Несколькими солар-циклами ранее
После совещания Блерр остался, потому что рассыпал датапады. А рассыпал он их, потому что отвлекся на абсолютно не подобающие агенту мысли. Увы, никакая квалификация не спасает от воздействия, которое оказывает голос шефа разведки на аудиодатчики. А еще – его спокойная жестикуляция и выверенная мимика. Лонгарм Прайм завораживал Блерра выдержкой, поведением, проявлениями ума и внимательности на каждом брифинге. Он был примером, которому хотелось следовать, опытным специалистом, чьи приказы приятно выполнять... А еще мехом привлекательным, но недосягаемым. О, это особенно, порой нестерпимо больно! Блерру стыдно было сосредотачиваться на своих мыслях, поэтому он проскакивал сквозь них как можно быстрее. Сквозь все неуместные фантазии, от которых масло теплело в трубках. Сквозь мечты подняться по карьерной лестнице от курьера-наблюдателя, мечущегося с точки на точку, до, может, секретаря или... Какой из него секретарь? Он вот все раскидал случайно, разнервничавшись на пустом месте. Шеф не рассердился. Он, казалось, погрузился в размышления, и Блерр украдкой на него косился. Лонгарм Прайм обхватил ладонями локти и смотрел сквозь стеклопласт на шпили Аякона. Руки у него были крупные, с широкими ладонями. Блерра – небольшого меха с гоночным альтмодом – они могли бы обхватить в два счета. Заглушки на форсунках поджимались от одной мысли. Нет-нет-нет, маслом запахнет – и будет совсем неловко! Так вкрашиться в собственного шефа надо было умудриться. Блерр и сам понимал, что если это всплывет, его куда-нибудь переведут от греха подальше, поскольку неудобные инциденты никому не нужны. Производительность и беспристрастность – столпы разведки. Так что Блерр ни с кем и никогда не обсуждал свои чувства, а с коллегами избегал даже просто говорить про Лонгарма Прайма. К счастью, те считали Блерра чудаковатым и слишком неусидчивым для тусовок в отделе. Не обижались, но и не набивались в друзья. В партнеры тоже – кажется, все решили, что с его интенсивностью энергообмена скорее порты спалишь, чем грузанешься, и обходились приветствиями и прощаниями. Ну, и обсуждением отчетов, если требовалось. Автоботская разведка под руководством Лонгарма Прайма была слаженной командой. Каждый хорош в чем-то своем. Личное все с охотой и профессионализмом отодвигали на второй план. Блерр тоже старался. Неистово старался. Он работал на износ, чтобы заслужить поощрение на планерках, и снова подрывался на задания, потому что в этом круговороте дел, каждое из которых он еле поспевал выполнять, получалось замаскировать подобострастное желание услышать теплоту в голосе Лонгарма. Тот и правда ценил квалифицированных агентов. Увы, он не расщедривался на личностно окрашенные эмоции. Впрочем, фантазии это не мешало. В свободное время – ненавистное время – Блерр представлял несусветные вещи. Которые не могли произойти. Которые неправильно и мерзко было представлять. От которых он тащился и подмокал – а потом стыдливо отскабливал пленку масла с изнанки паховой пластины. Ведь у Лонгарма Прайма такие гибкие и длинные руки. Он может оплести Блерра и прижать к честплейту, обездвижить и вместе с тем погладить по антеннам, пропустить пальцы между ног – и при этом ни одного свободного от давления фрагмента брони не останется. Представляя, каково извиваться в руках Лонгарма, Блерр не раз стирал до трухи покрытие платформы в кварте. После такого тяжело сдерживаться на совещаниях, когда эти самые руки перед ним сцеплены в замок, а крупная голубая оптика ровно горит под красным кругом в центре шлема. Блерр едва на месте не вертелся. Подозрений он пока на себя не навлек, благо шеф наверняка тоже считает его немного дерганым... ну и ладно. В укор самому быстрому сотруднику разведки неусидчивость никто не ставил. Лонгарм Прайм всегда говорил негромко и ровно. Выражение опасений или благодарности незначительно меняло тембр. Но, слушая его, Блерр представлял, как гулко звучал бы голос, если бы он прижимался в этот момент к топливному баку