считаешь, Тви? – Эдгар снова повернулся к жене. Канда поперхнулся. Что?! Синхронизация? Так быстро? Самое страшное, что он пережил тогда, во время жизни в 46-м отделе!.. – Это уже решать Сирлинсу, – Тви скривила узкие тёмные губы. Эдгар покачал головой. – Ты же его знаешь. Будь его воля, он отправил мальчика на синхронизацию сразу же после пробуждения. Глава Азиатского отделения Ордена испытующе посмотрела на Канду, чуть заметно качнула головой. Потом поманила мужа рукой и вышла из лаборатории в коридор. Эдгар почесал затылок, ободряюще потрепал Канду по худому плечу, пробормотал: "Ешь, ешь", и последовал за ней. Обрадованный, что остался наедине с новым другом, Альма подсел поближе. – Юу, ты кушай, а я пока расскажу, как мы тут живём. Во-первых, в семь утра меня будят, чтобы взять разные анализы... – Не называй меня Юу... – машинально отозвался Канда, стараясь ухватить хоть что-то из еле слышного разговора Чанов сквозь болтовню Альмы. – ...вспомни Альму – его сознание после пробуждения было как чистый лист. Мы учили его ходить, говорить, есть, читать. – Разве это плохо, что у мальчика остались навыки из прошлой жизни? – Из прошлой жизни – кого? – Тви... Если бы он помнил себя до воскрешения, то его поведение было бы совсем иным, ты сама понимаешь. Возможно, это остатки личности того японского ребёнка, превосходный был материал... – ...но я больше люблю с майонезом. Эй, Юу! Ты чего? – Альма чуть ли не в тарелку к Канде залез, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Отстань, – пробормотал Канда, сжимая во внезапно потной и дрожащей руке кусок хлеба. Его трясло не от страха, нет. Как можно было осуждать Альму за то, что тот в приступе гнева убил их всех – людей, что считали их всего лишь расходным материалом? На него заходили посмотреть до самой полуночи, пока вымотанный Канда просто не уснул сидя, когда у него брали кровь из вены. Ему снилась лаборатория, Альма, учёные – всё то же самое, что происходило днём… – Она умрёт, – отчётливо и громко сказал кто-то над его ухом, и Канда подскочил в кровати, вытаращив глаза и судорожно вертя головой во все стороны. В их с Альмой спальне было темно, и лишь через стеклянное окно над дверью просачивался слабый свет из коридора. И Альма спал, и сказать те странные слова не мог точно. Канда снова лёг, устало закрыл глаза рукой. Вот сейчас, в тишине и покое, можно подумать над странной ситуацией, в которой он оказался. Самое странное, что Канда совершенно не помнил событий, что могли предшествовать и как-то спровоцировать его перенос в прошлое. Он был на задании в Иордании, да… Вместе со Стручком и этими уродами, Третьими. На них напали акума, и пришлось разделиться. Оставив бесполезную мелочь вместе с чуть менее бесполезными Воронами, Канда отвлёк часть противников на себя, разделался с ними, а потом… Потом кое-что случилось, важное, серьёзное. Он отчаянно тёр лоб, пытаясь вспомнить. Точно, произошло что-то, из-за чего он сейчас здесь, в прошлом – причём в наиболее паршивом отрезке его прошлого; вот уж что он не хотел бы пережить снова ни при каких обстоятельствах. А придётся. Нет! Канда ударил кулаком по кровати. Нет, раз уж он почему-то сейчас здесь, то всё пойдёт по иному сценарию. Если подумать хорошенько, подобный кульбит с реальностью под силу только Ноям; может, он сейчас в такой же ловушке, в какой оказались Стручок и Линали во время первой встречи с Роад Камелот, и потом Лави на Ковчеге. Ученик Книжника долго после той миссии бледнел при одном упоминании о Мечте Ноя. Так что всё происходящее вокруг Канды вполне могло в любой момент обернуться кошмаром. Если бы не являлось кошмаром уже по своей сути. Экзорцист бросил угрюмый взгляд на дрыхнущего без задних ног Альму, вздохнул. Что же делать, что ему теперь делать? …Их действительно будили рано утром для того, чтобы взять образцы крови и мочи. Альма улыбался и старался шутить, Канда еле сдерживался, чтобы не врезать деловитой Рени Эпштейн по её сосредоточенной красивой физиономии. Кормили хорошо, хотя у Канды по-прежнему кусок в горле застревал, стоило ему только посмотреть на Альму. А на него попробуй не смотреть, когда умудряется одновременно есть, говорить и дёргать Канду за рукав куртки. – А после завтрака я обычно навещаю наших будущих новых друзей! – радостно известил Альма, допивая чай. – Пойдём вместе, Юу? Канда захлебнулся своим чаем и долго потом откашливался, передёргиваясь