Скоро

Он долго стоит перед шатром, не решаясь войти. Сколько лет прошло? Десять? Или уже все пятнадцать? Давно уже перестав быть тем забитым, тихим ребёнком, сейчас он снова чувствовал его внутри и никак не отваживался на первый шаг. Не думалось, что будет так сложно просто дернуть за ткань и оказаться внутри. А если его не вспомнят? Выгонят? Не поверят? — Ну че ты встал на проходе?! — кто-то грубо пихает в спину. — Ты либо заходи, либо вали уже отсюда. Шпиен, что б тебя, — фыркнул недовольный человек, прежде чем скрыться в шатре. А он отошёл и стоял дальше. Пять, десять минут… — Ты же решительный. Ты же решительный! Куда, черт возьми, делась твоя решительность?! — и книги с пустыми на первый взгляд страницами летят с комода на пол. Из-под них еле успевает с громким мявом выпрыгнуть кошка, чтобы, выпрыгнув из окна, скрыться в темноте ночи. — Пшшшла прочь! — доносится ей вслед срывающийся крик. Будто человек вложил в него всю злость. За всю ночь он не смыкает глаз. Битва долгая. Изнурительная. Своих больше, свои побеждают. Но нападение произошло раньше, чем все думали, да ещё и со всех сторон. Окружение разорвали быстро. Самые большие потери пришлись именно на время прорыва. Он тоже должен был быть там, но его отбросило, кинуло куда-то в середину оцепления. Тут было относительно безопасно: враги сюда почти не добирались, а если и появлялись, расправлялись с ними моментально. И ему было стыдно, что он здесь, что он трусливо прячется за спинами других, хотя должен помогать в прорыве. Однако желания вернуться в то кровавое месиво не было никакого. Он человек. Решительный. Но не смелый. Двое суток. Или трое. Он не считал. Его в какой-то момент утащило на передовую, и сейчас он, пошатываясь, возвращался обратно. В центр. В лагерь. Страх боролся с усталостью. Она не давала нормально мыслить и видеть, оберегая все ещё юное сознание от ужаса окровавленных тел лошадей и людей; окутывала своими обманчиво тёплыми объятиями и валила с ног. — Магам пришлось несладко… мы долж… — не успев договорить, человек заходится в кашле. Свистяще вдыхает, прикрывает глаза и снова открывает рот, чтобы начать говорить, но… — Молчи, милый. Молчи, — тонкие женские пальцы прикладывают к его губам платок. На ее глазах блестят, как драгоценные камни, слезы. Сильная женщина, не даёт своему голосу надломиться. Такая же сильная, как и ее мужчина, который бесстрашно вёл вёл в бой солдат, а теперь, такой беспомощный, лежал в ознобе. Недавно сменённый бинт на груди уже снова пропитался кровью. —…три. Тяжелая ткань отходит в сторону. В палатку проникает прохлада, тусклый пока ещё свет рисует на устланной коврами и шкурами земле трепещущий силуэт. — Здравствуй, — и голос надломленно дрожит. На него устремляются две пары глаз. Человек в бинтах присматривается, молчит. Женщина напугана, но держится. — Открой… открой пошире… — стоящий под пологом послушно одергивает ткань сильнее. Две тонкие ветви, появившиеся из земли, оплетают замысловатыми узорами вход в палатку, держат ткань. По лицу тяжелораненого пробегает улыбка. Он тяжело поднимается, медленно идёт, подволакивая одну ногу. Его женщина рядом. Поддерживает. — Мелкий… Алек… выжил, — и рыжий воин смеётся, раскрывая объятия. Он рад. Он счастлив. Даже победа отходит на второй план — Алек, этот слепой доходяга, не умер от простуды. Выжил. Заимел себе новую маску. Сражался наравне со всеми и пришёл повидать старого друга. По щекам Алека бежали слезы. Он не знал, что сказать. Хотелось говорить так много и долго! Но они стояли молча. — Первое утро после войны, — втроём они смотрели, как тяжело поднимается солнце над горизонтом. Оно не осветило лагерь. Ему было будто стыдно смотреть на кровавую расправу, учинённую людьми, и поэтому оно закрылось тучами. Небо плакало вместе со всеми скорбящими. Дождь смывал кровь с изуродованных тел, скрывал слезы. Гром заглушал стоны умирающих, крики тех, у кого на руках умирал сын или отец, брат или друг. Балин ушёл тихо, под эту грозу, минут через десять после того, как снова лёг. Закрыл глаза… и уснул. Навечно. Алек был рядом. Его рука сжимала руку друга, а губы все шептали «спасибо». — Я уже спасал тебя… Тогда ему было рано, — тихо произнесённые слова были обращены одновременно и к воину, и к его женщине. — А теперь… его долг выполнен. И время пришло. Он удалялся под шум дождя. Постепенно капли редели, а гром откатывался все дальше и дальше. Вот и молния сверкнула последний раз. А вот упала последняя запоздалая капля, скатываясь откуда-то с листа дерева. Скоро тучи рассеются. Скоро выглянет солнце. И начнётся новый день. Новая жизнь. Наступит тёплое, светлое будущее. Скоро.