Лонгарма. Он всегда много энергона сжигает, так что подпитка во время интерфейса – неотъемлемая часть. И самая интимная для него. Он мог бы... глотать. Вылизывать горловину. Обвить его шланг вокруг собственной шеи, чтобы ощущать пульсацию. Эта фантазия не отпускала Блерра, надежно поселившись рядом с объятиями шефа. Конечно, в фантазиях он всегда сосредотачивался на собственных перезагрузках. Так ему удавалось ребутнуться в одиночестве на своей платформе. Всерьез он никогда не собирался подкатывать к шефу, ни в коем случае. Он даже боялся оказаться наедине и что-нибудь не то сморозить! Поэтому сейчас он, едва собрав датапады с пола, поспешил прочь. Один, к несчастью, упал снова, когда Блерр рванул к двери. Он развернулся и обнаружил, что Лонгарм, не отойдя от обзорного окна, подобрал оброненное и протянул ему. Руку ему пришлось вытянуть почти вдвое. А еще – отвлечься от вида. – Спасибо-сэр! – выпалил Блерр, стараясь не пялиться на ладонь, оказавшуюся так близко. Лонгарм Прайм кивнул. Фейсплейт у него был округлый, заключенный в сплошной ободок шлема. Массивная, воплощающая надежность плечистая фигура… И все же непоколебимый шеф разведки выглядел сейчас более задумчивым, чем обычно. Словно брякнувшийся об пол датапад отвлек его от тревожных размышлений. – Что-то-не-так-сэр? Лонгарм покачал головой: – Не берите в процессор. – Я-могу-что-нибудь-сделать-для-вас? – спросил он раньше, чем подумал, как это неуместно. Он получил бы приказ, будь в этом необходимость? Теперь он тратит время Лонгарма Прайма на пустой треп. – Едва ли, – отозвался тот. – Я опечален плохо пошедшей операцией, но не вашей, Блерр. На совещании о неудачах отдела не прозвучало ни слова. Блерр выдал удивление негромким гудением. – Тайной операцией, – пояснил Лонгарм. – Но пока рано делать выводы. – Я-уверен-ваши-агенты-справятся-отлично! Лонгарму Прайму вряд ли нужно утешение. Он ведет себя как дурак. Блерр тревожно покрутил переступил с ноги на ногу. Ему хотелось сбежать и вернуться к понятным обязанностям и однозначно запретным мечтам, но разговор уже начался. И шеф отвечал: – Не всегда агент в силах повлиять на сложившиеся обстоятельства. К сожалению. Есть миссии, успех которых зависит от ваших сил. От феноменальной скорости, – тут мотор Блерра возбужденно застучал, и пришлось насильно сбросить обороты, – пробивного характера, – это он о Клиффджампере? – или оперативного перераспределения ресурсов, – рука легла на честплейт, показывая, что Лонгарм говорит о себе. – Но еще есть порядок. И если нам, агентам автоботской разведки, приходится столкнуться с тем, что диктует закон, мы следуем закону. Взгляд Блерра во время его монолога расфокусировался. Он невольно засматривался красным огоньком на шлеме шефа. Тот гипнотически ровно горел и, казалось, был обращен к Блерру так же, как и оптика. Коллеги строили теории, что это сканер, благодаря которому Лонгарм Прайм видит собеседников насквозь. Еще один повод нервничать! – Разве-закон-может-создать-проблемы? – осмелился он, обнимая и прижимая к себе датапады. – Когда мы живем в мирное время – нет, безусловно, – Лонгарм наконец вернулся к столу. Блерр едва удержался, чтобы не выскочить из его тени. Они беседуют. Нельзя так трястись, это невежливо. И палевно. Какие же потрясающе гибкие у него части корпуса! Даже когда он небрежно складывал руки на спинку кресла, он задействовал больше сочленений, чем обычный мех. – Вы-так-говорите-будто... – Предположим, есть мех. Законопослушный мех, пользующийся доверием Высокого Совета. Квалифицированный специалист по космическим мостам. «Ассемблер», – сразу же догадался Блерр, но перебивать не стал. Шеф, не двигая руками, развел только кистями. Блерру хотелось бы потрогать его суставы. Они очень подвижные, да? Ржа, он не должен думать об этом сейчас! – Мой тайный агент уверен, что он связан с преступной группировкой, планирующей нанести предательский удар по Кибертрону. По нашему обществу, живущему в мире… – Де-де-десептиконами?! – все-таки вырвалось у Блерра. Он живых