от того, что заботливый Альма старательно хлопал его по спине маленькой твёрдой ладошкой. …Да, всё было точно так же, как и девять лет назад: Альма расхаживал между дырок с еле видимыми на дне телами ещё спящих Вторых экзорцистов, называл каждого по имени, рассказывал им о своей жизни, о новом замечательном друге Юу, с которым ему, Альме, теперь будет намного веселее. А Канда наблюдал за ним, разглядывал тощую детскую фигурку, пытаясь разобраться в себе, стараясь понять, что это существо значит для него? Почувствовав его взгляд, Альма замолчал, обернулся к Канде и солнечно улыбнулся ему. Выражением лица он так походил на себя же из прошлой жизни, что у Канды чуть не свело живот. Да что такое… Если бы у них всё пошло хорошо… Например, они синхронизировались бы с Невинностями без проблем, стали бы экзорцистами… и что? Как Канда жил бы бок о бок всё это время с любимой женщиной, зная, что она совершенно не помнит его, и саму себя как женщину не воспринимает? И что между ними было, чёрт возьми, тогда, в прошлой жизни, до смерти? Они хоть любовью занимались? И может ли идти речь о том, что они моли бы делать это… Глядя на узкую спину Альмы и его стриженный затылок, Канда сглотнул. Дожили, он думает о потенциальном сексе с этим существом. Нет, всё, хватит!.. Если кто и может знать об их с Альмой прошлом, то это вся та учёная шайка. Но попробуй у них спроси… Может, как-нибудь проникнуть в главную лабораторию, поискать материалы? Должно же у этих маньяков быть досье на материал, блядь, с которым они работают? – …А завтра днём меня снова поведут к той крылатой штуке, Невинности, и велят с ней синхронизироваться, – улыбка Альмы, когда он рассказывал это очередной дыре в полу, несколько поугасла. – Я очень стараюсь, но у меня ничего не получается. Это больно, правда, потом я как будто засыпаю, но просыпаюсь – и мне снова больно. У Канды невольно кольнуло в сердце. Понимает ли Альма, что при каждом неудачном контакте с Невинностью он переживает клиническую смерть? А ему, Канде, тоже придётся завтра испытать на своей шкуре подобное. Роад – если это с ним устроила Роад – совсем не надо было напрягаться, создавая кошмары. Орден подчас ничем не лучше Ноев, только если в Ноях говорит их кровь, Орден всё делает в здравом уме и твёрдой памяти. А вообще – заебали и те, и другие, всех убил бы своими руками. В обед и вечером были всё те же идиотские занятия. Осторожности ради Канда делал вид, что не умеет считать и писать, и выказывал некое подобие интереса, когда ему объясняли, что он апостол, экзорцист, высокая миссия которого – спасти мир от злодея Тысячелетнего Графа. Канда всё ждал, когда же ему начнут рассказывать о Семье Ноя, пока не вспомнил, что широко известны серокожие ублюдки стали лишь после того, как Тики и Роад вступили в непосредственный контакт с экзорцистами, до тех пор все известные о них Центру сведения никак не афишировались. – Ты понял, Юу, чем опасен Граф, и почему с ним надо сражаться? – улыбающийся ассистент Эдгара, длинноволосый Лени, улыбаясь, наклонился над Кандой. На себя бы намордник надел, с тоской подумал Канда, выдавил из себя более-менее детскую улыбку и послушно ответил: – Граф хочет уничтожить мир и создаёт для этого акума. …Он в каком-то тёмном и очень холодном месте… Нет… Здесь нет крыши, лишь какие-то развалины, а Канда сидит, прислонившись спиной к треснувшей узорчатой колонне, а над головой сизое, словно предрассветное, небо. Сидит и сжимает в объятиях ледяное тело Альмы, и тело это рассыпается на части прямо в его руках. И Канда ничего не может с этим поделать. Да и зачем, Альма всё равно мёртв. Хочется есть и пить, и тело болит, испещрённое длинными змеящимися трещинами. Но в душе такая пустота, что она засасывает в себя все остальные эмоции и желания, оставляя лишь бледные тени их. Альма мёртв. А потом во мраке перед ним возникают две еле различимые фигуры. Канде не надо даже приглядываться через выступившие слёзы, чтобы понять: это маленький Альма и она, девушка из воспоминаний, уходят от него, держась за руки. Странно, разве они не единое целое? Или Канда видит Альму разъединившимся, потому что сам не мог принять его в нынешнем обличии как ту, кто рассказывал ему о лотосах, кто обещал ждать его вечно? Не важно. Они уходят, их больше не будет в его жизни. Никогда. И если это свобода от наваждений прошлой жизни, от безнадёжной и несбыточной его любви, то у неё