десептиконов никогда не видел. Элитная гвардия и другие военные подразделения Кибертрона разобрались с Мегатроном и его приспешниками миллионы звездных циклов назад. Те канули в небытие. Но что-то подсказало ему, что Лонгарм Прайм не стал бы говорить о пиратах или органиках, используя такие выражения. – Не говорите, что вас это удивляет. – Нет-что-вы-я-ко-всему-всегда-готов-сэр! – обеспокоенно воскликнул Блерр и чуть не растерял датапады снова, вытягиваясь по струнке. Те норовили проскользнуть между руками. Его строение не так совершенно, как у шефа. Он не растяпа, нет, но... он точно не сконструирован для возни с датападами. Гарантированно! Зато он может мчаться быстрее любого кибертронца, он юркий, неуловимый, у него хорошая память, он… Он никогда не участвовал в настоящих военных действиях, не стрелял иначе, чем из станнера, и не мог представить, что десептиконы все еще существуют. – У вас немного другие уровни допуска, агент Блерр. Но рано или поздно вас бы я тоже посвятил в нашу основную проблему, поэтому... – он, похоже, задумался, не выгнать ли слишком любопытного подчиненного вон. Блерр приостановил вентиляцию. Но шеф решил, что он заслуживает искреннего ответа. – Мы не говорим о ней на совещаниях, поскольку те протоколируются, а к отчетам имеют доступ архивисты Высокого Совета. Это значит, что записи могут похитить и использовать против нас, – Лонгарм крутил пальцем в воздухе, как будто наворачивал тонкую проволоку на него. Блерр едва сдерживался, чтобы так же не вертеть головой. – Вы-вы-вы-так-говорите-будто... – Мира, который мы все стремимся поддерживать, не существует? – Лонгарм кивнул. – Его не существовало, когда я еще был только курсантом. И прежде. Десептиконы с момента своего основания не прекращали действовать. Сейчас они не нападают на автоботов. Не обнаруживают себя. Но война идет, Блерр. Тот озадаченно хлопал ртом, слушая. – Нам кажется, что мы победили, однако война продолжается. Десептиконы всегда ищут лазейки. Обманывают, подкупают, проникают повсюду. И мы зачастую не можем просто поймать и арестовать их. – Но-почему-сэр? – Вы сами понимаете, агент Блерр. Разумный лазутчик не станет обнаруживать себя. Не оставит следов. За это время десептиконы научились скрываться и маскироваться не хуже нас с вами. Они тоже профессионалы, этого нельзя забывать. И для них война все еще идет, они вынуждены совершенствоваться ради единой цели – противостоять нам, – пока мы решаем множество разных задач. Чувствуете трагический дуализм, агент Блерр? Они воюют с нами, а мы не можем отвечать методами, принятыми в военное время. Доверительный тон и в то же время серьезность держали Блерра в напряжении. А еще Лонгарм Прайм назвал его профессионалом. – На-на-например? – Убивать предателей? – Лонгарм вдруг усмехнулся, когда Блерр изумленно расширил оптику. – Не беспокойся. Когда доказательства появятся, мы арестуем его. Быть может, и ты в этом примешь участие. Тогда его будут ждать суд и наказание, все по правилам. – Но-вы-боитесь-то-есть-вы-опасаетесь-то-есть-вы-думаете-что... – сбивчиво, путаясь в словах, затараторил Блерр. – Что может быть поздно? Ассемблеру поручили проект несколько солар-циклов назад. Он получил все доступы, привел свою команду. Возможно, уже поздно. Но я не могу раскрыть своего агента в группировке десептиконов, осветив подозрения. Даже если мы спасем проект, то навредим долгой, кропотливой работе, которую он ведет в стане врага. Придется выждать, – он сделал паузу. – Порой мне кажется, что война никогда не закончится на самом деле. Она началась еще при моем предшественнике, Хайброу Прайме, и все еще не отпускает нас. Это было непопулярное мнение. Блерр служил в разведке с тех пор, как закончил Академию, и за это время он ни разу не стоял перед таким сложным выбором, который описывал Лонгарм Прайм. То есть, конечно, он всего лишь исполнитель. Он делает, что ему приказывают. Но слова о войне взбудоражили его сильнее, чем несколько циклов назад – нелепые фантазии о близости с шефом. Лонгарм Прайм вынужден выстраивать и держать в голове непостижимые, с точки зрения Блерра, схемы действий агентов. Блерр умел анализировать данные: из слов шефа следовало, что Высокий Совет не принимает его подозрения всерьез. Лонгарм ведь наверняка пытался предложить другого претендента на проект усовершенствования космического моста? И его не послушали. Выходит, кибертронцы – как и Блерр до сих пор – думают, что живут в мире. А на самом деле десептиконы все еще подстерегают их повсюду. – Ничего-нельзя-сделать? – занервничал он. – Проследить-вычислить-задержать-до-выяснения?.. – Наша с вами служба устроена сложнее, вы знаете. Нельзя нарушать другие процессы. И подводить наших сотрудников, работающих под прикрытием... – Лонгарм отпустил спинку кресла. Его жесты были медленными и тяжелыми. Под маской невозмутимости он явно нервничал сильнее, чем хотел показать. – Забудьте об этом разговоре, агент Блерр. Я ведь могу на вас положиться? – Да-конечно-разумеется! – выпалил тот. – Всему свое время, – добавил Лонгарм Прайм, сплетая руки перед собой под пристальным нервным взглядом Блерра. – Я разберусь с проблемой, не сомневайтесь. Даже если не случится ничего, что упростило бы задачу. Но спасибо вам за понимание и готовность помочь, агент. Иногда этого не хватает в служебных протоколах. Возможно, именно тогда Блерр решил, что готов убить за своего босса.1
21 ноября 2019 г. в 01:25
Энергоновая лужа расползалась под головой Ассемблера. В ее очень условном центре темнела оптика. Блерр, падая, ладонью уперся в раздробленный фейсплейт, и на линзе тоже теперь мерцало розовое пятно. На месте правой оптики, да и всей половины фейсплейта, лежал диск противовеса, из центра которого торчал обрывок металлического троса. Сорвавшись с автокрана, диск врезался в шлем Ассемблера, промяв аккуратный полукруг прямо по линии подбородка, и превратился в гигантский стальной монокль, вокруг которого искрила остаточным электричеством поврежденная проводка.
Конечно, диск не сам по себе так точно раздавил Ассемблеру половину головы. Будь авария случайной, ему бы просто прилетело по макушке. Блерр направил движение, оплавив трос заранее. Он надеялся, что силы удара хватит для мгновенного убийства. Увы, хотя диск сразу вошел глубоко, Ассемблер не умер. Экстренный протокол заблокировал сервоприводы, так что он даже не упал. И левая оптика еще горела, когда Блерр, запаниковав, выскочил из укрытия, врезался в его корпус и уронил на спину.
Теперь Блерр, интенсивно вентилируя, сидел на поясе Ассемблера, то сжимая, то разжимая кулаки. Он делал это так быстро, что с пальцев разлетались розовые брызги. Грудной отсек Ассемблера выглядел так, будто его драли дикие твари. Блерр был в отчаянии. В чужом энергоне. Руки оцарапаны по локти, а хлопья его активной краски смешивались с потоками чужого топлива, обтекая инсигнию автоботов.
Как же он наследил. Агент разведки! Позор! Чем он думал? По обрывку троса можно высчитать мощность переплавившей его установки. По ранам на корпусе – понять, какого размера мех бил. Из оперативной памяти, хранящей последние наноклики, вытянуть перепуганный заляпанный фейсплейт убийцы. Блерр бы расследовал это дело в два счета!
Шлак, шлак, шлак. Конечно, он убивал впервые. Конечно, он знал, что это непросто – дезактивировать меха. Особенно с такой броней, как у Ассемблера; строители усиливают ее как раз затем, чтобы их случайно не пришибло слетевшим противовесом... И все-таки Блерр только сейчас увидел, сколько всего должен был предусмотреть! А он поспешил. И слишком испугался, чтобы хорошо справиться. Бездарное, импульсивное покушение закончилось не быстрой смертью Ассемблера, как он планировал. Ассемблер оказался парализован, но жив; хрипел и дергался под Блерром, а тот – легкий, а потому подскакивающий высоко в воздух с каждой новой судорогой жертвы, – отчаянно лупил по честплейту, надеясь лишить искру питания. Пока тот наконец не сдох.
Шланги свело. Запах стоял невыносимый. Возможно, часть брызг Блерр и вовсе незаметно для себя проглотил?