слишком горький вкус… – …Иди в жопу, – буркнул сонный Канда, когда Рени Эпштейн потрясла его за плечо, чтобы разбудить. Лицо ассистентки вытянулись, и она кинула осуждающий взгляд на Эдгара. Чан только плечами пожал и обезоруживающе рассмеялся: – Не знаю даже, где он мог этого набраться. А днём Альму отвели на синхронизацию. Когда за ним пришли, он увлечённо рассказывал Канде о каком-то любовном романе, который стащил из рабочего стола Рени Эпштейн, и из которого подчерпнул много нового для себя об отношениях между мужчиной и женщиной. Увидев строгое лицо Тви Чан, он замолчал, слегка побледнел, но сжал зубы, кивнул, быстро спрыгнул с кровати и покорно дал себя увести. Канда проводил его ошарашенным взглядом. Как он раньше не обращал внимания, насколько Альма стойкий? И всё же… К такой невыносимой боли нельзя привыкнуть, её можно только терпеть. Но подобную даже терпеть не получится. Он слонялся по коридорам научного отдела, не зная, куда деваться, воображая себе разные жуткие картины того, что сейчас делают с Альмой. Сколько лет прошло, а его до сих пор дрожь брала при воспоминании о том, через что пришлось пройти за эти сто девяносто три дня с момента пробуждения до самой смерти Альмы. Какой-то молодой ассистент выглянул из лаборатории, окликнул его. Канда раскрыл было рот ответить ему, но тут услышал крик. Кричал Альма, без сомнений, орал так, что непонятно было, как у него голосовые связки выдерживают. Канда кинул дикий взгляд на учёного и рванул с места на звук голоса Альмы. Его перехватили перед дверью вниз, в огромный зал под лабораторией, где, как он смутно помнил, и проводились подобные опыты. – Отпусти, сволочь! – орал Канда, вырываясь из рук крепкого молодого мужчины. – Не смей меня трогать! – Юу, не мешай учёным, это научный эксперимент, – пытался тот успокоить некстати взбесившегося юного апостола. – Альме никто не хочет нарочно сделать больно… – А мне насрать, нарочно или нет! – взорвался Канда и умудрился лягнуть учёного в лицо. Далеко внизу Альма вскрикнул особенно надрывно. – Отпустите её! – заорал Канда… и обмер. Он даже перестал сопротивляться, хотя хватка молодого ассистента ослабла. – Юу… – в голосе его мелькнуло что-то, отчего Канда сжался. – Профессор Чан! – заорал учёный уже другим, почти истеричным голосом. Почти одновременно с ним внизу кто-то буднично заметил: – Сердце Альмы остановилось. Засекайте время! …Зачем здесь Ворон? За каким хером грёбаный Сирлинс Эпштейн позвал грёбаного Ворона, если Канда – слабый девятилетний мальчишка, который всего лишь ляпнул что-то не то? Даже если бы они догадались об всём – зачем? Или его сразу же после допроса заберёт с собой этот мудак в капюшоне? В прошлый раз же просто попытались убить… – Почему ты так сказал, Юу? Почему ты сказал «Отпустите её?» Ты говорил об Альме? Стоящая позади своего руководителя Тви Чан впилась глазами в Канду. Да они все, блядь, все эти учёные, затаив дыхание, ждали его ответа. Может, ничего не отвечать им? Не слишком ли много чести для горстки маньяков? Нет, нет, они не должны ничего заподозрить: Канда слишком слаб, чтобы сопротивляться им, если его снова решат усыпить. – Я не это хотел сказать, – хрипло отозвался он. – То есть ты просто оговорился? – с видимым облегчением спросил Эдгар. – Да, оговорился, – кивнул Канда. Но чёртов Сирлинс продолжал сверлить его своим совиным взглядом. Зачем же ты такой умный, сукин сын. – Скажи нам, Юу, а ты не чувствовал за собой ничего странного? – Типа чего? – угрюмо ответил вопросом на вопрос Канда. – Какие-нибудь видения, галлюцинации. Людей, места или события, которые, как тебе кажется, когда-то давно были в твоей жизни? – жёстко конкретизировал Эпштейн. – А что, должны? – парировал Канда. – Это следующий этап развития апостолов? Он с удовлетворением отметил, что Сирлинс на мгновение оторопел от его ответа. Но руководитель научного отдела почти сразу же собрался и отрезал: – Нет, как раз этого быть не должно. Если что-то подобное начнёт происходить с тобой или Альмой, – тут же дайте нам знать. – Нас будут лечить от этого? – не удержался Канда. К чести Сирлинса, ни один мускул на его лице не дрогнул. – Там видно будет, – отрывисто сказал он и поднялся с места. – Рени, пойдём. Ворон вышел следом за Эпштейнами, оставив с Кандой лишь супругов Чан, и экзорцист почувствовал облегчение. Ни Тви, ни Эдгар не вызывали у него такой тревоги, как руководитель научного отдела.