– Всеискра-как-же-я-попал, – повторял он, пялясь на пролитый энергон. Лужа становилась бескрайне широкой, и он бессознательно тонул в ней. – О-Всеискра-как-же-я-попал!
Ужас перед собственным поступком – он убил другого автобота, впервые убил за все время службы! – подталкивал его бежать. Истощение, нахлынувшее после вспышки безумной работы кулаками, – свернуться прямо на дезактиве и смириться с тем, что следующая смена обнаружит его вместе с убитым. Однако он встрепенулся, когда, поддавшись отчаянию, уткнулся лбом в развороченный честплейт. Сдаться и покаяться мгновенно показалось идеей куда более страшной, чем совершить преступление.
Он же ужасно подставит Лонгарма, если даст показания! Между Праймами всегда высокая конкуренция, а тут – под крылом у шефа разведки работал маньяк, превратно толкующий приказы и позволяющий себе убивать без суда и следствия... Лонгарма могут обвинить в том, что он потворствовал Блерру. Или даже – в том, что он отдал тайный приказ избавиться от меха, не набрав достаточно доказательств его вины! Это станет концом его карьеры. Его работы. И все из-за Блерра.
Он уже тысячу раз пожалел, что осмелился на это безумие. Хотя – ведь больше некому? А Лонгарм говорил с ним о войне... О войне! Кибертрон жил в мире со времен исчезновения Мегатрона, но десептиконы всегда искали лазейки. Раз для разведки война не закончилась, как сам Лонгарм Прайм сказал… Блерр не мог допустить, чтобы тайны космических мостов достались врагу.
Лужа энергона, сбитая краска и вкус смерти в магистралях. Нужно собраться с мыслями и перестать дергаться. Блерр ведь разведчик! Он взломал камеры и подчистил журналы, фиксирующие электронные метки, прежде чем сюда проникнуть. Осталось так же незаметно исчезнуть.
– Думай-думай-думай, – повторял он, судорожно анализируя место преступления.
Нужно сжечь здесь все. И автокран, чьи части стали орудием убийства, и дезактив. Проект по усовершенствованию космического моста передадут кому-то еще – меху, преданному идеалам автоботов, – и все будет хорошо. Никто не догадается, что это он. Он вообще никак не связан с этим местом!
Лонгарм… Лонгарм Прайм тоже не должен узнать. Он дал понять, что собирается следовать закону. Блерр пошел против него. Но он не знал, как еще помочь. Он раньше и не представлял, что способен на убийство! Подумать не мог, что ему в проц придет прошибить кому-то шлем! И что при этом будет столько энергона…
Если кто-то сейчас увидит его над честплейтом Ассемблера, то подумает, что маленький гонщик только что прорвал себе дорогу наружу из здоровенного конструктобота.
– Плохо-плохо-плохо, – взгляд метался в поисках горючего, которое обеспечит стремительное возгорание и долгий пожар. Блерра трясло. Он перебирал пальцами в воздухе, как будто все еще бессистемно вырывал чужие трубки и кабели.
Ассемблер – крупный мех. Пришлось навалиться на него, чтобы дотянуться до жизненно важных деталей. Забраться глубоко внутрь. Сжимая каждую новую магистраль, Блерр надеялся, что она – последняя. Что голубой свет в заляпанной розовым оптике погаснет. А Ассемблер все ворочался и ворочался. Хрипел. Его насос гнал энергон, и из порезов тот бил фонтанчиками в неудачливого убийцу.
Блерр, оставляя за собой след из капель, добрался до автокрана и с четвертого раза пробил наконец подобранной арматуриной топливный бак. Он старался не смотреть на Ассемблера, но бормотал, что ему жаль, и что такого больше не повторится.
Хотя ему не было жаль. Да, он испытывал отвращение и ужас. Он испугался самого себя, а еще больше – последствий своих не до конца обдуманных действий. Однако еще он осознавал, что поступил правильно. Крайне непрофессионально… но если его поступок хоть немного облегчит шефу работу, то оно того стоило. Так ведь?
Машинное топливо, на котором работала безыскровая техника, смешивалось с энергоном. Блерр, подскакивая на одном месте, обтирался ветошью, брошенной кем-то в салоне автокрана. Ему казалось, что капли въелись в него намертво, что пальцы теперь всегда будут розовыми, а не голубыми. Но надо было спешить, и он спешил.
Он всегда спешил.